Мумия Ильича. Книга первая

Александр Черенов

«Эх, встал бы ты да посмотрел на то, что творится вокруг!» Так говорим мы, расписываясь в собственной беспомощности и не полагаясь на современников. И вот один из «адресатов» встал. Прозевав воскрешение Ленина, Кремль осознаёт угрозу и пытается исправить «историческую ошибку». Неожиданную поддержку своим планам он находит у лидера коммунистов: у того – свои причины не восторгаться воскрешением вождя. Ну, а Ленин возглавляет «здоровое ядро партии». Ситуация напоминает октябрь семнадцатого…

© Александр Черенов, 2020

ISBN 978-5-0051-5678-5 (т. 1)

ISBN 978-5-0051-5679-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

— «Бурлил Дом народов!»

Молодой человек насмешливо оглядел почтительно-сонные лица делегатов очередного внеочередного съезда партии. Звали молодого человека МНС. К младшим научным сотрудникам он не имел отношения: инициалы МНС были родом из «Ф.И.О.» и «Молодёжная Наша Смена» «в режиме экономии». Так Председатель ЦК ПКР — Партии коммунистов России — именовал руководителя молодёжной секции ЦК. Вначале — ласково, доверительно, почти отечески. Позже — со снисходительной усмешкой напополам с тревогой. И, наконец — с неприязнью и даже страхом: у МНС «прорезался голос», а с ним и взгляды. И те, и другие, по мнению Председателя — ревизионистские. «В редакции» МНС Председатель оказывался не «верным учеником», а «соглашателем» и «имитатором». Первого «титула» глава ПКР удостоился за сотрудничество с режимом, второго — за «борьбу» с ним.

И ведь МНС не ограничился кулуарами: «оценочные суждения» пошли «в свет». Больше всего Председателя огорчало то, что отдельные несознательные элементы — числом не меньше половины списочного состава — посчитали нелестную оценку заслуженной. А всему виной была «политическая безграмотность масс». Обвинённый в беспринципности, Председатель был принципиальным сторонником «эволюционного пути революции». Он так прямо и заявил: «Россия исчерпала лимит революций». Значит, оставалась только эволюция. Не все смогли понять и принять этот «вклад в марксизм-ленинизм». А некоторые — и вовсе не захотели: ни понимать, ни принимать.

Несмотря на происки отдельных лиц, Председатель остался верен принципам. Эту верность не поколебала даже «экстремистская» интерпретация её как беспринципности. Критики не хотели учитывать то, что принципиальность руководителя ПКР определялась не одними лишь теоретическими воззрениями, но и влиянием опять разлагающегося капитализма. Продукт разложения оказался настолько токсичен, что отравил последние остатки сознания Председателя, и без того далеко не большевистского. Мир — в лице режима — выставил против человеческой природы лидера ПКР столько искушений, что тот не смог устоять. Даже, если бы и захотел.

И то: телевидение, радио, пресса, кресло заместителя Председателя Госдумы, личные и служебные авто, квартира в столице, дача под ней, счета, от которых посасывает под ложечкой! При таком неравенстве сил не мудрено было не устоять. Но Председатель, хоть и «пал в неравной битве» — а не за «здорово живёшь». Он не «за зря» «позиционировал» себя марксистом. Правда, другие как-то не усматривали сходства. Председатель знал причину этого: практика бытия. Точнее: практика его личного бытия. Она постоянно вступала в противоречие с теорией классиков. Нет, те были не виноваты: не могли же они предвидеть всего. Всего того, что «обрушится» на Председателя. Значит, нужно было привести учение в соответствие с требованиями времени.

Председатель так и сделал. Чтобы сгладить некоторые разногласия с Марксом и Ко, он творчески развил их взгляды. На некоторые вещи пришлось взглянуть по-новому — и в ту сторону, куда «отцы» и не смотрели. Например, в сторону эволюции — не отказываясь при этом от некоторых «ингредиентов».

Так на свет появилась «оригинальная» теория «эволюционного пути революции». Революционной оставалась цель: приход к власти. Но достигать её предполагалось исключительно мирными — и «где-то даже» легальными — средствами. А эта «форма революции» всегда предполагает сотрудничество с режимом «по отдельным вопросам». И — не только в плане усыпления его бдительности. Режим должен был сам себе копать могилу. А контактами с ним — как полагал «эволюционный революционист» — и обеспечивался надлежащий контроль «за ходом земляных работ».

Трудно сказать, верил ли Председатель в это обоснование или «оправдывал несовпадение взглядов» — но массам было предложено именно оно. Расчёты «практикующего теоретика» оправдались только частично. Теория оказалась слишком оригинальной для того, чтобы быть принятой всеми — да ещё с восторгом. Ну, вот — такой у нас народ: с ригидным мышлением. Не способен, понимаешь, к решительному отказу от взглядов, не только не подтверждённых жизнью, но и противоречащих ей. Имелась в виду, конечно, жизнь Председателя.

Нет, основная масса… руководящих лиц восторгнулась. Но нашлись и «идущие не в ногу». Особенно — среди «подрастающего поколения». Пришлось воспитывать товарищей. С использованием метода «демократического централизма». То есть, задействуя личную несгибаемость «пожизненного марксиста» в деле «выпрямления кривизны и уклонов посредством сгибания в бараний рог». Всех «идущих не в ногу».

Но — увы! Увы — в смысле: «всех не перестреляешь». «Паршивых овец, портящих стадо», оказалось количеством значительно больше одной. И этими «овцами» выступили, к неприятному изумлению Председателя, МНС и его немалочисленная команда. А ведь он так пестовал, так обхаживал, так обкладывал этого «опасно перспективного товарища»! И что — в итоге? Никакого почтения — а, как апофеоз: нехорошие разговоры. На тему несоответствия Председателя занимаемой должности. А уже отсюда — никакого почтения к демократическому централизму в редакции Председателя: «приказы не обсуждаются».

Оказалось, что обсуждаются. Да, ещё, как: уже который месяц функции кулуаров исполняла вся ПКР! Нездоровые мысли МНС не способствовали оздоровлению взглядов партии на теорию «эволюционной революции». Они подрывали не только доверие лично к Председателю, но и курс на завоевание власти демократическим путём и решительную борьбу с режимом… в креслах Государственной Думы.

Ситуация не улучшалась — но, верный принципу эволюции: «может, само рассосётся?», Председатель не стал заострять вопрос. Он счёл целесообразным лишь слегка пройтись по «горячим головам», которые, «в силу юношеского максимализма», ещё не научились ни Марксу, ни Ленину, ни ему, Председателю. Пока «горячие головы» не предполагалось наделять фамилиями. Председатель ещё надеялся на то, что МНС правильно воспримет этот «жест» — и по доброй воле исполнит возвращение блудного сына. С подписанием акта о полной и безоговорочной капитуляции. Разумеется, в торжественной обстановке: стоя на коленях. И мир будет восстановлен. Или, хотя бы — перемирие. А за это время Председатель успеет подготовить молодёжной смене… другую смену. Ну, так, как это и полагается во взаимоотношениях между товарищами по оружию…

Поэтому объявления войны пока не предполагалось. И не только войны: даже «культурной революции в отдельно взятой ПКР». Председатель решил провести съезд в точном соответствии с регламентом: намёки в адрес анонимных сил, покушающихся на единство, заверения в наличии означенного единства и готовности восстановить его, не сходя с трибуны. Подобное «единство и борьба противоположностей» было не случайным. Председатель решил на всякий случай использовать рецепт слона-живописца из басни Михалкова. Ну, чтобы каждый из делегатов нашёл себе довод по душе.

Но по причине этого «компота» весело в зале было недолго: отчётный доклад начал вовсю соответствовать себе. И МНС заскучал. И не он один: вскоре компанию ему дружно составлял весь зал. Разница заключалась лишь в мимикрии. МНС был честнее, а старшие товарищи — опытнее. Но скучали они ничуть не хуже. Особенно заметно это становилось тогда, когда Председатель взывал к Марксу и Ленину. «Старшие товарищи» были больше практиками, чем теоретиками. Нет, не по части решительных действий на баррикадах: борьба с антинародным режимом давно уже приняла новые формы. Теперь отъём награбленного у народа производился исключительно Председателем — и исключительно в стенах Администрации Президента. Оживиться делегатам ещё только предстояло. Тогда, когда Председатель начнёт докладывать об итогах борьбы с Главой Администрации за увеличение бюджета партии и её отдельных, наиболее видных членов.

Скучающий взгляд МНС скользил по головам «соратников». Ему слепило глаза. Не от блестящих умов: от лысин. Пейзаж из «светлых голов» не бодрил. Его не оживляли даже отдельные факты растительности на отдельных головах. «Героическое поколение» явно не спешило передавать эстафету.

— Страна подошла к краю гибели! — в очередной раз похоронил режим Председатель. — Увеличение объёма в физических показателях — лукавство антинародного режима! Спад производства достигнут повсеместно. Сейчас я вкратце ознакомлю вас с отдельными цифрами…

Аудитория тут же ушла в подполье: знакомство предстояло не краткое и не с отдельными цифрами. «Убиение» цифрой являлось одним из «коньков» Председателя. И эту процедуру он исполнял как магический ритуал — без пропусков и сокращений. Удивляло только одно: кого вразумлял этими цифрами глава партии? Кого убеждал? В зале не было не только ни одного гостя от антинародного режима — за исключением «товарищей с Лубянки» — но даже ни одного представителя средств массовой информации. А свои знали эти цифры, если не как «Отче наш», то как «Вставай, проклятьем заклеймённый…». И знание это никак не способствовало наступлению «революции эволюционным путём».

Нет, цифры были хорошие, правильные. Они «отражали» и «демонстрировали». Но ни на положение власти, ни на положение ПКР они никак не влияли. Не только в настоящем, но и в обозримой перспективе. А в необозримую и заглядывать не стоило. По причине её необозримости. Не впечатляли эти цифры и массы — в те редкие случаи, когда они фрагментами доходили до них. И дело — не только в «пропускной способности»: масса стала иной. Она поднялась на новый уровень, опустившись, ниже некуда. Её теперь больше интересовало место сборной в рейтинге ФИФА, чем своё место в жизни. Потому что масса была дитятей… нет: продуктом демократии.

Квалификация масс стала ещё одним «общим местом» в речах Председателя. Он клеймил их «пиплом хавающим», «маргиналами», «полускотами», «быдлом» и «даунами». И не всегда эти определения использовались «подпольно», среди «своих». Часть их шла в эфир «в оригинальной упаковке».

Завсегдатай трибун и экранов, Председатель не изливал душу. Он предлагал дополнительное объяснение — а заодно и оправдание. Ссылка на «некондиционность» масс прямо указывала на «стрелочника». Ведь «спасение утопающих — дело рук самих утопающих». А, если утопающий не хочет, чтобы его спасали, то… хвала спасателям. Даже в тех случаях, когда они никого не спасают. За что хвала? Ну, хотя бы за то, что они готовы спасти — да, вот, объект не готов «к сотрудничеству».

Это, объясняло, если не всё, то многое. Например, то, что «а воз и ныне там» — несмотря на магические заклинания и очередное «загнивание капитализма». Классическое отсутствие революционной ситуации: низы не готовы! А это, в свою очередь, означало то, что первейшей задачей ПКР является доведение масс до готовности. То есть, занятие работой будничной, кропотливой, рассчитанной на долгие-долгие годы. «А за это время или ишак подохнет, или шах умрёт!» Последнюю фразу Председатель тактично лишь подразумевал. Но, пусть она не шла в эфир, все, кому нужно, понимали всё… как нужно.

Минут через сорок Председатель закончил «краткий экскурс в цифирь» — и перешёл к освещению вопроса решительной борьбы с режимом в стенах Государственной Думы. «Отсутствующим присутствующим» было с гордостью объявлено о том, что фракция ПКР бескомпромиссно голосовала против всех предлагаемых режимом законопроектов. То, что это не повлияло на их принятие, опускалось, не удостоившись даже ремарки. Факт непримиримости был налицо — а это главное.

Ещё более «непримиримой» оказалась борьба партийного руководства во главе с Председателем в стенах Администрации Президента. Как только докладчик упомянул об этом факте, «мёртвый час» в Кремлёвском Дворце съездов — «выбили у режима» — кончился. Затаив дыхание, аудитория исполнилась надежды. Результаты, действительно, впечатляли. Народу — в лице Бюро ЦК — удалось вернуть несколько десятков элитных квартир в Москве и Петербурге, столько же представительских лимузинов и мест в престижных вузах столицы для детей трудящихся. Список трудящихся не давался — но в этом и не было необходимости: партия, как та страна, знала своих героев в лицо… из телевизора.

Особенно вдохновила «цвет партии» информация о том, что в бюджет ПКР были возвращены украденные у народа миллионы народных рублей. Если с квартирами, лимузинами и местами в вузах всё было ясно, то последняя информация давала шанс на более «широкое толкование» бюджета партии.

Однако Председатель не вполне соответствовал ожиданиям партийцев, заявив о том, что депутаты Государственной Думы

в решительных боях отстояли своё человеческое право на достойную оплату труда по борьбе с антинародным плательщиком. Всем им были повышено денежное содержание и улучшены жилищные условия. Поскольку не все делегаты были депутатами, им оставалось лишь надеяться на то, что не будут обнесены дополнительным рублём и их заслуги в борьбе с режимом.

— Это ли не показатель наших достижений в борьбе за лучшую жизнь? — целил в «виртуального» критика Председатель. — Если уж и это не показатель, то я могу сказать критикам только одно: «Заелись вы, товарищи!» Потому что политика — это искусство возможного! Мы вырвали у режима всё, что могли… кроме власти.

Последние слова Председателя были не в микрофон. Хотя он мог и не соблюдать конспирацию. Как минимум, по двум причинам. Первая: народ в зале был «своим», понимающим. И он понимал, что власть не вырвали лишь потому, что… и не вырывали. Не было в этом такой, уж, экстренной необходимости. «В борьбе обретём мы право своё». Вот и обретали. Правда, эсеровский лозунг «слегка» модернизировали с учётом современных требований. Чем больше борьбы — тем больше права. В овеществлённой форме. Куда спешить: империализм всё равно «обречён»… исторически…

Вторая причина: «вырвали у режима всё, кроме…» — это программа минимум. И она была выполнена. За что же — мимо микрофона? Тут впору — на скрижали! Эта часть доклада Председателя настолько вдохновила товарищей на борьбу, что они начали один за другим восходить… нет, не эшафот: на трибуну. И уже с неё они дружно клеймили режим позором и разными нехорошими словами, заодно клянясь в верности курсу Председателя — «единственно ленинскому из всех курсов».

Потом был перерыв и хороший буфет «от антинародного режима». На третье «подавался» Мавзолей: по ритуалу требовалось поклясться в верности непосредственно у гроба Ильича. На сытый желудок чего ж не поклясться?! Шествие возглавлял Председатель. На Красной площади его уже поджидали фотографы и операторы различных телеканалов. Ради этого Председатель был вынужден в очередной раз потребовать от Главы Администрации «соблюдения демократии». И «антинародный режим» вновь «отступил»… под натиском «несгибаемого борца».

«По должности» МНС обязан был участвовать в ритуале. Нет, до возложения венка он ещё «не дорос». «Не дорос» он и до первых рядов, почему и был определён в гущу. Но он и не возражал: меньше треска — как камерного, так и языкового.

Как и все «возлагатели», Председатель совсем не обязательно поправил и без того прямую ленточку с трогательной надписью «Великому Ленину — от учеников», после чего красиво поскорбел в сторонке. В разных ракурсах — для разных телеканалов. МНС увидел ленту — и не смог скрыть «уважительного» хмыка. Председатель наступал на горло собственной песне: слово «ученик» полагалось использовать в единственном числе. Но глава партии мужественно «поделился лаврами».

Процессия вошла в Мавзолей. Здесь съёмка по заведённому обычаю не производилась — и Председатель мог дать волю себе, подлинному.

— Вот, Ильич, и опять встретились, — без зазрения сфамильярничал он. — Хочу тебя обрадовать: достигаем.

«Кто и чего?»

МНС не сомневался в том, что и сам Ленин задал бы Председателю этот вопрос. И это не было бы бестактностью: вопрос был бы всего лишь на тему дня. Даже — на её злобу.

— Конечно, многого ты не мог предусмотреть.

Ухмыльнувшись, Председатель «снисходительно похлопал вождя по плечу».

— Но на этот случай есть мы — твои ученики. Так, что, как говорится, «не извольте сумлеваться»: всё сделаем в лучшем виде. Не сразу, конечно — но ведь и Москва не сразу строилась. А пока, как видишь, обживаемся… то есть, вжимаемся, врабатываемся…

«Срастаемся» — дополнил от себя МНС. Возможно, телепатия всё же существует, потому, что Председатель как-то разом «оборвал серенаду» — и поискал глазами МНС. А когда нашёл его — вместе с ними — то уже не возобновлял контакта с Ильичом. Вероятно, «ознакомился с пожеланиями трудящихся». Там же — в глазах МНС. Как бы там ни было, а встречу с вождём тут же свернули — и все дружно потянулись к выходу.

Проходя мимо бюста Сталина, МНС покачал головой и укоризненно кивнул бюсту на Председателя. К его огорчению, «этот» Сталин не мог прореагировать на «сигнал» — тем более, надлежащим образом. Поэтому МНС не оставалось ничего другого, как посверлить взглядом затылок Председателя — и последовать на второй акт. Антракт заканчивался…