Вельзевул за кулисами

Александр Сергеевич Нейман

Почти без денег, почти без удачи, почти без признания кучка молодых людей пробивается в высшую лигу юмористического шоу, испытывая все невзгоды выбранного пути.Не каждый выдержит. Не каждый доберется. Не каждый сохранит рассудок…

глава 4

Ден около получаса копошился в своем блокноте. Иногда он поднимал голову, смотрел куда-то вдаль, прищурившись, что-то бубнил и снова принимался копошиться. Мы сидели в ожидании в коморке нашего музыкального магазина, в которую не поместились Руслан и Артем. Наконец Ден нашел то, что искал — номер телефона какого-то своего однокурсника, отец этого однокурсника являлся каким-то начальником на железной дороге. После долгого телефонного разговора Ден объявил нам, что и сам его однокурсник теперь тоже не последний человек на «железке» и согласен помочь начинающим дарованиям.

В ночь перед выездом я не мог заснуть. Ворочаясь в постели, я представлял наше выступление и реакцию зрителей, положительную, конечно. Представлял, что мы будем смотреться на фоне других команд необычно и неожиданно свежо. Представлял, что все будет легко и непринужденно, потому что это наше призвание, потому что мы талантливы и умны, потому что обладаем богатой фантазией, изобретательностью и незаурядным чувством юмора. Потом я вспомнил про ребят из команды, из нашей старой сборной, до формирования нового состава.

После принятого решения о создании новой сборной я обзвонил всех: Зингера, Трофима и Тихона, Вову и Полину. Мы собрались все там же, в нашей незаменимой гримерке и я, как капитан, озвучил решение сторожил. Недолгая пауза сопровождалась покашливанием, назальным шмыганьем и кряхтением Полины, пересаживающейся с ненадежного стула на более крепкий. Затем каждый цивилизованно высказался.

От Вовы я ничего внятного не услышал, кроме того, что он рад, что появился такой шанс и пожелал удачи команде. Зингер был обижен и разочарован в нас. Мы с ним всегда были просто товарищами, но никогда не были близки, настолько чтобы считать друг друга друзьями. Возможно, он считал по-другому, возможно он имел свое понятие о дружбе, поэтому он был расстроен и счел не честным собирать команду без согласия остальных. Где-то он был прав, но я думал, что та часть команды, которая собралась сейчас в гримерке никогда по настоящему не была одним целым с остальной командой. Они никогда не принимали участия в написании сценария, но критиковали его (особенно Зингер) с особым смаком и это меня сильно бесило. Они никогда не пытались проявить самостоятельность, стоя на сцене и репетируя роль, постоянно ждали, пока кто-нибудь им скажет, что нужно делать, как говорить, куда идти. Они никогда не оставались дольше, чем на то время, которое было отведено для репетиций администрацией дворца. Это был такой пластичный материал, из которого можно было лепить кое-что, но перед этим нужно было его как следует размять, так, что нередко руки чертовски уставали. Иногда они просто утомляли своей непробиваемостью и упрямством, но они очень хотели играть в КВН. Порой казалось, что они этого желали, просто потому, что так было модно.

Кроме Зингера обиделась еще Полина. Ее мне было легче понять. Она, хоть и не умела играть, но была искренней. И со всей этой искренностью не стеснялась говорить о том, что она бездарность в КВН, но ей он очень нравится. Я всегда успокаивал ее, говорил, что у нее много других талантов, и они у нее действительно были.

Трофим и Тихон просто с тупым и одинаковым выражением лица заявили, что им в Сочи ехать некогда, потому, что со среды нужно помогать отцу, строить баню.

Я сделал еще несколько попыток объяснить им, что их никто не выгонял, что мы всего-навсего взяли в команду несколько толковых людей, и, что в Сочи они не едут только потому, что у нас не хватает средств, чтобы брать всех. Но нам нужны гарантии, того, что мы попадем в официальную лигу, для этого нужно хорошо выступить и именно поэтому едем мы — основной состав и они — толковые ребята из нового, перспективного состава. А когда попадем в официальную лигу, мы будем ездить на игры все вместе.

Высказавшись и не добившись результата, я понял, что они просто не хотят больше играть и не хотят давно, но не знали как нам сказать об этом. Боялись, что мы не поймем…. А теперь подвернулся случай уйти из команды и не стать «врагом народа», более того стать мучениками, жертвами несправедливого отношения. Это несколько меня опечалило, а потом я подумал: «плевать, у меня есть цель и, если кто-то не разделяет мои интересы, пускай катится к чертям».

Вот о чем я думал в ночь перед выездом. А потом я заснул, неожиданно для себя, и мне ничего не снилось или я не помню….

Весь день мы собирали недостающий реквизит и костюмы, а в восемь вечера встретились на железнодорожном вокзале. Нас было восемь: Руслан, Егор, Ден, Артем, Славик, Булка, я и известный квнщик. Булка прибежал на перрон, где мы стояли в ожидании поезда, кинул свою сумку возле нас и снова куда-то убежал.

На улице было холодно, весь перрон, казалось, будто дымился: белые клубы исходили от пассажиров, вновь прибывших и тех, кто торчал из тамбуров или спустился покурить. Вдоль поезда стояли пассажиры, накинув куртки на полуголые тела, зажав сигареты в зубах и пританцовывая от холода. Они прятали руки в карманы и, выпуская сигаретный дым, поднимали к верху свои оплывшие заспанные лица, чтобы дым не попадал им в глаза. Рядом с ними, у входа в вагоны стояли пухлые проводницы среднего возраста и проверяли билеты новых попутчиков. Некоторые из них курили вместе с пассажирами, успев познакомиться за время пути, некоторые любезничали с провожающими, а некоторые покупали что-то у снующих торгашей. Торгаши катали тележки с товаром, тяжело дышали и выкрикивали саморекламу, белых клубов от них было вдвое больше, чем от остальных, да и самих торгашей было как будто больше, чем пассажиров.

Мы стояли у двадцать первого вагона, именно там мы договорились встретиться с начальником поезда, на которого нас вывел однокурсник Дена. До отправления оставалось около пятнадцати минут, и я немного нервничал от того, что мы еще не внутри. Булка бросил свою сумку, скрылся из виду и не возвращался уже долго. Скорее всего, он побежал за спиртным, чтобы сделать путь короче. Начальник поезда тоже не появлялся. Мы стояли полукругом, лицом к вагону, среди всего этого пара и сигаретного дыма, ноздри слипались после каждого глубокого вдоха, щеки на морозе стали румяными и хотелось спать, но, тем не менее, улыбки не сходили с лиц. Егор и известный квнщик что-то обсуждали в полголоса. Рядом с Егором стоял его младший брат, который, под предлогом проводить старшего брата, пришел поглазеть на знаменитость. Артем курил, улыбаясь вовсю ширь своего лица и молчал. Руслан и Славик общались с кем-то по телефону, их голоса слабо долетали до моих ушей, да и вообще все звуки смешивались в одну густую морозную какофонию и обволакивал все вокруг, словно талое мороженое с кусками острого льда. Ден стоял рядом со мной молча, переминался с ноги на ногу, глядя в сторону головы поезда. Внезапно он быстрым шагом направился вдоль состава и остановился через вагон от нас возле женщины в железнодорожной форме.

За неделю до встречи на вокзале Ден вел переговоры по поводу нашей поездки. Добыть необходимое количество билетов нам так и не удалось и, поэтому мы соглашались на любые условия транспортировки, лишь бы добраться до места назначения. Каждый день я краем уха слышал, как Ден договаривается с начальником поезда, но я и представить не мог, что начальником окажется женщина лет сорока с густым макияжем и невероятно пышным начесом гидроперитных волос, в стиле восьмидесятых. Она и Ден остановились на расстоянии одного вагона от нас. Ден стоял к нам спиной, слегка склонившись к ее уху, он что-то говорил, периодически указывая большим пальцем на нас через плечо. Некоторое время она, молча, слушала, пережевывая жвачку и поглядывая в нашу сторону, когда Ден закончил, она закивала головой и поманила нас всех за собой.

В одной руке я держал свою сумку, в другой сумку Булки и медленно оглядывая, перрон негромко матерился. Булки нигде не было видно. Ко мне подбежал Ден.

— Слушай, где он ходит!?

Я пожал плечами, все еще оглядываясь по сторонам.

— Он, что, псих? Нас ждать никто не будет, — он швырнул руку в сторону начальницы поезда.

Начальница поезда разговаривала с проводницей. Ребята уже были внутри.

— Посчитает всех кто вошел в вагон, и отправит, она же тоже там с человеком договаривается….

— Он наверно за водкой побежал, — сказал я.

— Вот и будет ее пить тут, на вокзале. Еще пара минут до отправки, не придет…

— Позвони ему! — перебил я его.

Ден вздохнул.

— Иди, устраивайся, клади вещи, я позвоню ему пока.

Проводница уже стояла на ступеньках, начальница поезда удалялась к локомотиву в районе семнадцатого вагона. Я подхватил обе сумки и направился внутрь, проходя мимо одного из окон вагона, я увидал сосредоточенное лицо Егора. Затем проводница крикнула над моей головой, когда я подошел к ступеням:

— Вы едите?!

— Сейчас! — Ответил Ден и, приложив телефон к уху, побрел в нашу сторону.

Он остановился напротив нас, но не поднимался. Я стоял на нижней ступеньке, а проводница выглядывала из тамбура на улицу. В других вагонах двери уже были закрыты. Поезд зашипел, затем раздался гудок.

— Поднимаемся! — выкрикнула проводница.

— Вот козел! — выругался Ден.

— Пошел он к черту! — я, не менее чем Ден, был зол и раздражен. — Что, совсем мозгов у него нет!

Поезд дернуло, и он качнулся. Я начал подниматься. Ден положил трубку и последовал за мной. В этот момент мы услышали:

— Стойте! Пацаны, стойте!

С трудом поднимаясь по ступеням, из подземного перехода выбегал Булка. В одной руке у него был черный пакет, и нам, даже с такого расстояния и сквозь грохот трогающегося состава было слышно, как в нем что-то опасно позвякивало. В другой он держал открытую бутылку пива. Дубленка его была расстегнута, волосы растрепаны, он по-дурацки хихикал, задыхаясь, бежал за поездом, который уже медленно начал катиться и, при этом, отхлебывал пиво из бутылки. Ден протянул руки и забрал у него пакет, потом подал руку Булке. Мы вдвоем затащили его в тамбур, и нам, внезапно, стало тесно. Проводница начала кричать, что с пивом в поезд нельзя, поэтому мы все сделали по несколько глотков захлебываясь от смеха и наплевательски вышвырнули бутылку в набирающую скорость морозную тьму.

Проводница — женщина лет тридцати пяти — тридцати восьми, совершенно некрасивая, с лицом, покрытым темно-коричневой конопатостью, повела нас в вагон.

Вагон был плацкартного типа, люди сидели на нижних полках по пять — шесть человек в зависимости от комплекции. На верхних полках лежали по двое и на багажных полках расположенных под самым потолком тоже лежали люди, в основном женщины, видимо потому, что они легче. Стояла вонь, собравшаяся в букет из самых разных запахов: перегар, ноги, пот, различная пища и лекарства. Наверно так выглядели вагоны в военное время. Всюду были очень пьяные люди, некоторые из них просто сидели, некоторые продолжали пить, некоторые танцевали в тамбуре, в конце вагона и ходили туда-сюда, хлопая дверьми и добавляя к прочим запахам запах грязного туалета. Стоял галдеж, как на рынке, кто-то постоянно пьяным голосом выкрикивал чьи-то имена и нецензурно бранился в адрес их владельцев. В середине всего этого безумного вагона на нижней полке в компании пьяного курсанта военного училища и двух полуголых мужиков сидел Артем и все так же, как на перроне, широко улыбался, и только глаза его выражали изумление. На руках он держал свои вещи и почти весь реквизит, рядом, ближе к окну, лежали вещи Егора, Руслана и Славика. На верхней полке кто-то храпел. Над ним, на багажной полке, разместилась пожилая женщина. Она лежала головой к проходу, и седые пряди длинных волос свисали с края над ногами храпящего. Егора, Руслана, Славика и знаменитого квнщика не было. Создавалось впечатление, что нас обманом заманили в Ад.

— И эта женщина, на входе еще пошутила, что с пивом в поезд нельзя. — сказал Булка, и на его лице образовалось то же выражение, что и у Артема.

Артем подвинулся, и мы втроем присели. Половина зада Булки повисла над затоптанным проходом. Проходящие цепочкой по вагону пьяные пассажиры по очереди толкнули его в плечо, при этом проворчав что-то недовольное в его адрес. Если бы Булка не был так растерян, в связи со всей сложившейся ситуацией, то тут завязалась бы драка, но он, лишь, после некоторого недоумения, пересел на противоположную полку. Места на ней хватило ровно на столько, чтобы его зад не свисал в проход. После того как он ушел я сразу почувствовал ледяной сквозняк из-за нескольких открытых окон и постоянно открываемой двери в туалет.

— Где остальные? — негромко спросил я Артема.

— Пошли по вагонам искать свободные купе. — ответил он, не отводя глаз от заваленного всяким мусором купейного стола.

Кроме окурков сигарет, которые, судя по всему, курили прямо здесь, а так же требухи от сушеной рыбы, скомканных целлофановых пакетов и огромных хлебных крошек, на столе стояла недопитая двухлитровая бутылка водки и пластиковые стаканы.

— Сказали, как найдут, позвонят.

Ладно мы, но известный квнщик, уж конечно, в таком бардаке не поедет. Время над нами издевалось — оно отказывалось идти, телефон молчал, мы сидели как статуи, не шевелились и не разговаривали. Половина нашей команды находилась в эпицентре картин Босха. В соседнем купе ребята с Кавказа пели и громко барабанили по столу и любым попавшим под руку поверхностям. На боковой полке, рядом снами, сидел мужчина с внешностью монгольского пастуха. Он находился в полудреме, постоянно что-то бубнил будто бы в наш адрес и временами опускал голову на грудь, пуская слюни в нагрудный карман, съехавшей набекрень байковой рубашки. Затем он снова просыпался и посылал угрозы в наш адрес на непонятном языке.

— Артем, позвони Егору, спроси долго еще, — попросил я.

Артем полез в карман за телефоном, в этот момент подошел проводник, который, видимо, сменил ту конопатую женщину. Он наступил на край полки, прямо возле моего бедра, чтобы подняться повыше и начал трясти, спящую в «багажном отделении» пассажирку.

— Женщина, проснитесь! Проснитесь! — сказал он. — Слышите!? Вставайте! Подъем! — крикнул он.

— Подъем! Подъем! — эхом отозвались пьяные пассажиры и начали стучать в стену

Женщина проснулась.

— Опускайтесь, — сказал проводник, — теперь здесь будет спать вот эта женщина. Ее очередь.

У него за спиной стояла другая женщина примерно такого же вида, как и та, что спускалась сверху. В тот момент я подумал, что все пассажиры этого вагона выглядят одинаково.

Артем, отвернувшись к окну, еле слышно разговаривал с Егором по телефону. Тем временем одну женщину заменили на другую. Некоторое время, совсем не долгое, меня интересовало, где была до этого та женщина, что пришла только что, и куда ушла эта, но потом я отвлекся, потому, что в соседнем купе началась драка. Стена, на которую мы облокачивались, ходила ходуном. Монгольский пастух снова проснулся, и начал сыпать проклятиями во всех кого видел. Я сидел ближе всего к нему и старался не обращать внимания на его слюнявый рот, который постоянно шевелился, произнося нечленораздельные фразы, из которых понятными были только маты. С другого конца вагона послышались топот и крики, с начала я решил, что это милиция, но мимо нас пробежали те пассажиры, которые ранее толкнули Булку в плечо, проходя мимо. С их приходом драка приобрела более разрушительный характер. Артем продолжал говорить по телефону, все сильнее отворачиваясь к окну. Откуда-то сверху на стол упала сумка с вещами. За стеной кто-то взорвал петарду, и на мгновение стало тихо. Поначалу мы решили, что это выстрел. Никто из нас, в силу самых разных причин не служил в армии, поэтому мы понятия не имели какие звуки издает оружие при выстреле, наши знания ограничивались кинофильмами и документальными съемками о военных действиях. Нам стало не по себе. Притихли все: полуголые мужики, которые переговаривались и иногда о чем-то тихонько спорили с курсантом, монгольский пастух, мы вчетвером и участники драки. У всех на лицах возникло неожиданное недоумение, кроме курсанта — он улыбался, глядя куда-то в пустоту пьяными полуприкрытыми глазами, и наливал водку в пластиковые стаканы, проливая ее на стол. Для него, видимо, этот звук был родным.

Артем склонился к моему уху, через сидящего между нами Дена, и произнес:

— Они нашли купе, через семь вагонов отсюда, но в него пустят только после двенадцати, если никто не сядет, на какой-то крупной станции.

На часах было десять тридцать вечера. За стеной начали ругаться и кричать, до драки пока не доходило. По всему вагону пахло почти как на следующее утро после Нового года — перегаром, объедками и порохом. Я надеялся, что никто не сядет в наше купе, и мысленно проклинал предполагаемого конкурента.

— А сами они где? — спросил я Артема, подозревая, что себе купе они уже нашли.

— Стоят в тамбуре того вагона, в котором купе обещали.

— Я бы тоже хотел стоять в тамбуре, хоть до самого Сочи.

— Егор сказал, что начальница поезда просила до полуночи никуда не шастать. — ответил Артем.

Мне захотелось в туалет, но я решил потерпеть полтора часа. Стену, на которую мы опирались спинами, перестали шатать, Ден снова оперся на нее и закрыл глаза, скрестив руки на груди. Булка последовал его примеру. Я же постоянно поглядывал на часы, и глаз не смыкал — спать в джунглях я счел опасным. Монгольский пастух начал что-то бормотать, глядя только на меня, я скрестил руки на груди, как Ден и отвернулся. Только сейчас я заметил человека на противоположной верхней полке. Он лежал, поднявшись на локте, и смотрел на меня. Я закрыл глаза и попытался отвлечься. Сейчас я чувствовал усталость. Она спускалась по телу, подскакивала точно лодка на горных порогах на моих суставах, погружалась целиком в мои мышцы, как в бурлящий поток и, разбившись на две большие части и много незначительных щепок, осела в пояснице и ступнях.

Вдруг в вагоне появился Руслан.

— Пойдемте, — сказал он, — на выход с вещами, — добавил он и улыбнулся, глядя на наши несчастные лица, видимо, понимая, каково нам пришлось.

Это было неожиданно. Черт, мы были счастливы, на часах еще не было даже одиннадцати. Булка и Ден успели задремать и, проснувшись, они начали смешно суетиться, собирая второпях свои вещи.

Каждый пройденный нами вагон становился все приличнее и приличнее. Купейные вагоны вообще были как из сказки. Возможно, все это было связано с резкой сменой обстановки. Проводницы здесь были улыбчивее и красивее, даже те, что были уже не молоды. Про запах и говорить нечего. Мне казалось, что мы прошли уже больше семи вагонов. Артему и Руслану было несколько тесновато в коридорах купейных вагонов. На пути нам почти никто не попадался, была ночь и многие уже спали, только пару человек, курили в тамбурах и проводницы, выглядывая из своих купе, улыбались нам так, как будто уже видели нас по телевизору.

Наконец наша колонна остановилась, и мы по очереди вошли в купе. Вагон оказался спальным, и в нашем распоряжении было всего две нижние полки. Две полки на восемь человек — это в тысячу раз лучше, чем ехать в том аду, из которого мы только что сбежали. Внутри было светло и тихо, только стук колес тактично доносился снаружи. Стены были обшиты цветастой тканью, глядя на которую на душе становилось по-детски уютно. На койках лежали красивые одеяла, свернутые в рулон. В купе сидели Славик и известный квнщик. Квнщик рассказывал очередную байку про свой опыт путешествий на поездах и ночевок на вокзалах, Славик разделывал на столе неизменную вагонную пищу — вареную курицу. Когда мы вошли квнщик повернулся к нам и широко заулыбался. Мы расселись на койках, Булка достал бутылку водки. Лицо известного квнщика несколько обеспокоилось, но потом прояснилось.

— Да! — воскликнул он, — Нужно немного выпить, чтобы снять стресс.

В купе вошел Егор.

— Марина Казак сказала, что после часа будут еще три места, правда в разных купе и в разных вагонах, — доложил он, присаживаясь рядом с нами.

— Марина Казак, я так понимаю, это….

— Это наша проводница! — перебил меня Егор.

— Он уже ее имя узнал. — заметил Булка.

— Оно было написано на ее груди. — ответил Егор.

— И до груди уже добрался. — сказал Руслан. — Она же тебе в матери годится.

— Нет, не годится, она не настолько сексуальная.

— Так чего же ты тогда с ней флиртуешь? — спросил я.

— Моя мать уже занята! — воскликнул Егор и заулыбался.

— Извращенец. — негромко вставил Ден.

Булка поставил на стол еще одну бутылку.

— Две — это слишком! По чуть-чуть и спать, завтра репетиция. — сказал известный квнщик, — лучше поешьте. Как приедем, будем гостиницу искать, так что позавтракать можем не успеть.

Булка разлил по всем стаканам. Мы чокнулись, выпили за успех мероприятия и закусили курицей. Только сейчас мы обнаружили, что очень проголодались. После третей рюмки картины Босха остались где-то позади, за семь — восемь вагонов отсюда, им на смену пришли картины Кандинского. Всем стало хорошо, в том числе и известному квнщику, он спустился на одну ступень ниже, стал более простым, утратил свой авторитетный пресс или пока упразднил его, но мы все почувствовали себя немного посвободней.

Все-таки добрались до второй бутылки, но на этом решили остановиться, хотя в пакете у Булки лежала еще третья бутылка и четвертая. Мы начали засыпать на ходу, но до предоставления спальных мест оставалось еще около получаса. Я и Ден сидели в коридоре напротив открытой двери купе на раскладном стуле. В купе сидя спали Славик и Руслан.

В назначенное время проводница распределила по свободным местам Артема, Дена и Булку. Я, Руслан, Славик, Егор и известный квнщик остались в СВ. Все наши вещи были там же. Мы достали сумки, пакеты, мешки с реквизитом и сложили их между койками, так, чтобы можно было лечь поперек — головой на одну койку, ногами на противоположную. Укладываясь, мы выключили свет. Известный квнщик лежал рядом со мной. Он ворочался, от того, что действительно было очень неудобно. От нашего веса сумки прогибались, и задница проваливалась вниз, когда голова и ноги были на одном уровне. Получался уголок из пяти изможденных, сонных тел. В темноте, над моим ухом раздался хитрый, тихий голос известного квнщика:

— Всем говори, что до Сочи добирались в СВ, только не говори «как».

Эти слова были услышаны всеми и из последних сил мы рассмеялись. Через минуту раздался мелодичный хоровой храп с интервалом в малую секунду, сопровождаемый легким чавканьем.