Простые истины Дедушки Тао. О жизни, о любви, о счастье, о смысле, о смерти, о вечном

Александр Ом

У каждого из нас в душе есть свой Дедушка. Ему уже миллионы лет, потому что нашей душе тоже миллионы лет. Она – частичка Абсолюта, и она, как и Он, бессмертна.Внутри нашей души есть ответы на все вопросы. Правда, с течением времени и в процессе своего долгого пребывания на Земле она часто забывает многие ответы, а многие вопросы ее вообще перестают интересовать.И вот когда у нее вновь возникает желание знать, то Дедушка Тао внутри нее просыпается и подсказывает ей правильные ответы.

Время Садханы

Дедушка Тао, моя дочка Надя и я любим прогуливаться по осеннему Петербургу. Он в это время особенно очарователен спокойствием и умиротворенной тишиной. Листья обычно почти все уже опали, воздух прохладный, и солнце пытается его прогреть остатками теплых лучей. Особенно приятно неспешно бродить по брусчатке Петропавловки. Туристов в это время уже не так много.

Однажды мы как всегда неспешно прогуливались по крепости. Перед двенадцатью дня мы добрели до Нарышкинского бастиона, где через пару минут должен был раздаться традиционный орудийный залп, возвещающий всему городу о том, что наступил полдень.

Наденька любит присутствовать при этом. Правда, она в ожидании залпа всегда прикрывает ладонями уши и, несколько прищурившись, пристально глядит на офицера в черном кителе, замершего при орудии. Выстрел всегда настолько неожиданный и громкий, что она каждый раз вздрагивает. На ее детском личике появляется испуг и одновременно радостный восторг.

После залпа мы обычно неспешно бредем на пристань, а потом, немного постояв и полюбовавшись набережной и разноцветными домами на противоположной стороне Невы, идем дальше по берегу вдоль стен крепости в сторону Троицкого моста.

Сегодня нас повело иначе — к Трубецкому бастиону, где когда-то располагалась тюрьма, а теперь музей. Я уже не раз бывал в нем, поэтому желания посещать его у меня не было, а тем более с дочкой, поэтому мы просто прошли мимо.

— Хорошее место для ретрита, — улыбнулся Дедушка Тао, кивнув на вход в музей.

— Что ты имеешь в виду? — удивился я.

— Тишина и уединенность — это же мечта для монаха-отшельника. А кроме того, тебя еще кормят и следят за тем, чтобы соблюдалась эта тишина и уединение. Ведь кроме того, что в каждой камере были достаточно толстые стены, то они еще имели и звукоизоляцию из войлока, чтобы узникам нельзя было перестукиваться и тем самым общаться между собой. Так что тишина была полная. Условия для ретрита просто идеальные. Видишь, Саша, как все в этом мире относительно? Для политзаключенных — активных революционеров — такое уединение было невыносимо. Они с ума сходили от этой тишины, а для монаха чистое благо. И те, и другие пребывали все время в полном одиночестве и наедине со своими мыслями. Как думаешь, сколько времени обычно выдерживали революционеры?

— Хм. Не знаю, — пожав плечами, ухмыльнулся я.

— Не буду тебя мучить и скажу — около полугода, а некоторые даже меньше. Потом обычно у большинства начинались психические расстройства. Лишь немногие выдерживали тишину и одиночество. Правда, революционеров можно понять — у них сознание очень активно в желании преобразовывать мир, и если они не могут реализовывать своих стремлений, то могут по крайней мере хоть делиться своими идеями с другими и тем самым действовать, их психика долго не выдерживает и «перегревается», или, иначе говоря, начинают происходить отклонения. А вот в Тибете у буддийских лам подобное отшельничество — это, наоборот, одно из условий духовного роста. И это не просто традиция, а даже норма. Каждый тибетский лама обязан провести в одиночестве, например в пещере или монашеской келье, как минимум год. И нынешний Далай-лама тоже провел в уединении год. Некоторые из них вообще замуровываются в пещере, оставляя лишь маленькое отверстие в стене, прикрытое холстиной, чтобы свет не попадал, через которое ученик раз в день подает еду. Так они и сидят в пещере иногда не год и не два, а даже несколько лет.

— Зачем же они это делают? — удивился я.

— Ну, это отдельный разговор. А вообще, я бы обратил твое внимание на следующую особенность такого уединения — и в Петропавловке, и в Тибете люди пребывают в одиночестве, но одни сами уединяются иногда на годы, а другие не могут выдержать и нескольких месяцев. Другими словами, если человек старается реализовать себя духовно, то он везде свободен. Поэтому он и в одиночной камере будет ощущать себя свободным. Мало того, тот же охранник, которого поставили караулить у двери и который не может оставить свой пост, будет маяться. Для него это ведь тоже своеобразное заключение. А для отшельника такое времяпрепровождение, наоборот, настоящая благодать. Медитируй себе в удовольствие да путешествуй в астрале. Ништяк!

— Хм, — улыбнулся я, не зная, что ответить.

Мы молча побрели дальше, а у меня в голове возник вопрос о том, смог ли бы я сам вот так год или даже несколько лет своей жизни провести в уединении, как тибетский монах.

Я посмотрел на дочурку, и мне подумалось, что я все же не могу все оставить и заняться собой, когда у меня есть обязанности перед ней, перед женой, перед моими родителями. Я ответственен за них. Они на меня полагаются. Я им нужен и должен быть рядом с ними. Да, может быть, когда-то в будущем придет момент, когда вырастет дочь, у нее будут дети — мои внуки, — и когда они тоже подрастут, и я уже не буду им так необходим в повседневных заботах и хлопотах, и у меня будет время только для самого себя — время Садханы, как его называют в буддизме, — вот тогда действительно можно будет где-то уединиться и заняться своим духовным совершенствованием.

— Деда, а ты бы сам смог на год или на два закрыться, как монах в келье, и ни с кем не общаться? — спросил я Дедушку Тао.

— Видишь ли, Саша, — усмехнулся он, — уединение — это, конечно, хорошее занятие, но уединяться нужно тому, кто, с одной стороны, еще не все в этой жизни понял, а с другой стороны, кто хочет разобраться с самим собой. Для того, кому все уже понятно, тому уже нет смысла уходить в затворничество. Мало того, как я тебе уже как-то говорил, основной экзамен духовной зрелости сдается не в уединении — в лесу, в горах или в монашеской келье, а среди людей. Поэтому и говорится, что совершенномудрый должен чаще пребывать среди людей — среди их радостей и страданий, среди их любви или ненависти, их злобы, зависти, отчаяния, печали и тому подобное. А кроме того, в горах, в лесу или в затворничестве ни ты, ни твое присутствие никому не нужны. Там ты помогаешь лишь самому себе, а этого мало для того, чтобы проверить то, насколько ты совершенен.