Сокровища дьявола

Александр Минченков, 2021

Золото во все времена влекло к себе людей притягательной силой. От драгоценного металла лихорадило многих. Кто с достоинством относился к нему, добывая непосильным трудом из недр земли, а кто и вопреки Божьим заповедям, и пренебрегая совестью, продав душу дьяволу, овладевал им, совершая тяжкие грехи. Ломка нравов, попирание человечности, отчаяния и радости – всё это переплеталось в людских судьбах и на страницах этой захватывающей повести. Роман признанного мастера приключенческого жанра, рассказывающий о лагерной жизни на приисках и шахтах Золотой Лены в период массовых репрессий ХХ века.

Глава 8

После обеда в милицию подошли ещё двое: горняки из бригады Спиридонова — Воротников и Хапугин. Камаев пригласил к себе Воротникова.

— Фамилия, имя отчество, когда родился, где проживаете?

Харитон отвечать начал с адреса:

— Артёмовский, улица Нагорная, дом семнадцатый, — назвал фамилию и всё остальное, следователь записывал.

— В бригаде Спиридонова сколько лет работаешь?

— Ноне будет шесть лет, а так знаю его дольше, в одной шахте работаем.

— Вы были свидетелем драки в забое шахты, на почве чего произошло избиение Буряка Спиридоновым?

— Скажете тоже — избиение, ну, ударил он его два раза крепко, так за дело — сироту обидел, жестоко поступил с ней, так в нём злость и вспыхнула. Поганец этот Буряк, да все в посёлке его осуждают.

— Ну, это суды-пересуды, а скажите, как грозил Спиридонов Буряку, что говорил?

— Кричал на него: подлец, насильник, ещё как-то. Признаться, так и мне хотелось кулак приложить к Григорию, пусть не гневается покойник упомянутый.

— А как конкретно, слова какие употреблял?

— Стращал: убью, зарою, закопаю, за грудки хватал, тряс. Что со зла не вылетит… А Матвей на кого руку наложить, так это не про него. Нет, не поверю. По натуре мужик строгий, с членами бригады ровно ведёт, работящий и по справедливости всегда рассудит.

Несколько заданных вопросов Камаеву ничего нового не дали, и он закончил беседу с Воротниковым, отпустил его, но прежде заставил расписаться за показания. Доброй характеристикой на Спиридонова он остался недоволен, но и не расстроился — Воротников подтвердил избиение Буряка и нешуточные угрозы в его адрес.

Оставался Хапугин. Он ждал внешне спокойный с виду, но внутренне нервничал.

Камаев глянул на вошедшего горняка и подумал: «Сейчас начнёт расхваливать Спиридонова. Ну да ладно, пусть эмоции оставит себе, главное, чтобы подтвердил угрозы и избиение Буряка, намерения его убить».

Записав установочные данные шахтёра, Камаев строго спросил:

— Знаешь, зачем тебя вызвал?

При так поставленном вопросе и холодности во взгляде Хапугин внутренне напрягся: «Что-то лейтенант глядит сычом и суровый. Неуж кто тень на меня навёл, подозрения строит?.. Ах ты, дьявол! Я ж впопыхах не подобрал свои стреляные гильзы!» Но тут же успокоил себя: «Гильзы не от нарезного оружия, а потому и в случае экспертизы не определить, из какого ружья из них вылетела картечь, и отнесут их к принадлежности Спиридонова». Хапугина смущало и то, что, вернувшись вчера домой, он не обнаружил своей зажигалки. Вроде сунул её в рюкзак, но в нём она не оказалась, значит, обронил где-то, и это его настораживало. Милицейская форма следователя ещё более вселяла в него растерянность.

— Слухи по посёлку: Спиридонов убил Буряка, так могу ли и я чем помочь следствию…

— Правильно мыслишь. А и вправду, чем помочь следствию сможешь?

— Не знаю, я далёк от истинности, только свои соображения имею.

— И какие же?

— Думаю, а вернее уверен, Спиридонов убил Буряка из-за Нюры Соломиной. Сильно рассердился Матвей тогда, когда в забое, злобный, словно пёс взбесившийся, и с кулаками на Буряка кинулся, бил его, да крепко, сила-то в нём медвежья.

Камаев оживился, ему понравился ход изложения ситуации Хапугиным, а тот заметил перемену на лице следователя: «Ага, знать, лейтенанту никакую тень никто на меня не наводил, трухнул я малость…»

— А почему ты считаешь, что Спиридонов мог совершить преступление?

— Уверен! Матвей за правду завсегда горой стоит, спуску никому не даст. А тут такое Буряк утворил, а Нюра-то, она соседка ему будет, жалеют они её всей семьёй, у них в гостях частенько бывает. Вот ум за разум и вышел от гнева. Кипел Матвей как самовар, мол, подкараулит в укромном месте, убьёт, закопает. Я не лез в этот скандал, на кой мне. Поди разберись, где правда, а где ложь, в своей семье-то не каждый разберётся и понять не может, кто что наговорит, нагородит. Хотя Буряк мне по секрету сказал: с Нюркой-то он против её воли переспал. Не знаю, правду говорил или лгал, но искренними глазами глядел. Да опять-таки, Нюрка-то к Буряку жалоб не имела. Это бабка Агафья мутит, жалко ей, как и Матвею, что девка честь потеряла, вот пар и выпускает. Ну, бабник Буряк, все в посёлке знают, но скажите, кто из баб на него жаловались? Да никто! Видать, всех удовлетворяет, — Хапугин хихикнул. — Так и с Нюркой, думаю, было, иначе б заявление мигом в милицию накатала.

— Что ж, правильные рассуждения ведёшь, Василий Романович.

Хапугина от такой вежливости следователя понесло дальше:

— Заманил Матвей Гришку, а скорее всего, выследил, когда Буряк подался на охоту в Гатчинское урочище, а у лесной избушки-то и застрелил бедолагу.

— А откуда тебе известно, что у зимовья это произошло?

— Так весь посёлок со вчерашнего вечера только об этом и говорит.

— А вот твой коллега по работе Воротников не верит, что Спиридонов убил Буряка.

— Знаете, веришь не веришь — это слова. Я тоже как узнал, не поверил, но факт-то вона как вылез. Матвей, понятное дело, сейчас назад попятится, любой на его месте отпираться станет, себя выгораживать. Судить таких надо, судить! Какой-никакой Буряк, но он человек, а не курица. Птицу и ту, когда отрубишь ей голову, забьёшь, так руки трясутся, а тут такое…

— Тебя видели вместе с Буряком, когда вы оба направлялись на охоту.

— Кто ж это видел? — насторожился Хапугин.

— Мимо водокачки шли, и дежуривший там Парамонов утверждает, направились вместе по Аканаку вверх.

— А-а, правду говорит дед, виделись, словом перекинулись.

— А дальше?

— Дошли до устья ключа Гатчинского, а потом каждый своей дорогой. Я по Верхнему Аканаку, решил к верховью речки, там два глухариных тока знаю, а Григорий подался по Гатчинскому ключу, там тоже ток есть добрый.

— А выстрелы ружейные слышали?

— Нет, не слышал, до Гатчинской избушки через голец от Аканака, где я находился, километров семь-восемь, а то и больше будет, где ж услышишь.

— Так и было?

— Вот вам крест! — Хапугин наложил на себя крестное знамение.

— А как о вас начальство, какого мнения?

— Не знаю, но на плохом счету не числюсь, не прогуливаю, работаю на совесть, почётные грамоты получал, премии, плохого слова в свой адрес не слышал.

Показания Хапугина получились на трёх листах, внесено подробно и самое существенное, он подписал их и был отпущен.

Сейчас для Камаева картина представлялась такая: мотивы имеются, и они неопровержимые, угрозы и избиение Буряка засвидетельствованы, есть очевидцы. Не помешало бы усилить и побуждение к убийству — изнасилование Нюры Соломиной, что привело Спиридонова к нервному срыву и подтолкнуло его отмстить насильнику, для чего он и вызвал пострадавшую. А далее дело за уликами и вещественными доказательствами. Они у него в кабинете. Всё связать, увязать, оформить нужным образом.

Пригласить Соломину Камаев запланировал на конец рабочего времени, о чём она была предупреждена Ивашкиным. И она явилась, на лице с удивленным и удручённым видом.

— Гражданка Соломина, я вызвал, чтобы уточнить некие факты. Их следует подтвердить или опровергнуть, — начал Камаев и достал листок с её показаниями, которые она давала после посещения милиции Агафьи Митрофановны.

— Какие факты? — насторожилась Нюра.

— Я веду следствие по поводу убийства, совершённого не так далеко от посёлка. И ты знаешь, о ком речь, мне известно, весь посёлок со вчерашнего вечера уже трезвонит. Спиридонов заключён в камеру временного содержания… — Нюра вспыхнула и дрожащим голосом прервала следователя:

— Матвей Григорьевич не мог этого сделать, не верю этому.

— Не тебе судить, мог, не мог, следствие разберётся. Вопрос в другом: если возникнет необходимость у суда вызвать тебя в качестве свидетеля, подтвердишь свои показания по поводу отсутствия претензий к Буряку или нет?

— Теперь нет… — прямо глядя следователю в глаза, ответила Нюра.

— А что делать с этими показаниями? — Камаев показал подписанный ею листок бумаги.

— Я напишу другие. Матвей Григорьевич не напрасно возненавидел Буряка, но и не убивал он его. Буряк насильно поступил со мной… — Нюра стыдливо опустила глаза.

— Пожалуйста, тогда пиши заявление, вроде как в твоих интересах получается. В таком разе себя реабилитируешь в глазах местных жителей, а то нашлись сплетники, охочие языки почесать, порочат твоё имя, а оно, оказывается, против твоей воли произошло. Буряк-то покойник, а тебе жить дальше, так всё меньше груз на душе, и болтуны рот закроют. Вот тебе бумага, ручка, пиши.

Нюра долго не раздумывала и тут же написала собственноручно заявление на имя начальника отделения милиции Заморского.