Зовущие к огню

Александр Афанасьев, 2023

Операция "Судный день"… Пожалуй, в этом искромётном боевике задействован самый неприглядный и нежелательный сценарий Судного дня – ядерное оружие в руках кровавых террористов. Спецслужбы всех стран поставлены на ноги, президенты совещаются со службами безопасности, разведки и спецназ поставлены под ружьё…

28 сентября 202… г. США. Кирьяс-Джоэль, недалеко от Нью-Йорка.

Они стояли на обочине. Караван федеральных джипов «Субурбан» с выключенными пока мигалками, дорожные крейсеры местного управления шерифа и полиции штата, два броневика местной команды SWAT. Было прохладно, но сухо. Типичная местная осень…

Местный шериф — по виду мужик упертый, крутой, скорее всего отслуживший — жестко втолковывал что-то окружившим его федералам. Тодд Баррет, который ради этого рейда не переоделся в форму и так и был в костюме и при галстуке — протолкнулся поближе, чтобы послушать.

–… мы не вышибаем двери, не кладем никого лицом в пол и не заворачиваем руки. Мы стучим в дверь и просим разрешения войти, показываем документы и говорим, что мы должны сделать. Никакой грубости, всем понятно. И не тыкать стволами во все стороны.

— Шериф, этот парень изжарил заживо двадцать тысяч…

— Мне плевать, что сделал этот парень, его там нет. Но там есть мои избиратели¹¹, это приличные люди, там много детей. И я, мать вашу, не потерплю здесь ковбойского вестерна. Если кто-то переступит черту, я его арестую, и клянусь Богом, буду держать, пока не будет федерального ордера, и пока мне его не привезут на бумаге. А это дело долгое…

Баррет сплюнул и пошел к «Субурбану». Все-таки он был одет легче других, а в глубинке да по утрам — уже было ощутимо прохладно.

— Что там, шеф? — спросил Вал, агент защиты ЦРУ и бывший морской котик, сидевший за рулем

— Местный шериф качает права.

Вал фыркнул.

— Нашел время.

— Мы уйдем, а ему тут жить.

— Да…

…

— Поверить не могу, что есть евреи, поддерживающие палестинцев. Это как вообще, а?

Баррет с видом умудренного жизнью аксакала — пожал плечами.

— В Йемене есть типы, которые раз в два года берут кувалды и целый день громят собственные деревни. Это у них такой праздник — праздник обновления. Чтобы построить что-то новое, надо разрушить старое. В мире много всего странного.

…

Примерно через двадцать минут головные машины каравана, без сирен, но с мигалками, освещая синими всполохами тихие улицы, вкатился в Кирьяс-Джоэль.

Это было очень странное место. Небольшой городок на частной земле близ Нью-Йорка, где живут только соблюдающие евреи — хасиды. Большие дома, дешевые минивэны и джипы — в еврейских семьях не редкость семь — восемь детей, автобусные остановки — автобусы принадлежали общине, они отвозили желающих в Нью-Йорк и обратно. Это место можно было бы принять за гнездо общины амишей, если бы не современные автомобили — евреи были не против современной техники.

А конкретно эти — были против Израиля. Это потому, что они считали — создание еврейского государства до прихода на землю Мошиаха — есть преступление. Потому многие вешали над дверью не израильский, а палестинский флаг.

Им не препятствовали. Но и рады не были. Пока они катились по тихим улицам — по краям дороги стояли люди, все в черном, в шляпах. Рядом с ними всегда были дети, много детей. Они недобрыми взглядами провожали федеральные машины, и было видно, что им тут не рады.

Бам! В стекло угодил камень или что-то еще, но так как стекло было бронированным, камень отскочил не оставив отметины.

— Притормози — сказал Баррет — не лезь на рожон, не приближайся…

Их Субурбан притормозил, потом остановился. Баррет достал свой планшет, начал что-то искать

— Что вы ищете, сэр

— Церковь. Или как там у них…

— Синагога, — послышалось с заднего сидения.

— Во-во. Синагога.

…

— Не следует идти по стопам других.

…

Евреи отнеслись к их визиту совсем недоброжелательно…

Все они были соблюдающими — меховые шапки, все в черном, на ногах вместо брюк какие-то гольфы, в руках камни. Не только арабы рождаются с камнями в руках — евреи не отстают. Но сейчас время было совсем другое.

Когда камни полетели в сторону машин, спецназовцы в ответ долбанули несколько человек Тазерами, а потом применили оружие. Один из ешиботников был ранен в ногу, другой в живот. Этого евреи не ожидали — камни кидать они перестали, но и сотрудничать не собирались. Кто-то пытался фотографировать, кто-то истерил, перекрикивая полицейские сирены.

— Что будем делать? — спросила Алиса

— Понятия не имею. Но я точно знаю, что мы делать не будем…

…

— Давай, найдем тут школу, или что-то в этом роде.

Иешиву — религиозную школу — они нашли. Но им там тоже не были рады…

— Что вам здесь надо? Уходите отсюда.

Баррет медленно выставил перед собой руки, ладонями вверх.

— Мир вам.

— Что вам надо? — повторил еврейский ребе, но уже без особой агрессивности. — Здесь вам не рады, уходите отсюда

— Я просто хочу поговорить. Я не буду ничего громить и никуда не буду врываться. Я ничего не заберу у вас. Я не принадлежу к вашей вере, но я хочу поговорить. Разве вы не можете со мной просто поговорить? Разве это плохо?

Ребе колебался.

— О чем вы ходите поговорить?

— Об Адаме Фротмане.

— Я ничего не знаю о нем! — Агрессивность вернулась.

— Я ни в чем вас не обвиняю. Но он вырос здесь. Разве вы не можете просто рассказать о нем? Каким он был? Как жил? Как рос?

Ребе подумал, потом кивнул.

— Хорошо, идите за мной.

В местной молельне они разговаривать не стали. Ребе привел их в какое-то место, похожее на небольшой клуб — со столовой, но без бара со спиртным. Сказал что-то на местном наречье, им принесли чая.

— Здесь вам не рады, — сказал он.

— Это мы уже поняли, — сказал Баррет.

— Зачем вы пришли? Вы знаете, какой сейчас день?

— Нет, не знаем. Но мы вынуждены выполнять закон, — Баррет быстро перевел разговор на другую тему: — Вы знали Адама Фротмана? Какой он был? Я не жду от вас, что вы будете вспоминать про него плохое и рисовать монстром. Расскажите, вы помните его?

— Мой отец его обрезал, — мрачно сказал Ребе. — Кто же знал, что он станет таким?

— В какой семье он вырос? Может его били в детстве?

— Семья Фротманов очень уважаемая семья. Мы много раз праздновали вместе еврейские праздники, и в их доме и в нашем… его никогда не били. Он…

Ребе задумался.

— Знаете… мы часто говорили. Я думал… он пойдет по пути праведников. Получит религиозное образование. Станет ребе.

— Почему вы так думали? — осторожно спросил Баррет

— Он… знаете, мы с ним много спорили. Наша религия очень сложная. Существует множество книг. Так вот, когда мы с ним спорили — Адам никогда ничего не принимал на веру, он требовал показать то место в книге, на которое я ссылаюсь. Меня это иногда так злило…

— О чем вы спорили?

— О чем спорят люди? О добре, о зле. Об истине. У Фротманов в роду ведь тоже были рэбе. Они связаны родственными связями с династией Тверских из Чернобыля. Вот почему это очень уважаемая семья.

Баррет с большим трудом сохранил бесстрастное выражение лица.

— Простите, я не расслышал. Тверские из…

— Чернобыля. Это такой город на Украине, когда-то почти полностью еврейский. Тверские — очень уважаемая династия, из них происходит Нахум Великий, из них рэбе Арон. Адам, кстати, хотел посетить Чернобыль. Он хотел увидеть место, откуда родом его семья.

И посетил?

— А что еще вы помните про него? Почему он уехал отсюда, почему решил учиться на журналиста?

Ребе долго молчал.

— Что еще я помню об Адаме… он очень болезненно воспринимал любую несправедливость. Очень. Он… вы мне не поверите.

— Поверим.

— Он говорил, что он против насилия. Говорил, что если на несправедливость отвечать насилием, это порождает новую и новую несправедливость. Он говорил, что словом можно добиться намного большего. Потому и пошел на журналиста.

Ребе вдруг закрыл лицо руками.

— Я не могу понять, как он мог так поступить… не могу… не могу… Ну, в общем-то, до какого-то момента он был верен себе. Даже там, в Ракке — он не взял в руки автомат, а возглавил пропаганду. Словом действительно можно добиться очень и очень многого… кто знает, скольких он подтолкнул к пропасти…

Баррет выждал момент.

— Еще пара вопросов, если позволите. Я понимаю, как вам тяжело, но… У него была девушка?.. Знакомая? Вы знаете кого-то?

— Не знаю. Я никогда рядом с ним никого не видел.

— Где он жил в Нью-Йорке? Вы бывали там, где он жил? Видели что-то?

— Он… мне писал…

— Я могу узнать адрес?

Ребе полез в карман.

— Это не совсем здесь приветствуется, сотовая связь, но…

…

Обратно ехали без сирен, только с включенными мигалками. Проблески красных и синих огней под хромированными решетками радиаторов Субурбанов. Машины жались к обочине, блок-посты Национальной гвардии пропускали без досмотра.

Они проезжали небольшие городки, которые и есть Америка… несколько тысяч жителей, дорога, бары и магазины на основной трассе, идущей через город, дешевое, но не слишком жилье, школа, больница. Кое-где они видели спущенные или декорированные черными лентами американские флаги…

О, скажи, видишь ты в первых солнца лучах

Что средь битвы мы чли на вечерней зарнице?

В синем с россыпью звёзд полосатый наш флаг

Красно-белым огнём с баррикад вновь явится.

Ночью сполох ракет на него бросал свет —

Это подлым врагам был наш гордый ответ.

Неужели, скажи, он теперь навсегда

Где свободных оплот и где храбрых страна?

Там, в туманной тиши, на чужом берегу,

Где надменный наш враг от атак отдыхает,

Что над фортом, как нам, также видно ему —

На ветру колыхнётся и вновь пропадает?

Золотистый восход ему блеск придаёт

В полной славе его свежий бриз развернёт.

Это звёздный наш флаг! И он будет всегда

Там, где дом храбрецов, где свободных страна….

…

Баррет думал об Америке. О том, что с ними стало, к чему они пришли. Почему они больше не могут побеждать…

Работая в Грузии — он начал лучше понимать русских. То как они действовали. То как им удалось победить всех своих врагов… ведь если так подумать, русские не были так уж сильны, но ужасная репутация, завоеванная ими в сотнях лет войн и походов — заставляла самых отважных и дерзких держаться подальше от этой страны.

Русские не пытались искать какой-то морали в войне и не следовали в ней никаким моральным нормам. Враг для них был враг, и грузины перевели для него русскую максиму войны — если враг не сдается, его уничтожают. Русские не пытались договариваться, они не пытались переделать врага. Либо враг сдавался, либо русские обрушивались на него всей своей мощью и уничтожали.

Обратной стороной было то, что русские, если побеждали в войне — а они почти всегда побеждали — довольно легко прощали своего бывшего врага. Война для них заканчивалась резко, они не страдали фрустациями. Германия — в двадцатом веке дважды нападала на Россию, последний раз Россия потеряла в войне двадцать пять миллионов человек — немыслимая для Нового света цифра. Тем поразительнее был тот факт, что Германия сейчас была главным торговым и экономическим партнером России, и если немцы приезжали в Россию — их никто не преследовал и даже не вспоминал ту войну. Еще при Брежневе, когда были живы оставшиеся в живых фронтовики — СССР торговал с Германией и тянул туда трубопровод чтобы продавать газ и нефть. Немецкие канцлеры еще до времен Горбачева часто ездили в Москву и встречали там дружбу и взаимопонимание.

Американцы же не умели ни воевать, ни прощать.

Вступая в войну, американцы сначала долго думали, а стоит ли, пытались избежать неизбежного. Как во Вьетнаме — эскалация там была вызвана нараставшим сопротивлением — сначала американцев во Вьетнаме было несколько сотен, потом несколько тысяч, потом несколько десятков тысяч, потом несколько сотен тысяч. Потом они проиграли. Что поразительно — американцы не попытались ударить по Ханою, захватить весь Вьетнам — русские несомненно это сделали бы.

Потом они пытались разделить людей в стране, с которой они воюют на хороших и плохих. Американцы страдали какой-то странной иллюзией — того что в стране, в которую они пришли, обязательно будет существовать местная группа поддержки — то есть люди, которые буду искренне хотеть того чтобы американцы были в их стране и устраивали тут их жизнь по своим законам. Им как то в голову не приходило, что местные либо просто пользуются ими, либо считают их оккупантами и ненавидят даже если улыбаются. Вот потому и получается, что через несколько лет им приходится убираться, потратив чертову уйму денег, потеряв сотни, если не тысячи парней и так ничего и не добившись. Тот же Афганистан — помилуй Бог, почему они решили, что эти люди тысячу лет жили именно так, а теперь будут жить как то иначе?

Примечания

11

В США должность шерифа выборная как кстати и местного судьи и многих других чиновников.