Зовущие к огню

Александр Афанасьев, 2023

Операция "Судный день"… Пожалуй, в этом искромётном боевике задействован самый неприглядный и нежелательный сценарий Судного дня – ядерное оружие в руках кровавых террористов. Спецслужбы всех стран поставлены на ноги, президенты совещаются со службами безопасности, разведки и спецназ поставлены под ружьё…

25 сентября 202… г. Ростовская область, Ростов-на-Дону

Чтобы переждать момент, пока Виса не даст результат — а я почему то был уверен, что, по крайней мере, Адама он найдет — я перелетел в Ростов. Здесь я буду два дня, пока готовятся остальные. Потом — либо Стамбул, либо Дубаи.

Из Москвы сообщения шли скупо, видимо, ради безопасности решили не просто засекретить всё и вся — а помалкивать в тряпочку. И это правильно. Я не уверен, что американцы не раскололи нашу связь. Помнится, еще при моей службе было предположение, что в наших системах есть техническая уязвимость. И эта история со сливом информации об агентах, один из которых помогает ЦРУ на протяжении целого поколения — еще больше убеждает меня (и не одного меня) что уязвимость именно техническая. Иначе бы они молчали.

Шефом местного УФСБ был Дима Черных. Я его знал с 90-ых, еще с первой Чечни. И он был в числе тех региональных оперов, которых наскоро собрали с бору по сосенке и бросили в зимний Грозный. Ни знания языка, ни карт нормальных, ни оперативной обстановки — ФСБ там не работала толком года три. Нам даже задачу толком не поставили. Как и военным. Знаете, кстати, какой инструктаж дали Майкопской бригаде перед тем, как отправить на смерть? Лавочки не ломать!

Понятно, что Дима меня встретил хорошо, поехали на Левбердон. Левбердон — это Левый берег Дона. Там можно и по-богатому посидеть, и по-бедному, но мы просто взяли мяса, зелени, помидоров и пива. Установили мангал, пиво в сетку и в воду; теплоходы, буксиры плывут, чайки…

Димыч ничего не спрашивал. Только одно, мимоходом:

— Совсем всё хреново?

Я кивнул,

— Б…, только зажили как люди. И — на тебе!

Я его понимал…

Ростов-на-Дону — это ведь одно из тех мест, в которых понимаешь, что будущее у России — есть. Россия почему-то сильна окраинами. Что Питер, что Ростов, что Новороссийск, что Ебург, что Владик, что Новосиб — всё сильные города, сильные области, и близко нет сравнения с нищим замкадьем Центральной России, с умирающими старинными русскими городами, которым по тысяче лет и более. Но Ростов — он даже на общем фоне окраинного нашего благополучия отличается. Столица целого южного макрорегиона, ворота Кавказа с растущим населением, с разнообразной и работающей промышленностью, с портами, со складами — со всем, чем нужно. Как то так получилось, что не выбита здесь оказалась до конца ни казачья сноровка, ни южная оборотистость — и теперь, когда всё можно, — они-то и развернулись во всю ширь. Всё тут есть, всё делается, порт аж гудит, дороги строятся, лес кранов над городом, аэропорт огромный отгрохали. Так получилось, что Ростов стал как бы воротами в мир для Донецка и для Луганска, как бы столицей региона. Там ты никто, тебя никто не признаёт — а сюда приехал, как на ярмарку, что надо купил, что надо продал. И, как и во всех хороших, растущих регионах — нет тут национализма, никто не смотрит, не спрашивает, русский ты, украинец, армянин или еще кто — тут даже чеченцы не выступают⁵. Речпорт весь завален донецким и луганским углем, обратно идет всё, что нужно для республик. Но кроме этого — расходятся во все стороны табак, зерно, кукуруза, вертолеты, комбайны и много чего еще. Потому-то и Левбердон гудит, стройка тут вовсю идет, люди отдыхают, шашлычок жарят, водку, если и пьют, то в меру. Не то что в замкадье… там пьют так чтобы забыться сразу, чтобы не видеть того, что вокруг делается. Здесь сидят весело, уверенно в завтрашний день смотрят…

Но это потому, что они не знают про Аюба Оздоева. Вот решит эта мразь, что следующим будет Ростов — и кончится всё. Разом.

Плохо это. Плохо. Решать надо. Из-под земли гада достать. И вопрос не в том, что он знает, а что — нет, а в том, что нельзя на нас руку поднимать.

— Что, семью вывозить? — спросил Димыч.

— Вывезти-то вывези, — сказал я, — лишним не будет. Только… хрен вот им. Во все рыло…

…

Я не ошибся. Виса нашёл. Уже через сутки — нашёл.

Его преимущество было в том, что он был одним из них, а не одним из нас. Чеченцы, кавказцы… — на Ближнем Востоке свои. И они мусульмане. Правоверные. Значит — свои дважды. Им расскажут и покажут то, что никогда не расскажут и не покажут кяфиру. Вот почему параллельная, никому не известная наша спецслужба на Востоке куда эффективнее ЦРУ США.

Мы приехали в аэропорт — но не новый, Платов, а старый. Его пока не снесли под застройку и взлетка была целой. Стояли и ждали, глядя на зарево огней городка. И думали — каждый про своё.

Виса прилетел на вертолете. У него был небольшой вертолет — не МИ8, а Белл, уральской сборки. Шикуют чеченцы. Шикуют.

— Нашел, — выпалил Виса несолидно, все-таки пятьдесят лет человеку — едва он сошел на бетонку аэропорта.

— Где?

— Он ничего не знает.

— Где? — повторил вопрос я.

— Он готов встретиться. На безопасной территории. Он хочет все объяснить.

— Где именно?

— В Абу-Даби. Во дворце…

Вот даже как. Заходят с козырей. Впрочем, я не удивлен. Адам был не просто вором, он был талантливым схемщиком и финансистом. Я не удивлен, если его талант там оказался востребован уже местной элитой.

— Его что, семья эмира крышует?

— Похоже, что так, — Иса развел руками.

Я бы мог сказать, — а если я американцам намекну, кто относится к оси зла? Но я не сказал. И не должен был сказать. Потому что это наше дело. Коза, так сказать, ностра. Я могу убить весь род Адама и чеченцы это поймут, как месть, но вот выдать его на расправу американцам я не могу. Потому что это уже предательство. И все будут знать об этом. А так же знать и то, что главные отныне — не русские, а американцы.

Вот такая вот она — кавказская политика ХХI века. Кавказ можно любить, а можно ненавидеть — но если ты работаешь тут, то принимай их правила и живи по ним. Иначе ничего не выйдет…

— Обращение привез?

— Да, записали, — засуетился Иса.

Обращение старейшин, как я и просил. Посмотрю, конечно, на досуге… перед тем как в дело пускать. Знаете… парадокс нашей чеченской политики в том, что мы выступаем с консервативных позиций. Очень большая ошибка думать, что при Дудаеве, а потом и при Масхадове в Чечне был шариат. Дудаев, например — судя по фамилии, происходил из горских евреев (дада), а название его тейпа переводилось как «платящие дань». До войны он выступал с предложениями почитать не пятницу, а субботу, и совершать намаз не пять раз в день, а три — в любой исламской стране его зарезали бы после первого же такого предложения. В отрядах боевиков — практически никто не совершал намаз, все пили водку, некоторые практивовали гомосексуализм. Я сам слышал, как один из чеченских полевых командиров на постое назвал местного муллу придурком — за глаза, конечно. В конечном итоге — на нашу сторону перешел муфтий Чечни Ахмад Кадыров именно потому, что видел — никакого ислама в Чечне нет, и со временем Чечня становится всё более греховной.

А сейчас в Чечне как раз внедряется настоящий ислам. При Дудаеве никто не покрывался — сейчас покрытых женщин хватает, как впрочем, и не покрытых. Все больше чеченцев совершают хадж, все больше священнослужителей — заканчивают школу в Мекке, перед тем как служить, получают степень в фикхе. Все больше и больше чеченцев понимает, что ислам — это не правоверные против неверных, это жесткая система самоограничения и воспитания, и нельзя пить водку и думать, что в этом нет греха, если в Коране сказано только про вино. Как сказал один мулла — главный джихад мы ведем против себя самих, против нашего безверия, лени, греховности…

А старейшины… Раньше, даже при советском строе, их слово было законом, никто не смел ослушаться мнения старейшин. Годекан — место в селе, где сидят старейшины — считался священным. Но сейчас — одни уезжают в Москву или на Запад и стараются быть там как все, а другие приходят в ислам, а для таких — существует один лишь Аллах Всевышний. Так что я не слишком-то надеялся на приговор стариков — но все лучше, чем ничего…

— А это что? — я развернул лист бумаги.

— Виктор Александрович, вы же говорили… родственники.

Я усмехнулся.

— Не много ли родственников, Виса? Да и фамилии, смотрю… со всего тейпа что ли собирал? Поди еще денег с них стряс…

Я сменил тон, похлопал Вису по плечу.

— Нормально, прорвемся. Главное — бди. Узнаешь про Оздоева-младшего — можешь действовать не докладывая. Он вне закона. Зачтется…

31 сентября 202… г. Стамбул — Абу-Даби

Промежуточная посадка у меня была в Стамбуле. Мне выделили отдельный самолет, вместе со мной — аналитики, связь, оперативное звено Альфы. Если не найдем Оздоева первыми — зв…ец всем и в прямом и в переносном смысле этого слова. Обстановка в мире такая, что всё напрашивается на большую войну. Никогда такого не было — и вот опять, б…

В Стамбуле несмотря на то, что он не был столицей — работали кое-какие структуры турецкой военной разведки, ориентированные на страны Причерноморья и Южной Европы. С Россией на данный момент Турция поддерживала нейтралитет, несмотря на то, что состояла в НАТО — и нам этот нейтралитет был нужен так же как и им. Нам тоже выгодно, что Турция обладает второй по величине армией в НАТО, а 70% турок в ответ на вопрос, кто является главным врагом Турции, отвечают: Соединенные Штаты.

Мы приземлились в старом аэропорту им. Ататюрка — он потихоньку умирал, все больше и больше авиакомпаний переходили в новый аэропорт, крупнейший в мире. На встречу со мной — приехал сам генерал Акар. Мы давно знали друг друга, еще с тех пор, как он сидел резидентом в Грузии и спонсировал деньгами и оружием чеченских боевиков. Но это было в прошлом, а сейчас враги у нас были общие. Да и вражды особой в нашем мире, в нашем кругу не было — каждый служит Родине и получает приказы, которые и выполняет…

— Салам алейкум, салам алейкум…

Генерал выставил перед собой знакомую коробку, перевязанную лентой.

— Хаджи Бекир? — узнал я.

— Он самый дорогой, он самый…

— Все еще работают лавки?

— А куда им деваться…

Хаджи Бекир — так звали специального султанского повара по сладостям «шекербаши», который первым открыл собственную лавку сладостей в Стамбуле, это было еще в ХVIII веке. Магазины сохранились до сих пор, их несколько и они до сих пор управляются поколениями той же самой семьи. Им предлагали открыть сеть и выйти за границу — они отказались. Так они до сих пор и работают — продают сделанные руками те же самые сладости, что когда-то ел султан.

— Ташакор, товарищ, ташакор. Не забыл мои вкусы…

Генерал улыбается в усы, хотя улыбка ничего не значит. Его дедушка — был членом коммунистической партии Турции, другом великого Назима Хикмета. Я знаю это. И генерал знает, что я знаю.

Я поднимаюсь с кресла, разминаюсь

— Спина затекла, летел долго. Пройдемся?

Генерал Акар кивает — а его глаза шарят по самолету, натыкаются на полотно, которым отделена большая часть салона. Хрен тебе, глазастый ты наш. По всей твоей роже…

…

Спускаемся вниз. На фоне громадного Ил-476, переделанного в грузопассажирский — мы как букашки, как муравью. Горят огни аэропорта, светится диспетчерская вышка. Вкусно пахнет авиакеросином. Совсем темно, поздний вечер уже, свет только от фонарей и прожекторов.

Мы идем в сторону тьмы…

Не торопясь.

— Турецкое правительство… — генерал говорит по-английски с сильным акцентом — выражает американскому глубокое сочувствие по поводу произошедшего. Мы никогда не поддерживали терроризм. Аллах никогда не поддерживал терроризм, джихад — это не война с женщинами, детьми, стариками. Шариат запрещает делать то, что они сделали.

Я молчу. К Турции у нас давние и долгие счеты… и недавних тоже хватает. Лицемеры они, самые настоящие. Но сейчас как никогда остро встал вопрос — относительно того против кого дружить. Против американцев, конечно же. Потому на этом историческом отрезке мы вместе. Наверное.

Хорошо, когда есть против кого дружить. Хотя Ататюрк-два ни с кем не дружит, он всегда себе на уме. На примере Турции можно постичь одну из мудростей геополитики. Вступи в НАТО — а потом и твори все что угодно, всё равно не исключат, не решатся. Он и творит.

–… мы, разумеется, окажем Соединенным штатам всю возможную помощь в поимке террористов, сделавших это чудовищное преступление. Но правительство Турции — опасается повторения событий начала этого века. Тогда — Америка назвала виновных, и напала, и разворошила осиные гнезда. Они пнули и ушли, а осы до сих пор летают и больно жалят всех вокруг. Мы живем здесь, Виктор-эфенди, живем очень давно и знаем, от кого и чего можно ожидать. И вы живете здесь. Американцы могут прийти и уйти, нам же с нашей земли уходить некуда, как и вам с вашей.

…

— Мы крайне заинтересованы в самых незамедлительных консультациях с Кремлем по поводу сложившейся ситуации. Мы уже передали это вашему послу — но вы авторитетный человек, Виктор-эфенди, и послание, переданное через вас, даст Аллах, дойдет еще быстрее. Несмотря на все те мрачные страницы, которые были у нас в прошлом — мы никогда не забудем того, как вы протянули нам руку помощи сто лет назад. Мы готовы развивать нашу дружбу в самом ускоренном порядке…

Ага!

Чует кошка, чье мясо съела.

Чует…

Турки вступили в НАТО в пятидесятых для того чтобы не отдавать советской тогда еще Армении их исконные области. Они всегда были их южным флангом, развивались на их же инвестиции. Но после того как к власти пришел Эрдоган, политика Турции сильно изменилась, стала куда более хитрой и циничной. Они то покупают Ф35, то С400. То с Америкой, то с нами — и все на словах.

Но сейчас — видимо, пришло время расплачиваться. Эрдоган явно помнит слова Буша сказанные тогда — кто не с нами, тот против нас. Только времена были совсем другие. Тогда все склонили голову и мы в том числе. Сейчас — никто в России голову склонять не будет. Все прекрасно помнят, как нас манали санкциями, начиная с 2014 года. И антиамериканизм, который был всегда — сейчас зашкаливает. Я не думаю, что десять процентов найдется тех, кто за США. И у нас совершенно другая армия.

А Турция — прекрасно понимает, что сейчас США будут искать виноватых. И виновным может быть объявлен кто угодно, в том числе и они — потому что Америке они насолили сильно. Они понимают, что США будет сейчас выстраивать новую Ось зла. И спрашивают — спрячем ли мы их под свой зонтик из ядерных ракет.

А они переждут грозу и дальше пойдут вилять ж… и строить по-тиханцу планы нового Великого Турана — до Волги, до Казани.

Думаете, мы не знаем, что имел в виду Эрдоган когда в Казанском университете говорил про единый тюркский народ?

Знаем. И поэтому…

— Обязательно передам ваши слова, Акар-джан, вместе со своими. Вы же знаете, я хорошо отношусь к Турции, даже отдыхал у вас не раз.

А вы все пытались подвести ко мне свою девочку, а как-то раз — предложили аж мальчика. Подумали, что я не такой как… все, в общем.

Козел липкий.

— Мы всегда знали, что вы наш друг, Виктор-эфенди, и ценим это. Но помимо этого мы бы хотели заверить ваше руководство в самых дружеских чувствах…

Так… похоже, обделались. Интересно — что?

— Исмет-эфенди, давайте начистоту. Что они вам сказали? Что-то конкретное?

Генерал умудрился понурить не только голову, но и усы

— Ах, Виктор, и ничего-то от вас не скроешь. Вы прямо-таки провидец.

— Немного. Так что?

— Нам дали список. Большой. Сказали — всех людей, какие там есть, найти и выдать им. О, Аллах, где мы их будем искать, половину мы даже не знаем…

Похоже, крепко. Очень крепко.

— А если нет?

Генерал выразительно воздел очи к черному небу

— Чем-то конкретным угрожали?

— Приезжал один. О, Аллах, какая неблагодарная скотина.

— Кто?

— Да ты его не знаешь, Виктор-эфенди.

— Кто? — не меняя выражения, повторил я

— Скот Туроу… прокляни его Аллах…

Почему же не знать. Знаю. Скот Туроу, второй после Уильяма МакРейвена адмирал, который выслужился из морских котиков. Сейчас специальный советник президента США по вопросам национальной безопасности. Специальный — значит, второй после просто помощника.

А помню я его, потому что именно Туроу, тогда еще не адмирал — вместе со своими… подчиненными — устроил у нас в России взрыв на секретной базе спецназа. Двадцать один человек погиб, пришлось списывать на операцию на Кавказе, потом еще скандал лютый был — как во время банальной операции по преследованию банды мог погибнуть двадцать один человек. А на деле был жуткий скандал — оказалось, что вот просто так, в тысяче с лишним километров от ближайшей границы, в городе, где есть управление ФСБ, на базу с техническими средствами прикрытия и неплохими — могут тупо проникнуть диверсанты врага, заложить взрывные устройства и отчалить восвояси. Это была демонстрация уязвимости, непонятно только зачем.

Если они хотели нас напугать — по факту только разозлили: русские никогда не понимают намеков. Через какое-то время случилось алаверды — в Афганистане по непонятным причинам взорвался и сгорел тяжелый вертолет с группой морских котиков на борту — потери были такие, что в США объявили национальный траур. Это было еще до 2014 года, вот почему я с большим скепсисом отношусь к словам о том, что в 2014 году мы испортили отношения со всем миром — в этом году все просто вышло на свет божий. Но контр-адмирала Туроу — у нас многие помнят, и если представится случай — замочить не преминут. Так, чтобы мир стал немного чище.

— Что он сказал?

— Сказал — вы или с нами или против нас. А если против нас… бум.

— Бум? Большой бум?

Генерал ничего не ответил. Но судя по всему — конкретный. Вероятно, ядерный — после того что произошло США сдерживаться не будут. У них, кстати, в доктрине не прописано что ядерный удар можно наносить только в ответ.

Надо решать и мне — сдавать ли часть информации. Решил — не сдавать.

— Вы не могли бы поделиться копией списка, которую привезли вам американцы. В качестве дружеской услуги?

Генерал делает жест руками

— Да, но он в Анкаре.

— Здесь нет средств связи? Мне только посмотреть…

…

Оздоев-младший в списке был. Значит, его либо опознали, либо вот-вот опознают. Немного насторожило что он в конце списка, точнее ближе к концу. Так и непонятно — американцы точно знают или просто составили список подозреваемых? Мне бы хотелось знать — от этого зависит сколько у меня есть времени. Но список на вопрос не ответил, только поставил новые.

Тепло попрощавшись с турком, я поднялся в самолет. Подошел командир корабля с рапортом, неофициальным, правда.

— Абу-Даби дает добро.

— Заправили?

— Так точно.

— Тогда летим.

— Виктор Александрович, а это куда?

Командир показывает на коробку. На ней султанский герб.

— Выкиньте к чертовой матери. Но не здесь, а как прилетим. Еще вопрос, что они туда подмешали…

…

В Абу-Даби было… ну как примерно в жаркие дни в Москве. Тридцать в тени. Это не лето, летом здесь невозможно выжить. Летом тут полтинник.

Эмират Абу-Даби — самый большой из всех эмиратов ОАЭ, его главный город — это Дубай, хорошо знакомый русским военным потому что тут раз в два года проходит едва ли не самая представительная международная оружейная выставка в мире. Иметь стенд на IDEX — это добиться успеха, потому что на AUSA нас не пустят, да и там в основном камерное мероприятие, для своих, в Европе тоже — а тут как бы общий сбор, где место есть для всех.

Многие путают ОАЭ и Саудовскую Аравию — но это сравнение очень далеких друг от друга стран, пусть и соседей. Саудовская Аравия — жестокая средневековая мракобесная страна, в которую просто так не попасть и просто так не выбраться, там есть религиозная полиция как в Иране и рубят людям головы на площади. ОАЭ — это пусть и монархия, вернее союз монархий — но в то же время это продвинутая, открытая миру территория с отличными условиями для бизнеса. Они заинтересованы в ненефтяных источниках доходов — и потому с радостью дают приют любому бизнесу, оказывают помощь. Они так же заинтересованы в том, чтобы люди со всего мира приезжали сюда жить, покупали недвижимость — потому легко пускают иностранцев. Русских здесь полно — и не только русских, но и кавказцев, казахов, узбеков, азербайджанцев, многие покупают тут второе жилье на зиму. Здесь тепло, солнечно. Выставка тут ранней весной бывает, прилетишь из промозглой Москвы — как в рай прилетел…

Интересно, а им американцы уже успели поугрожать?

Каких-то свидетельств чрезвычайного или особого положения не было — но это если не присматриваться. Аэропорт был полон… люди улетали, не прилетали. Немного подумав, можно было сделать жуткий вывод — все ждали, пока США начнут действовать и не хотели стать целью для удара…

— Что там? — я сам не показывался даже в иллюминаторе, не к чему

— Едут.

Глянул. Один за другим — на поле выруливали одинаковые Тойоты Ланд Креизер, белые. Машины министерства обороны. Или министерства двора.

..

На скорости, с мигалками — рванули в город, навстречу прошла небольшая колонна бронетехники. Арабы были вежливыми до тошноты, но это ничего не значило. Мы для них неверные, всегда такими были и будем. Разница в том, кто из неверных им сейчас нужен, а кто — нет.

Дворец — был по меркам дворцовой архитектуры достаточно скромным, выглядел при этом современно — но оно и понятно, здесь всему что построено — лет пятьдесят от силы. Пятьдесят лет назад — здесь был небольшой городишко, который только распробовал вкус нефтяных доходов, а восемьдесят — нищие рыбацкие стоянки, жившие рыбой и добычей жемчуга. В это трудно поверить — но в шестидесятые, когда японцы придумали как выращивать искусственный жемчуг — ОАЭ чуть не обанкротились.

Сейчас же здесь — лес небоскребов, скоростные шоссе, насыпные острова — дело в том, что землю продавать запрещено, но только ту что создал Аллах — а насыпную создал человек и ее — можно. Здесь одно время работало до двадцати пяти процентов высотных кранов мира, а небоскребов уже сейчас больше чем в Европе. И все это — живет, работает, строится. Только находясь здесь — начинаешь по настоящему осознавать всю тщетность наших усилий, начиная с 1917 года, все безумие и дикость наших дерзаний и стремлений по построению справедливого общества, рая на земле. Вот он — рай. Они его построили, и царя свергать не пришлось. А мы? Картавый урод, усатый палач, пятнистый брехун, седой алкаш… ради чего все это было? Ради чего мы терпели, жили в землянках, верили, ждали, умирали? Ради того чтобы опять оказаться у разбитого корыта и начать все с начала?

И не надо мне свистеть про климат — фигня все это. Паршин или Паршев… не помню — он то ли не знает, то ли сознательно не говорит о том, что в жарких странах энергии расходуется ничуть не меньше, на кондиционирование помещений и на полив. Здесь все круглый год под кондиционером сидят, энергии уходит море. И на полив — тут вообще пустыня, воду развозят огромными цистернами размером с железнодорожные.

И про нефть не надо — у нас тоже нефть. И мы, как и они — в семидесятые получили сверхприбыли от продажи нефти по цене в четыре раза выше обычной. Но у них эта прибыль на счету — а у нас на бумаге. А знаете, почему? Во-первых, потому что мы огромные партии нефти поставляли странам соцлагеря по ценам в несколько раз ниже рынка. Во-вторых — потому что получаемые деньги мы расходовали на помощь всякому дерьму — например, выплатили внешний долг Польши в восемьдесят первом. Ну и наконец — много денег шло на закупку зерна. Вы только вдумайтесь — мы, обладая четвертью черноземов мира, покупали себе покушать за нефтяные деньги. Они тоже — но тут понятно, пустыня. А у нас? Колхоз «Сорок лет без урожая»? Потом цена на нефть упала, и покупать кушать стало не на что…

Так что нефти в те веселые годы мы продали никак не меньше, чем местные монархии. И газа тоже. Только они построили себе рукотворный рай. А нам в девяносто первом — было не на что купить поесть. Вот это и есть — наш итог. Дао совка. И каждый раз, когда я приезжаю в Абу-Даби, или в Дубай, или в Доху — это как пощечина мне. Звонкая, хлесткая, оглушительная пощечина. Но она нужна. Чтобы не забывать. Чтобы снова не купиться…

— Эфенди…

Я обернулся. Передо мной стоял слуга в европейском костюме

— Нижайше прошу…

…

Анфиладой комнат — мы прошли в какое-то помещение, больше напоминающее небольшой зал приемов, слуга попросил ждать и оставил меня. Никого не было, кондиционеры бесшумно нагоняли прохладный воздух и я залюбовался картиной «Положение во гроб». Это или талантливая копия или подлинник… но как он тут оказался…

— Эту картину дали мне напрокат, на девять месяцев. А сегодня утром позвонили и попросили досрочно вернуть, хотя не прошло и трех…

Я повернулся на голос, и вдруг понял, кто передо мной. Это сам эмир эмирата Абу-Даби…

…

Эмир был сыном шейха Заеда аль Нахайяна, человека уникальной судьбы. Родившегося в 1916 году в палатке бедуинского племени и ставший под конец своей жизни президентом одного из самых успешных и богатых государств мира. В отличие от той же Саудовской Аравии — здесь проходят выборы, и шейх Заед переизбирался семь раз подряд. Это не фальсификация, о чем говорит тот факт, что сейчас лицо шейха Заеда любят изображать местные любители граффити. Все здесь понимают, что жить можно было по-разному, и то, что сейчас здесь почти что рай, а не нищая и убогая теократия — это заслуга шейха Заеда. Он выдвинул лозунг о том, что нельзя жить только нефтью, надо искать что-то еще. Он ввел в стране выборы. Он кстати первым на арабском Востоке сделал министром своего правительства женщину.

Сегодня — правит его сын. Он же президент ОАЭ. Известный, как человек озабоченный экологией, делающий пожертвования и пользующийся заслуженным авторитетом среди равных себе. Но он не должен был принимать меня, потому что я намного ниже его. И то что он вышел ко мне — само по себе говорило о том, что ситуация чрезвычайная.

Я понял, как надо действовать. Потому поклонился

— Ваше Величество.

— Я бы хотел — сказал шейх — чтобы посланник великой северной страны разделил с нами трапезу. Потом мы сможем поговорить. Это возможно?

Отравят? Да ну.

— Почту за честь…

…

Стол накрыли в одной из столовых — наверняка не парадных. Всего несколько человек. В том числе и Адам Оздоев.

На столе был аль-махбус — местное блюдо. По ингредиентам оно немного напоминает плов, только вместо моркови туда добавляют сушеные лимоны, и готовка этого блюда другая, не такая как у плова — все ингредиенты варят сначала вместе, потом раздельно, потом опять вместе. Мясо было бараниной. Часто готовят это блюдо с верблюжатиной — но эмир видимо решил, что для европейского гостя верблюжатину лучше не подавать. Все-таки гостеприимство тут на высшем уровне.

Еще подали ложки — традиционно это блюдо едят руками.

Орудуя ложкой, я наблюдал за Оздоевым. Трудно было его узнать… он был не просто старым — он был сломленным, раздавленным… это видно было по всему — по глазам, по тому как он ел, по жестам. Укатали сивку крутые горки — тут это не подходило, тут был именно слом.

Я машинально потрогал кольцо на пальце… что делать? Напроситься на рукопожатие можно будет… яд медленный. Я тоже отравлюсь — но в самолете есть антидот, времени на то чтобы добраться до самолета хватит — яд начнет действовать спустя двадцать четыре часа, он для того и предназначен. Но зачем убивать человека, который наполовину мертв? Смысл?

Мне вспомнился Оздоев тот, чеченский. У него было все. Дома, наложницы, машины. По сравнению с нами, нищими, задолбанными — он был настоящим восточным Крезом. Даже расплачивался он с нарочитой небрежностью, пачки денег не передавал, а бросал.

А теперь, похоже…

Да…

Однажды рай и ад стали спорить друг с другом. Рай говорит: «О Аллах! Почему же в меня входят только слабые и немощные?» Ад говорит: «Я же стал местом для высокомерных и несправедливых…

Это в шариате сказано про гордыню и гордецов. А еще сказано

Воистину те, которые считают ложью Мои знамения, которые горды к Mоим аятам, для них не будут раскрыты ворота небес и они не войдут в Рай пока верблюд не пройдет через ушко иглы…

…

После того, как была подана последняя перемена блюд — все участники трапезы с поклонами вышли, оставив нас троих.

И только тогда я сказал, говоря через стол:

— Салам алейкум, Адам Имранович. Мир вам…

Адам не ответил. Но ответил эмир.

— Хвала Аллаху за трапезу, пусть он смягчит сердца тех, кто в гневе. Вы посланник могущественной и сильной страны, но кроме того — еще и справедливой. Из века в век Россия подавала замечательные примеры не только силы, но и справедливости. Многие арабские народы сейчас свободны только благодаря Москве.

Вспомнил… вечно они вспоминают только когда пригорит. Сейчас в это трудно поверить — но в восьмидесятом Кувейт искал советской дружбы… мы посылали им нефтяное оборудование на атомном лихтеровозе Юлиус Фучик — а их шейх пил в Кремле харам с Брежневым и называл Америку исчадием ада.

Все вы вспоминаете, когда пригорит. Козлы.

— В страшный час испытаний, которые нас посылает Аллах, я прошу вас не отказать и выслушать моего друга и гостя. То, что он скажет — правда, как не сложно в это поверить. Перед тем, как говорить с вами, он рассказал всю историю мне, и я могу подтвердить, что это правда. Пусть Аллах будет свидетелем этим словам и нашей искренности.

…

Оздоев помнил меня.

Он помнил и Чечню, и Грузию, он помнил, кому и как он передавал деньги чтобы спастись, и конечно же — сколько. Он помнил и то, как оказывал нам услуги, а мы оказывали услуги ему. Но сейчас — все это не имело для него значения — он был обречен и знал это.

…

Мертвый — среди пока еще живых.

Можно было спросить многое, можно было бы начать разговор по-разному — но я вдруг понял, что он уже готов, раскручивать его не надо. Надо просто спросить.

— Это правда?

Оздоев только посмотрел на меня. И ничего не ответил. Но это и был — ответ…

Примечания

5

Яркий пример. В Ростове немало чеченцев — так вот, был случай, когда чеченские родители обратились с жалобой на то, что в школе их детей, чеченцев, бьют и угрожают зарезать! Все-таки, казаки есть казаки.