Время одуванчиков

Александр Афанасьев, 2022

Остросюжетный криминальный роман о трех друзьях, которые в 90-х годах держали под собой целую область, а потом избрали каждый свою стезю. Ларин отвечал за криминалитет, его легальное не привлекало, Игорян, Мозг, – исключительно за легальное, а Ломов – подключался и там, и там. Но с той поры прошло двадцать лет, канули в небытие лихие 90-е, и бывшим друзьям пришла пора подвести некоторые жизненные итоги… Содержит нецензурную брань.

14 мая 2021 года. Белогорск, Россия. Металлобаза

Металлобаза — один из старых наших активов. Там раньше была база снабжения механического завода, который тогда разорился. К ней подведена аж двухпутная ветка. Мы в свое время забрали за долги базу, сделали ремонт, и поставили станки. Теперь тут мы часть сдаем под производство пластиковых окон, а часть — свой цех. Идея бизнеса проще простого — мы закупаем крупным оптом металл — оцинковка, уголок, трубы — и продаем. Но если надо — здесь же можно сделать с купленным металлом что тебе надо — прокатать в профнастил, отрезать по лекалу, погнуть, сварить. Большинство так и делает.

Металлобаза — большая, с козловыми кранами, с путями, с постоянным движением. Когда мы подъехали — было еще темно, только на горизонте — теплился рассвет. Через пару часов здесь будет уже движение — разгрузка вагонов, загрузка Камазов…

— Так, внимание сюда.

…

— Ты — куртку сними… нормально так. Езжай, найди Ковалева, замглавы — и передай на ухо, что я здесь. Пусть подъедет как сможет. Только на ухо, не по телефону. Никому не хамить, тихо спокойно, вежливо. Миша…

— Ага.

— Гони, объедь все наши ЧОПы. Пусть поднимают всех по тревоге, формируют тревожные группы. Ок?

— Понял, шеф.

— Остальные — за мной.

— Александр Иванович…

— Аюшки.

Старший смены охраны. Так и не сменился что ли?

— Ты почему не сменился?

— Так тревога…

— Ясно, говори.

— Еще одно у нас. Парень, который вчера Кристину Александровну отвозил — не вернулся.

С…а.

За что же так то? Я что, нагрешил где-то в последнее время? Нет, то, что нагрешил это понятно, но в последнее время вроде не.

То, что Крыса способна переспать с охранником — это я не сомневался. Такое уже было. Мы тогда были в браке — но я тому охраннику ничего не сделал, просто выгнал. Потому что уже понимал, с кем живу. Но сейчас то — зачем, а? Мы вроде как все друг другу доказали, не?

Или не всё? Или надо вот так, хоть немного — но нагадить?

— Он отзвонил?

— Да, сказал что отвез, выезжает. И с концами, на базу он не вернулся

— Телефон его — где?

— Недоступен.

С…а.

— Ищите. Пошли пару бойцов ей на квартиру, пусть осмотрятся. Потом — по маршруту

— Есть.

…

Тут раньше была столовка для рабочих, на два этажа. На первом этаже столовку так и оставили, раньше тут пытались кафе сделать, но сейчас не девяностые, в кафе в промзону никто не поедет, потому то здесь — снова столовка. А на втором — все осталось как раньше — диваны, телеки. Там даже видеомагнитофон есть…

Сейчас народ не знает что это такое. А когда-то за видак машину отдавали — верите? Вот времена то были…

Я отключил телефон и засел — думать и вспоминать. Пожар на фабрике — может быть либо продолжением старых неприятностей, либо неприятностями новыми. Потому что на фабрику у меня были большие планы. О которых знали Мозг и еще пара человек. И всё.

Я уже упоминал, что у меня связи на Сицилии? Появились они, в общем случайно — начал в Италию ездить, понравилась мне страна. Познакомился с людьми, довольно неплохо язык выучил. Особо по делам мы не контачили, отдых он и есть отдых — но любой человек нуждается в хорошем собеседнике. Они ведь там все живут, в домах комнаты сдают, гостиницы у многих. Надо просто смотреть дальше, чем бассейн и шведский стол…

И вот, как то раз сидели мы с доном Винченцо у него на террасе за бокалом (познакомились, когда я дом покупал близ Палермо). Говорили ни о чем и вдруг он меня спрашивает — а это правда, Алекс, что у тебя швейная фабрика есть? Я говорю — ну, да, есть. И может все что угодно шить? Ну, в пределах — отвечаю. Он пошел в дом, вернулся с несколькими вещами, спрашивает — повторить можешь? Я взял, повертел в руках, пожал плечами — да вроде особо хитрого ничего нет, вещи как вещи. Говорю — могу. Он говорит — тогда как повторишь, привози — если качество устроит — поговорим.

Я тогда о швейке совсем ничего не знал. И не представлял, как там можно особо зарабатывать — кусок есть и есть. Вернулся, отдал на фабрику через Алену, там в экспериментальном цехе пошили. Вернулся когда, отдал дону Винченцо, он забрал, сказал — другие люди должны посмотреть, сказать слово. Я снова не в теме — хорошо, отвечаю. А через три дня — дон Винченцо сам мне позвонил, предложил приехать в ресторан. Там еще люди были. И рассказали они мне такое, от чего у меня уши — в трубочку.

Италия — сильна своим ширпотребом. Она не производит особо много техники, у нее нет ни нефти ни газа ни земли в достатке. Но Италия родина сотен торговых марок, которые знают во всем мире. Вот какие русские вещи знают в мире? Водка, матрешка, Калашников. Новичок еще. А в Италии таких торговых марок — сотни и каждая свой хлеб имеет. Условно говоря — если на тряпку нашить «Дольче и Габбана» — цена тряпки возрастает минимум вдвое…

А никогда не задумывались, а откуда берется этот ширпотреб? Кто его шьет?

Так вот, для того чтобы вещь была made in Italy, не обязательно чтобы ее сшил именно итальянец. Она должна быть сделана на земле Италии. Но кем — не важно. Итальянская мафия — открыла в Италии десятки, если не сотни подпольных мастерских, где трудятся в основном женщины из Украины и Молдовы. Они шьют вещи, каждая из которых — две три их месячные, а то и годовые зарплаты стоит. Мафия продает их торговым домам, те лепят торговую марку и наценяют процентов двести.

Потом появились нелегальные китайцы, которые создали свои фабрики и начали шить еще дешевле.

Потом появился коронавирус…

Из-за коронавируса — у итальянской полиции лопнуло терпение — потому что китайцы его и завезли. Полиция начала облавы с целью выявления подпольных фабрик и их закрытия, потому что они стали рассадниками коронавируса. А шить где-то надо.

Вот и возникла идея — либо полностью шить в России, либо в России делать основные технологические операции, чтобы в Италии провести пару отделочных — и гордо сказать что это prodotto in Italia…

Можно конечно на Украине. Но там любые вложенные деньги с гарантией украдут. А у нас еще ништяки всякие в виде ускоренного таможенного оформления, закупки оборудования с льготным кредитом и гарантии экспортерам. Через нас идет Транссиб, там идут контейнерные поезда. Договориться, подцепил несколько контейнерных вагонов — и поехал…

Объемы назвали мне такие, что у меня глаза на лоб полезли. Сходу — утроение нашего объема. Это только поначалу. Европейский рынок огромен и сжирает любое количество вещей — надо только бренд правильный и быть на полках. И цена — по нашим меркам шоколадная, из-за падения рубля шить у нас выгодней чем в Китае, не говоря о намного более быстрой доставке.

Теперь вопрос — кто из нас что нарушает?

Я — точно нет. Я же не нашиваю на изделия чужую торговую марку. Я шью изделия без марок и отправляю их заказчику. В чем дело то? Мало ли что на что похоже…

Они? Они, скорее всего, нарушают, когда ставят марку prodotto in Italia на изделия, которые пошиты не там. Наказание — штраф, наверное. За бизнес, который если раскрутить будет приносить миллионы евро.

Вот так вот делается настоящий бизнес. Я только когда реально влез в эту тему, понял, насколько мелко то что мы делаем. Ну чего мы — шьем, стараемся как то подешевле, покупает это покупатель, который в лучшем случае имеет зарплату тридцать. Конкурируем с дешевым Китаем, мелочимся. Там — контейнерами уходит, понимаете? Контейнерами! Европейский рынок — это полмиллиарда человек и у них дворник зарабатывает больше чем у нас большинство директоров всех этих мелких фирмешек.

Знала Алена. Я ей рассказал, потому что ей разруливать всю махину. Неужели она?

Мозг? А ему то зачем?

А до этого что было? Это к чему?

— Черт…

Я сказал это вслух. Потом начал сам заваривать чай, просто чтобы не запсиховать окончательно.

Нельзя психовать. Именно сейчас. Акела не имеет права промахиваться…

…

Первым вернулся боец, которого я послал к Мозгу. Сказал, что все передал на ухо. Я сказал молодец.

Потом — приехал в сопровождении бойцов начальник пожарной части который был на пожаре. Он явно струхнул, хотя вопрос был не в нем.

— Садитесь — я улыбнулся через силу — чай будете?

— Не откажусь — настороженно сказал он

Я разлил чай

— Сахар берите. И рассказывайте.

…

— Сильно?

— Третья категория.

— Вас как зовут?

— Игорь Михайлович

— Игорь Михайлович, я не пожарный. Площадь большая выгорела?

— Порядочно, — от него пахло горелым, даже при том, что он был не в робе, — под тысячу квадратов.

— Что произошло? Почему сигналка не сработала?

— Да она сработала. Только производство сами понимаете… легковоспламеняющееся…

— Да вы пейте чай. Давно в пожарке работаете?

— Да уж лет пятнадцать… как с армии…

Я подумал. Потом достал бумажник, отсчитал десять пятерок, выложил веером

— За консультацию.

— Какую консультацию.

— Вашу. Мне нужно ваше мнение. За него я плачу. Я не госкомиссия, мне пофиг что в акте напишут.

Пожарный снова вытер лицо платком.

— Странно — сказал он — обычно на таких предприятиях горит склад. Либо материалов, либо готовой продукции. Потому что там много есть чему гореть. Одна искра, короткое, сигарету оставили — и готово дело. А тут, похоже, началось в цехе.

— В каком?

— Я там у вас не разбираюсь. Но вот еще — я не комиссия, мне там не до следствия было. Но похоже началось как минимум в двух местах.

— То есть, поджог?

— Да, — согласился пожарный, — скорее всего.

— Подозрительное видели что то?

— Да не до того нам было…

Я кивнул на стол.

— Забирайте деньги.

…

Через десять минут приехали с ЧОП, который занимается контролем. Привезли записи с камер.

Если вы не поняли, рассказываю — именно контролем, функции контроля и охраны разные. Охрана стоит на проходной, смотрит, чтобы чего не сперли. Контроль — занимается проверкой менеджмента на лояльность, прослушивает, присматривает, ходит в качестве «тайных покупателей» и время от времени предлагает откат.

А вы как думали? Только так и никак иначе. Откат — это вторая зарплата сейчас, если не контролировать — откаты будут всегда.

Так вот, на всех моих предприятиях были две системы видеонаблюдения. Охранная и контрольная, Охранная — на пульте охраны, помогает охранять. Контрольная — на соседних зданиях, деревьях, скрыто. Просто чтобы понимать, что происходит…

Система сработала. Там была широкоформатная камера на крыше соседнего здания, о ней не знал никто. Я примерно прикидывал, что если будут воровать — то продукцию надо будет вывозить и эта камера засечет машину. Главное чтобы записи были, потом, если не будет сходиться дебет с кредетом, просмотрим записи и поймем.

Записи привел лично Головченко, он раньше в ОБЭПе работал, потом — на меня. Я ему, когда он устраивался, так и сказал — пофиг на государство, но вот мне — не пофиг, когда у меня из кармана тащат. Он сказал — понял, и за то время, пока мы работаем — я ни разу не пожалел что его нанял. То есть, совсем ни разу.

И хотя кто-то воротит нос — мол, мент поганый — выступать все же не смеет. Благо общее — оно и есть благо общее.

И как оказывается, если государева человека хорошо, правильно заинтересовать в результатах работы — они будут просто отличными.

— Что, Игорек — поприветствовал я его — худо дело?

Вместо ответа — он установил мини-компьютер, включил, поставил нужную запись. Вместе мы посмотрели, как поджигали фабрику…

Видно конечно было плохо, но достаточно…

С..а…

— Что скажешь? — спросил я, когда запись кончилась. — Номера пробил?

— Да, они засветились. Сейчас гаишные камеры просмотрели, нашли их.

Игорь положил на стол распечатку — письма счастья, камеры наблюдения…

— Московские…

…

— Светились где?

— Машина в угоне со вчерашнего дня, пробили по базе утром. Они, конечно, ее уже скинули…

— А вот это ты зря, Игорек. Машину пробивал. Лучше чтобы они не знали, что мы номера их тачки засекли.

— Думаете, они могут отследить запрос по базам ГИБДД?

— Думаю. Впрочем, неважно, это. Где они проникли?

— Со стороны оврага, похоже.

— Там что, камер не было?

— Камеру они вывели из строя, видимо. Я говорил с пожарными. Сигналка сработала, приехали быстро — но там уже полыхало вовсю…

То есть, поджигали чем-то, что позволило огню распространиться почти мгновенно.

— Что еще заметил?

— Вот…

Игорь пустил на повтор.

— Видите, откуда заезжают?

…

— Со стороны деревяшек. Эту дорогу знают не все. Если бы люди по навигатору ехали — то заезжали бы с дороги.

— То есть, они местные?

— Похоже на то. По крайней мере, водила.

— Фотороботы можно сделать?

— Почистим, попробуем… но скорее всего облом. Ночь, далеко все-таки…

Я думал, что делать.

— Примерно установите маршрут их движения по городу и области. Пошли людей пробить все заправки, все забегаловки. Не помнит ли их кто. Может, заправлялись или покушать заезжали. Сейчас кругом камеры. Где-то они должны были засветиться…

Игорь кивнул.

— Сделаем.

— Только не хами. Мы сейчас под колпаком.

— Понял. Что еще?

Что еще… все это напоминает приглашение к переговорам бандитское, порядком уже подзабытое. В эту версию хорошо укладывается то что подожгли именно швейку. Для всех — это не такой ценный актив, никто же не знает, есть куда более ценные. Могли торговый центр подпалить… но там люди, и арендаторов много, у всех свои интересы. После этой истории в Кузбассе — власть воспринимает горящие торговые площади нервно. А тут — вроде и мстить не за что.

Поджигали не изнутри завода, это понятно. Но кто?

— Послушай телефоны менеджмента завода. Кто о чем сейчас базарить будет.

— Алены Викторовны тоже?

Я посмотрел недобро. Игорь поднял руки

— Понял.

— Никогда не смешивай работу и личную жизнь, Игорек. Я вот смешал. Хреново получилось. Иди, работай. Пока молодец.

…

С…и. Твари.

Мне как то предъявили, что я не бандит, а барыга, потому — должен платить. Не суть, кто и когда это предъявил… но, в общем, они были не так уж далеко от истины. В детстве, в юности у меня мало что было, и я привык беречь то, что есть. Если кто-то думает, что здесь можно поджечь и это прокатит — то это заблуждение…

Девяностые… Ну, давайте, спросите. Что я, Саня Лом думаю о девяностых?

Будете смеяться, но я их ненавижу. Я в них поднялся — и я же их ненавижу.

Но больше всего, меня бесит, когда какие-то там совком ушибленные начинают мне, и не только мне — втирать в уши, как хорошо было в СССР, и как плохо стало, когда СССР не стало. Алё, граждане?! Вы о чем вообще?

Вот представьте себе. Начало восьмидесятых. В страну уже идут валом гробы с Афгана, но отморозков на улицах еще мало — они появятся в конце этой бесславной войны. Новый район — воткнули пару десятков панелек посреди жидкой грязи бывшего колхозного поля, кинули кое-как дорогу, которая на второй год пошла ямами — отчитались и забыли. Из развлекалова — только стандартная стекляшка, со стандартным набором продуктов. Ну и за счет завода — шефа — пара детских площадок из крашеной трубы, которые понятное дело, сразу оккупировала шпана. Скамеек не было, потому что скамейки все растащили по подвалам.

Батя — утром на работу, вечером с работы. В выходные нажрется и начнет воспитывать тебя ремнем и гонять мать. Были, конечно, и другие отцы, но так повезло далеко не всем.

В школку — почти километр, во вторую смену. Зимой по снегу и льду, весной и осенью по говну. По пути — подшибатели, так и норовят лишить тебя нехитрого мальчишеского добра — ручки, денег на завтрак, еще и по морде дадут или портфель в грязь высыплют. Но это если ты не принадлежишь к группировке. Тогда не тронут — как бы самим не получить.

Кружки… какие кружки, о чем вы? Туда надо ездить каждый день, вся инфраструктура только в центре города, на рабочих окраинах нет ничего. Около кинотеатра — враждебная группировка. Там нам не рады, поймают — запинают. Авторитет учителей в школе — ниже нуля, они и сами стараются побыстрее дать нам набор знаний и выпихнуть с трояком в следующий класс. Кто хочет учится, кто не хочет — нет. Я кстати учился — не по всем предметам, но учился. Я не подтягивал отстающие предметы — трояк есть и ладно. Но кое-что у меня было на твердую пятерку, и это не физкультура.

Сидели — то по подъездам, то по подвалам. Клей тогда не нюхали, хотя достать его особой проблемой не было. Просто как то не додумывались до такого. Пили, что получится достать — портвейн, водку там если есть. Пиво, если продадут. Щупали девчонок. Дрались. Осознавали свое единство и то что если мы будем друг с другом махаться — нас растопчут. Какой досуг, вы о чем вообще? Как вы себе представляете досуг? Ну, сходим там, в парк или на речку — вот и весь досуг. Но в основном досуг — это драка. Читать никто не читал особо.

Потом уже появились качалки и уголовники, набиравшие разборные бригады из пацанов.

Знаете, когда я все понял? Когда убивали моего друга. Я еще совсем пацаном был, а он меня постарше на пару лет. Несколько человек. На стадионе пришкольном, в субботу вечером. Он уже в бригаде был, связался с углами. Что-то там накосячил. Его сначала пинали, потом топтали, потом взяли двое за руки — за ноги, поднесли к футбольным воротам. Раскачают — и об перекладину ворот. Еще раз. Еще. А я все на это смотрел. Я даже не пытался вступиться — я один, там человек десять старшаков, а пацанов во дворе не было, я это знал. И я просто струсил. Это был последний раз, когда я струсил. И после этого дал себе три зарока. Что я буду всегда носить при себе нож. Что я добуду ствол. И что я всегда буду выше этой погани в партаках.

Потому — какая хорошая жизнь в СССР, о чем вы?! Истину вам говорю, чернее черного жизнь была.

Уже через несколько лет мы на практике выяснили, что блатные — никакие там не бесстрашные, и понятия их — не такие страшные. Если человек втирает тебе про понятия, разводит тебя на пальцах — можно слушать. И тогда ты проиграешь. Можно пытаться возражать, но тогда ты тоже проиграешь, потому что играешь по чужим правилам. Они годами сидят в своих зонах, и от нечего делать языки чешут. А можно выстрелить в голову. И тогда ты точно не проиграешь, по крайней мере, сейчас. И тебя не запинают в мясо…

И они тоже поняли. Что мы — ломом подпоясанные. И не один, не два — а все. Одного уберешь, двоих — ничего не поможет. Остальные разберутся с тобой…

…

Так я и прикорнул на диванчике, потому что ночью не доспал, и глаза уже слипались. Проснулся от того что меня трясли за плечо.

— Что… Мозг приехал?

— Нет. Александр Иванович, Королева нашли.

— Кого? — я не врубался спросонья

— Королева, Петю. Того охранника, что Кристину Александровну отвозил.

— И что? У нее был?

— Нет…

И снова — кольнуло.

— Что?

— Ему голову отрезали.

…

Крыса жила в новом районе, в доме который мы давно еще выстроили для себя — в девяносто седьмом въехали. Тогда мы вели войну за город, потому дом построили для себя, чтобы основной актив конторы жил в одном доме, в шаговой так сказать доступности. Тогда этот дом считался верхом крути, его в городе так и называли — Бандитский. Сейчас это просто дом, так сейчас не живут и не работают, все разъехались уже. Но у меня там квартира осталась, я оставил ее Крис, когда уходил.

От того места, прикрытого разросшейся сосновой рощей — подъездная дорога ведет к основной трассе — на Москву — и по ней же можно быстро попасть в центр города. За рощей — гаражный кооператив от завода, довольно старый. Когда то мы его крышевали, там все машины держали и там же собирались. Девяностые — это совок совком еще был, тогда считалось нормальным для мужика целый день на гаражах проторчать. А что еще было делать? Вот такой вот клуб по интересам — машины сами ремонтировали, там же заготовки держали на зиму, консервацию всякую. Ну и выпивали без пригляда жены, понятное дело. Это сейчас диким кажется — на гараже весь день проторчать — а тогда только в путь.

Когда мы туда подъехали — там уже ментов было полно, целое половодье мигалок. Я пошел вперед, у оцепления показал удостоверение депутата городской Думы. Оно права прохода конечно не давало. Но меня пустили.

Зады гаражей — там свалка — перекрыты, лента висит. Накрытое тело, еще не увезли…

С той стороны — есть тайный лаз, можно выйти в овраг, а там чесать до самой ТЭЦ.

Мужик в кожаной куртке, с кем-то нервно говорящий по телефону, увидел меня, бросил — «перезвоню», прервал звонок:

— Э, э! Этого кто сюда пустил?!

…

С полицией в целом и с угрозыском в частности — отношения у меня были сложные. С одной стороны — я был частью номенклатуры, что бы это не значило. У меня была целая коллекция визиток полковников и генералов МВД, даже федерального уровня. С другой стороны — полиция и угрозыск, то есть офицеры среднего уровня, кто и выполняет всю работу — прекрасно понимали, кто я такой на самом деле, и кто мы все такие. С третьей стороны — самые умные понимали, что лучше иметь дело с мафией, чем с этническим, например, беспределом. Мы не позволяли зайти в город чужим, мы не устраивали кровавых разборок со стрельбой, мы жестоко пресекали попытки этнических группировок получить в городе хоть что-то. Если нас вдруг не станет — зайдут чужаки и начнется кровавый передел сфер влияния. Тогда просто город в крови захлебнется. А попадет им — за то, что не сладили с преступностью.

Полковник Терещенко возглавлял городской угрозыск, и был одним из тех ментов, которые не думали о будущем — то есть, он не получал зарплату от нас сейчас, и не думал, куда пойдет, когда будет двадцать лет выслуги. Многие думают — и мы думаем, открываем вакансии, в охране, в юридической консультации. А он нет. После того, как мне стала ясна его позиция, я отдал приказ полковника не трогать. Такие тоже нужны.

Терещенко вышел со мной за линию (я уже увидел все что хотел), достал сигарету

— Ваш?

— В каком смысле?

— Паренек — ваш?

— Из моей охраны.

— Даже так.

— Потому и приехал. Что случилось?

— Это я вас должен спросить — что случилось. При нем оружие было — служебное?

— Должно быть.

— Мы не нашли. Значит, ствол ушел. У вас договор есть?

— Обижаете.

— Часы?

— Часы у меня недорогие. Машину охраняют, ноут у меня дорогой с информацией.

Дело в том, что оказание услуг по личной охране в России проблемно. Потому нашли выход — заключается договор на охрану моих, скажем часов или ноутбука, ну и по ходу пьесы в договор вписывается, что и со мной будет все в порядке.

— Что он тут делал?

— Понятия не имею. Он выходной взял.

— Да? А это как то связано с тем, что ваша супруга…

— Бывшая супруга.

— Неважно. Ваша бывшая супруга человека по голове гантелей угостила.

— Понятия не имею.

— Странно. А я слышал, вы ее воспитывали на стоянке.

Еще один. Крот что ли завелся? Или за Крысой следят?

Или Терещенко делает свою работу быстрее чем я думал.

— И что? Вы думаете, ее пятнадцать суток что ли перевоспитают?

— Да нет, конечно. Вас уже ничего не перевоспитает.

Я посмотрел Терещенко в глаза.

— А если начистоту, полковник. Между нами что, что-то личное? Что вы во мне врага то видите? Я живу, как могу. Детям помогаю.

— Ну, да.

…

— Между нами нет ничего личного. Просто вы — бандит. А я — мент.

Я посмотрел на стоящих неподалеку.

— Давай, отойдем чуть дальше. Чтобы уши не парили.

Мы отошли. Лопухи тут уже были — по колено.

— А тебе не приходит в голову, полковник Терещенко, что я бандитом быть не хочу. И никогда не хотел. Ну не было у меня такой цели в жизни — стать бандитом и гордо нести черный пиратский флаг… ну ты понял.

— Но стали. И продолжаете им быть…

— Продолжаете… дети есть, полковник? В школу ходят?

— При чем тут это?

— При том. Да ты не бойся, семьи западло трогать, мы никогда с семьями не разбирались, даже тогда. А сейчас и подавно. Так есть?

— Двое.

— В школу ходят? Ты сам в школе их был хоть раз?

— Жена занимается. Это к чему вообще всё?

— К тому. Если ты проедешься по школам, полковник Терещенко, то заметишь одну вещь — что все школы отремонтированы. Площадки спортивные везде в порядке, в новых школах уже бассейны для детей есть. В каждой школе что строит область теперь есть бассейн. Ты думаешь, почему так?

…

— По двум причинам. Первая — весь местный бизнес работает, а не растащен варягами и не сдан москвичам. Он работает и платит налоги здесь. И мы работаем и платим налоги здесь. А не в Москве. У нас даже договоренность есть — кто и в каком районе должен иметь прописку, чтобы его налоги туда поступали, чтобы все было примерно равномерно, а не так, что где густо, где пусто. И вторая причина — если денег не хватает, то местный бизнес помогает. И это опять-таки потому, что он работает. Хотя желающих его раздербанить — немало, поверь мне. И все не местные. Просто московские рейдеры знают, что с ними будет, если они сюда сунутся.

…

— Ты подумай, полковник — вот что будет, если ты меня посадишь? А? Ну, докажешь ты там мне что-то, поеду я лес валить, тебе родина орденок сунет, и дальше — что?

…

— А я тебе скажу — что. Свято место пусто не бывает. Сюда зайдут москвичи. Они давно присматриваются. Слишком лакомые куски. Любой работающий вменяемый бизнес сейчас — лакомый кусок. Что-то скупят, что-то уничтожат — вытопчут короче поляну. А что произойдет после того как скупят?

…

— У нас здесь есть немало приличных рабочих мест, с приличным функционалом и приличной зарплатой. Они все уйдут в Москву. Места работяг и кассиров конечно останутся. А вот хорошие бухгалтеры, юристы, не говоря о менеджерах — будут уже не нужны, они все будут в Москве. И денег не станет. На школы в том числе. Потому что налоги будут там, а не здесь. Но москвичам будет плевать. Им тут не жить. Это нам тут жить, полковник. Мы ездим по одним и тем же дорогам. Наши дети ходят в одни и те же школы. И на все на это нужны деньги.

Терещенко достал сигарету. Закурил.

— Так что — с кривой усмешкой сказал он — считать вас благодетелем, что ли?

— Да при чем тут это!?

…

— Вон у тебя труп, раскрывай! Тебе мало того что произошло? Фабрика сгорела, ее подожгли! Кто сделал?! Люди работы лишились! Раскрывай! Но меня не надо ненавидеть! Классового врага во мне видеть не надо! Я один из тех немногих, кто реально сможет защитить область от нашествия варягов. Не будет меня — и у детей, и у твоих, и у моих — ничего не останется, только и будет работы, что на кассе в Пятерочке сидеть! Да кредит потребительский брать, чтобы дотянуть до получки. Понял, нет?!

Я оборвал разговор, и так и пошел по лопухам к машинам…

Зла не хватает. Хотя я держусь. Как могу. Надеюсь, он что-то понял, стойкий оловянный солдатик. Потому что если нет… то нам пипец рано или поздно. Я все-таки не вечный.