Сокровища наместника

Алекс Орлов, 2013

Молодой удачливый вор из портового города задумал неслыханную дерзость – забраться в сокровищницу самого королевского наместника. Однако был схвачен и отправлен в тюрьму навеки. Волею случая, спустя много лет, он все же вышел на свободу, но, оказавшись без средств к существованию, принял заманчивое предложение – перевезти в другой город золото гномов. Много золота. И при этом избежать засад многочисленных разбойников, алчных шпионов из соседнего королевства, скорых на расправу черных орков и козней колдуна…

14

Запись прошла быстро, хватило одного имени. Потом жующий надзиратель поволок Мартина по лестнице, и тот сбился со счету, преодолевая темные лестничные пролеты. Наконец они вышли в коридор и двинулись вдоль грубо сложенных стен, вдоль которых была рассыпана труха от сгнившей соломы.

Должно быть, ее здесь никто не убирал или делали это очень редко.

В темных и глубоких стенных проемах едва различались двери, но были за ними узники или темницы оставались пустыми, было неизвестно. Кроме шума шагов и позвякивания цепи, на которой вели Мартина, никаких других звуков слышно не было. Света в коридоре не хватало, и попадал он сюда сквозь узкие оконца, больше похожие на бойницы. Скорее всего, это они и были, а тюрьму сделали уже позже, разгородив пространство кладкой из колотого камня.

Кое-где на стенах угадывались держаки для факелов, но они были пусты, масло и смолу здесь экономили.

По мере приближения к концу коридора становилось светлее, и вскоре Мартин с надзирателем вышли в некое подобие холла, где за деревянным столом сидел еще один надзиратель — маленький и щуплый, похожий на писаря Штырца.

Заслышав шум, он вышел из-за стола и, подняв повыше масляный фонарь, пошел гостям навстречу.

— Привет, Борц!.. — с деланым радушием поздоровался приведший Мартина надзиратель.

— Привет, Долбунтин, — отозвался тот и посветил на избитое лицо Мартина.

— Мы же договорились, что ты зовешь меня просто Дилмо, по-дружески.

— Как долг отдашь, так будешь Дилмо, а пока ты мне никто.

— Да чего там этого долга, Борц? Десять денимов!

— Долг есть долг. Проиграл — отдавай, не можешь, не маячь тут.

— Я только по службе.

— Ну и вали. Я арестанта принял, ты — отдал.

С этими словами Борц выхватил конец цепи у Долбундина и потащил Мартина к темной нише в стене, где располагался вход в темницу, а сопровождавший пошел прочь.

Распахнув тяжелую скрипучую дверь, Борц подождал, когда Мартин войдет внутрь, и потом с помощью своего ключа снял с него кандалы и замок.

— Осматривайся, парень, — сказал он и, захлопнув дверь, с трудом задвинул заржавевший засов.

Мартин последовал этому совету, ему больше ничего не оставалось.

В просторной камере, примерно семь на восемь шагов, под самым потолком имелось сквозное окно, света от которого было больше, чем в коридоре у Борца, да и воздуха тоже. Правда, зимой здесь наверняка было холодно, а из утепления имелась лишь прелая солома вдоль стены, давно превратившаяся в труху.

Еще из удобств имелась дыра в дальнем углу и тянувшаяся через все помещение деревянная балка с кольцами, на которых когда-то подвешивали узников, чтобы выбивать подробности какого-нибудь заговора.

Дверь снова загрохотала, но на этот раз в ней открылось лишь небольшое окошко.

— Принимай суп, парень!

Мартин подошел к двери и взял кувшин с отбитой рукояткой, в котором была вода. Она давно протухла и имела болотный запах, но другую здесь вряд ли подавали.

— Спасибо.

— С новосельем!.. — поздравил его Борц и засмеялся.

— Да уж, — вздохнул Мартин.

— Тебя за что так отделали? Морда как старый башмак!

— Я не помню, как били, сначала дали по голове, а дальше не помню.

— Но было ведь за что, парень, просто так мордой по стене не возят и в Угол не запирают. Ты злодей? Убивал, грабил?

— Вор, — коротко ответил Мартин.

— Во-о-ор? — протянул Борц и понимающе кивнул. — У моего соседа в прошлый праздник на базаре кошелек сперли. Может быть, даже ты.

— Нет, в этот раз не я.

— Неважно. По-хорошему, всех вас надо взять да перевешать.

— Было уже, — грустно улыбнулся Мартин, но его улыбка вышла кривой.

— Что значит было?

— Сегодня вешали, да веревка оборвалась.

— Правда?

Борц снял форменный картуз и почесал макушку.

— Повезло тебе, парень.

— Ну, если можно так сказать, — пожал плечами Мартин и, не удержавшись, обвел взглядом свое узилище. — А что, подолгу у вас тут сидят?

— Не всегда. До тебя тут один три года протянул. И все. От воды задристал, но он еще долго продержался, другие и того не выдерживали.

— И все из-за воды?

— Нет, к воде многие привыкают. А вот зиму пережить трудновато. Холодно здесь, отопления нету.

— А как же вы?

— Мы угли в ведерке приносим. Поставишь под стол, и вроде ничего. А вот арестантам худо приходится.

— Ну, а те, кто не помирает от воды и холода, подолгу сидят? — осторожно осведомился Мартин, все еще лелея какую-то надежду.

— Не то чтобы долго, но — бессрочно. У нас в Углу других не держат. Угол — это Угол.

— А как насчет соломы, господин Борц?

— Я тебе не Борц, я друзьям Борц. Долбундину и прочим — Беренцборц, а тебе — господин надзиратель. Понял, крыса тюремная?

— Очень даже понял, господин надзиратель, — ответил Мартин, верно выбирая тон.

— Молодец. Тогда первый совет — если будешь пить воду как есть, по осени тебя закопаем.

— А как же быть?

— Совет второй — поссы в нее, и пусть постоит полдня. Как даст осадок, можно пить. При такой воде полгода запросто вытянешь. Есть другой способ — для брезгливых. Просто взбивать палочкой — я тебе принесу, если захочешь. Когда гнилую воду долго взбиваешь, они пеной отходит и тоже дает осадок. И тоже полгода протянешь по-любому.

— А как же тот, который три года прожил?

— Молодец, арестант! — расплылся в улыбке Борц. — Все-то вы, ворюги, примечаете. Так вот, тот бросал в кувшин камешки. Вон от той стенки небольшие отламывал и бросал. Говорил, будто они гадость опрелую из воды вытягивают, вроде даже вкус меняется. Сам-то я не пробовал, поэтому только с его слов и передаю.

— Спасибо за совет, господин надзиратель. Этот способ получше других будет.

— Я тоже так думаю.

— Так как насчет соломы?

— Солому меняют раз в год осенью.

— Так ее здесь, считай, совсем нет, — указал рукой Мартин.

— Ну как же нет? Там она, у стенки. Ты ее в кучку собери, и будет тебе подушка. До осени и так дотянешь, одежку-то на тебе оставили, а других, бывает, в одних усах и бороде притаскивают, да еще крепко битыми. Так что тебе, считай, очень даже повезло. Соломы нет, зато и блох в ней не имеется. На южной стороне камеры потеплее, так там блохи арестантов до смерти заедают.

— А почему блох нету?

— Так ведь — свежо! Сам разве не чувствуешь? А зимой еще как свежо, все блохи разом вымерзают, сколько ни заводи. Вот так-то.

Видно было, что надзиратель соскучился по общению, и Мартин подумал, что он тут на этаже единственный узник.

— Здесь, наверное, мало арестантов, господин надзиратель?

— Почему же мало? С тобой пятнадцать будет.

— Стало быть, есть с кем поговорить?

— Да о чем говорить-то? Это ты пока свежий да здоровый говорить будешь, а потом… — надзиратель махнул рукой. — Ладно, располагайся пока. Привыкай. Сегодня жратвы тебе не будет, ты пока сам по себе, а уже завтра получишь баланду.

— На завтрак? — спросил наивный Мартин.

— На завтрак, обед и ужин. Здесь один раз кормят.