Сахарные туфельки, Граваль, или Все вокруг круглого стола. Хроники Камелота

Аландр де Маргон

Хотя король Артур вовсе и не искал приключений, а все больше старался для дома да для семьи, но видно, обижаясь на это, приключения вечно его преследовали. И если бы Мурлик, добрый чудодей-волшебник не спасал короля, то приключения бы его непременно доканали. Об этом и о многом другом повествуют новые, дотоле неизвестные истории про короля Артура и рыцарей круглого стола из совсем случайно открытой средневековой рукописи, коя и предлагается ныне взору любезной публики.Иллюстрации автора.

Скалтур

Король Скалтур, как сказывают, был сперва обыкновенный сельский житель и звали его на самом-то деле: то ли Балтур, то ли Балагур. А как вынул он однажды из скалы меч, то и стал тут уж сразу прозываться Скалтуром. И только некое время спустя получился из Скалтура — Халтур, а из Халтура — Алтур, а уж из того стал, наконец, и самый Артур, хотя это по сути и все едино — и один и тот же человек. Так что останемся поначалу при Скалтуре.

Никто и не думал, что он когда-нибудь угодит в короли, ведь все знали его, вроде как облупленного, и как им всем там тогда казалось, ни к чему особо выдающемуся непригодного. Да он и сам ни к чему такому особенному не стремился, а жил себе, как обыкновенно живут насекомые или растения — себя самих не превозмогая. Шибко высоко не взлетал, но и больно низко не опускался. Словом и не то, чтобы плавал, но и не тонул. Ну, а как он однажды совсем уж обеднел, то и решил пойти в стольный город Ладонь: поискать счастья, а еще более того и чего-нибудь съестного.

Шел он леском да степцой и не заметил, как угодил в сплошной каменный лес. Кругом одни камни неведомо какой силой кольцом составленные и никакой иной природной разновидности.

Выперлись они ввысь, словно растенья какие-то исполинские, но каменные, так что разве только дивиться этакому-то созданью натуры и можно. Дивился, дивился Скалтур целый день и устал уж под конец и дивиться, да и голод его совсем одолел, а питаний кругом никаких, одни тебе сплошные каменные изделия. Сел он на камушек, словно на пенек: «Лучше вздремну-ка, — думает, — может во сне какое съестное перепадет». А во сне ему отец, да дед, да иные родственники ближние и дальние из миров запредельных явились и говорят:

«Не робей, паря, дерзай шибче! Тебе планида вскоре счастливая выпадет, так что уж давай не подкачай да не прозевай! Ты в короне скоро ходить станешь, а мы сверху с небес на тебя глядеть, да радоваться будем. А покуда — гуд бай, гуд бой!»

Но потом вдруг вся видимость во сне испортилась — полосы да пятна пошли, да звук заунывный, ровно как в допотопном телевизоре, заскучал тогда Скалтур да и проснулся.

Глянул, а из скалы штука торчит какая-то, будто воткнул ее кто в щелку меж камней специально или же сама собой она, как-то из камня непонятным образом возникла.

Выдернул он штуковину из щели, а там надпись хитрою витою руною начеканена: «Меч складенец — кто достанет тот и молодец». Особенным грамотеем Скалтур, однако, сроду не бывал: ему оно без всяких разниц было, что буквы — что морщины на лбу, все одно как медведю расписание поездов, потому и значенья никакого особого в надписи он не уловил.

А на штуковине этой самой еще и кнопочка была с узорцем треугольчатым, а для чего она не сказано, всяк, мол, сам догадывайся. И как-то так уж оно само вышло, то ли пальцы нечаянно на кнопку эту наткнулись, то ли кнопка на них, только придавилась она нечаянно и тотчас же луч яркий острым лезвием из вещицы сей загадочной вытянулся и камни резать да дробить в мелкую труху пустился.

Надавил Скалтур кнопку опять, вроде как с испугу, и исчез луч тут же во мгновенье ока. Нажал кнопку нечаянно еще раз и опять луч острый камни сверлить да крушить принялся. Снова нажал и снова луч, как по приказу, в штуковину непонятную спрятался.

— Ну, с таким-то хозяйством не пропадешь, — думает, — оно хоть кого да и хоть чего враз растребушить способно.

И пошагал скоренькой походкой и дальше, в славный город аглинский Ладонь. Но только было к близлежащему лесочку приблизился, как оттуда из чащи навстречу ему разбойнички местные лихие повылезли.

— Отдавай, — говорят, — скорей чего у тебя такого хорошего имеется, а то всю душу тебе из пуза выпустим!

Скалтур долгие беседы с ними разводить не стал, а нажал скорей кнопочку заветную, неприметную и пошел тут меч-складенец сам собой по хребтам да головам разбойничьим прохаживаться. Застонали тут в голос разбойнички:

— Ой, ой! Уйми ты свою процедуру, говорят, мы к такому обхождению, отнюдь, не приспособлены, видим крутость твою и уважаем, а ежли хошь будь у нас хоть и атаманом.

— Нет, — Скалтур говорит, — не уйму покуда, жельмены, вы мне мне стол полный снедью не представите. Потому оченно я нонче проголодавшись буду.

Накрыли разбойники стол скорым манером да снеди всякой из закромов своих разбойничьих представили: «Питайтесь, мол, на здоровье, достойный господин, да токмо нас почем зря не забижайте».

Наелся Скалтур дальше уж некуда, запил это дело винцом да пивцом для задушевного равновесия и говорит:

— Хорошо с вами, господа разбойнички, да мне уж и в путь дальнейший пора, судьба меня знать торопит. Представьте мне, говорит, коня, чтоб у меня память про вас шибче сохранилась.

Представили ему разбойники и коня, куда ж тут денешься против силы такой мощной и непонятной и помчал себе Скалтур рысцой да галопом дальше.

Приехал он в город Ладонь по названию, а там народ совсем грустный да вялый будто уж месяц другой некормленный.

— Чего вы такие невеселые, будто, чего несъедобного наелись? — Скалтур спрашивает.

— Да не с чего веселиться-то, — отвечают, — были у нас и король и королева да извел их карлик носатый, Хнут по прозванию. В хоромы к ним влез, что червь в яблоко, да и опоил их зельем зеленым. Стали они бессловесны, как трава или огурцы. А принцессу Зануду хочет он в жены взять насильно и корону носит, будто он и совсем уж король.

Пошел Скалтур во дворец посмотреть на карлика этого, что это за гусь такой. Но еще и до дверей не дошел, а в воротах уж и карлик этот самый стоит, носом в землю упирается, мысли у всякого прохожего вынюхивает.

— Чё, надо? — говорит, — Знаю ведь заведомо зачем явился! Только валяй-ка лутше отселева покуда тебе всю щетину из хребта не повыдернули!

Другой бы тут затосковал, да прочь отправился, а Скалтур мужик, однако, настырный, складенец свой достал из котомки и хотел уж кнопочку ту известную надавить, чтоб нахальство дальнейшее карликовское прекратить, да тут карлик ловко так к нему подластился и через нос нежным женским воркующим голосом околдовывать начал.

— Ой, какая вещичка-то интересная, — говорит, — ну-кась, дай-ка посмотрю, полюбуюсь, полюбопытствую, — и хвать тут кладенец в лапу свою хваткую, ну и на кнопку-то ту самую, заветную случайно и надавил.

Скалтур и глазом моргнуть не успел, как пошел его складенец лучем ярким по всем бокам честить. И коли б ноги не унесли его так скоро, как уж могли, то и не уцелеть бы ему тут было. Запыхался Скалтур от скорого бега, сел прямо посреди дороги да и тосковать начал о потерях своих. Только слышит внутри у него, как будто ходит кто-то, да сапожками потопывает и как по ступеням совсем — то подымается, то опускается.

Скалтур тут, конечно, и спрашивает, как из любопытства вроде: — Кто там ходит?

А изнутри ему отвечают: — Это я, душа твоя. Не горюй, брат, найдется выход. Шагай да шагай знай и дальше, Скалтуха! Не бывает такого, чтоб хоть какого-то выхода да не нашлось!

— Да я разве чего, я ничего, — Скалтур говорит, а душа меж тем продолжает:

— У карлика, у энтого прямо на носу бородавка мелкая имеется, а на самом же деле — это вроде как кнопка потайная для превращений разных. Такие и у всякого существа на теле имеются, только никто того их значенья не подозревает. И ежли нажмешь на этакую кнопку-бородавку, да скажешь «превратись!», то и превратится он тотчас во что только ни пожелаешь.

— Ну, а как кнопку эту нажать-то? — Скалтур спрашивает, — Он же хитрый бес, карла-то эфтот, близко к себе разве подпустит?

— Не робей, — душа изнутри откликается, — видишь вон трава-ботва растет, пожуй малость и станешь букашкой-таракашкой жуком-летуном невзрачным. А там уж сам думай, как с карлой-то носатой управиться.

Сорвал Скалтур травы-ботвы и не успел хорошенько и разжевать даже, как уж и размером уменьшился и совсем жуком усатым сделался. Расправил жук крылышки прозрачные и полетел себе прямо во дворец королевский.

А карла как раз тем моментом чай пил, нос на стол положил да и расслабился совсем, будто в отпуске. Тут жук-Скалтур покружил кругом маленько, как для разминки вроде, поприсмотрелся, где бородавка-то эта потайная находится, да разлетевшись со всего маху туда и втюкнулся. И охнуть тут карла не успел, как уж и в горшок ночной превратился, чего Скалтур-то жук мысленно про себя ему и пожелал предварительно.

А Скалтур уже про совсем другое думает: «Букашкой-то стать дело нехитрое, а вот как обратно в человечий-то облик теперь возвернуться?» И стал он внутрь себя стучать, да душу спрашивать: «Чего нам, значит, дальше-то делать надлежит?»

А оттуда изнутри сперва гудки разные пошли, ровно как из телефонной трубки, а потом и отвечают:

— Душа ваша теперь на море на средиземском отдыхает. Замаялась она у вас внутри-то сидючи и теперь вот в отпуск на море и махнула.

— Ну и порядки, однако, — осердился было Скалтур, — а мне почему ничего не сказала! Как же я теперь без души-то буду?

— Да не хотели Вас, знаете, беспокоить, — отвечают, — да и у самой-то Вашей персоны видок-то тоже — не ахти какой процветающий, измучены Вы судя по наружной внешности. И Вам бы тоже отдохнуть не мешало. Летите прямо к морю средиземскому там и отдохнете, а может и душу свою, как раз, встретите.

Полетел Скалтур тут же к морю средиземскому, глядит, а там душ собралось разных — видимо невидимо и все отдыхают. Прилег и он в сторонке и тоже отдыхать начал. А некоторые души, которые уже отдохнули или вообще еще не устали — носятся кругом, скачут, да бесятся, как все равно дети малые и все по Скалтуру пробежаться норовят, крылышки ему прозрачные нежные подпортить.

— Хорошо все ж, что души-то из легких веществ составлены, — Скалтур думает, — а то эдак-то и весь хребет бы мне погнули. И тогда уж, как итальянцы правдиво глаголют, и полная финита ля комедия мне тут приключилась.

Но тут и душа его к нему на крылышках тонких подлетела.

— Ты бы хоть искупался, — говорит, — а то погляди-ка чумазый какой. В таком-то теле и всякой душе жить противно станет.

Что ж раз душа велит, то никуда тут не денешься. Разлетелся Скалтур и нырнул в самое синее море средиземское.

«Нырну-ка поглубже, — думает, — коли уж мыться так мыться». А в глубине его уж и рыбины разные зубастые, хищные поджидают, пасти поразинули и та, что покрупней других была — хвать да и проглотила. Сидит Скалтур внутри рыбины и раздумывает печально:

— Эх, зря я душу-то свою, блин, послушался, теперь вот и совсем безвозмездно пропал. Отсюда уж и выхода-то, похоже, нет, похуже тюрьмы всякой такое заточенье!

А душа его тут, как тут в рыбьем брюхе появилась и поучает да наставляет:

— Я то думала ты умнее будешь, а ты просто простофиля простодырный. И куда тебе королем-то быть! Тебе больше уж бараном на новые ворота любоваться пристало.

Устыдился Скалтур своего малодушия и стал по всей внутренности рыбьей ползать да и изучать: где да чего, да как, и для чего там все устроено, и нет ли где каких потайных специальных кнопочек.

И получилось оттого внутри у рыбы совершенно неприятное ей телотрясение и волнение. А душа-то его еще и подбадривает да подначивает:

— Давай, давай — шибче тапочи, — ну Скалтур, конечно, и рад стараться, сапожищами затопал, заплясал да заскакал во всю прыть, ровно что конь степной ретивый, красу-кобылицу вдруг узревший. И рыба от пляски такой резвой, понятно что окончательно одурела: петляла, петляла кругами да зигзагами по всему пространству водному морскому да и, в конце-то концов, и выскочила на самый сухопутный берег.

«Плевать я, — говорит, — хотела на такое беспокойное питанье, просто никакого тебе нормального пищеварения внутри! Ежели еще сам пляшешь, то оно все же как-то того, ну, а ежли в тебе эдакая внутренняя пляска самостоятельно идет, то оно уж совсем не того. И пусть-ка пакость такую плясучую лучше дураки лопают!», и выплюнула тут Скалтура совместно с душой его на земную поверхность. И тут-то он снова, как есть, вдруг в свое прежнее собственное обличье непонятным чудом и возвернулся да и с душой своей тем же моментом благополучно соединился. А душа его и дальше направляет:

— Вот видишь, говорит, все вещи исполнимы оказываются, ежели их за нужное место ухватывать. А теперь тебе и за корону хвататься пора пришла. Ступай-ка, милок, скорей во дворец!

Ну, что ж, коли надо — так надо! И пошел тут Скалтур снова в город Ладонь, долго правда шел, верно не одну пару сапог испрохудил. Наконец, добрался таки до города, да угодил как раз в час послеобеденный. Никто ему на пути не встречается, все дрыхнут, даже кошки и собаки языки высунули и храпят, да и мух нет, тоже отдыхают. Уморилась вроде вся природа да и вся живность с ней вместе задремала.

Пошагал Скалтур скорей прямо во дворец, а там горшок стоит, что раньше карлой был, а в нем меч-складенец полеживает.

— Ишь, как хорошо-то все ладится, прям как по писаному! — Скалтур говорит. Положил складенец в карман, да и спрашивает горшок:

— Эй, горшок, а скажи-ка куда корону-то дел?

— Да ить под кроватью оне все, — горшок отвечает.

Заглянул Скалтур под кровать, а там целый склад корон всяких разных-разнообразных, на любые головы, прямо как в магазине специальном, что для королевских величеств. Выбрал он какую получше да и нацепил себе на самую макушку, чтоб и всякому видно было, кто теперь здесь король. Только кто ж это видит, ежели сплошь все королевство дрыхнет?

А тут и принцесса Зануда проснулась и к нему плавной такой лебяжьей совсем походкой поспешает и родственники ее зеленые за ней рядком словно гуси-лебеди следуют и все хором в один голос упрашивают и умоляют:

— Нам то ничего и так хорошо, а ты-то уж будь у нас монархом-королем. И принцессу к нему дружно подталкивают:

— Бери, мол, и ее вместе с королевством со всем впридачу.

Так вот прямо, как в сказке, все и вышло. Встал тут Скалтур в королевскую этакую уважительную позитуру и говорит:

— Ну, что ж, спасибо за такое ваше всеобщее доверие, коли надо — так надо, отказываться, право, не стану.

И стал Скалтур с той-то самой поры королем Артуром.