На краю надежды

Аделаида Тимофеева

Молодая красавица Милана из-за своего печального прошлого вынуждена зарабатывать на жизнь особым способом.Но однажды к ней приходит старый друг с непростой проблемой.Смогут ли они помочь друг другу, не попадая в большие проблемы? Книга содержит нецензурную брань.

3 глава — Милана

По мне что-то ползает, открываю глаза, осматриваюсь и прихожу в дикий ужас от увиденного: по всей кровати бегает бесчисленное количество разных насекомых. Не могу кричать от ужаса, могу только открыть рот, не издавая ни звука. Кое-как сползаю на пол и стряхиваю с себя эту мерзость.

В квартире стоит отвратительный запах сырости и этой живности, что аж тошнит.

«Слава богу, на полу нет тварей».

Рядом с кроватью, на письменном столе, включаю настольную лампу в виде шара. В ужасе осматриваюсь и пытаюсь издать хоть единый звук, но не получается.

Выхожу в коридор, чтоб не видеть этого кошмара и вижу картину ещё хуже: у входной двери стоят три гроба: один маленький, второй чуть выше меня, третий ещё выше.

«Если первые два понятно чьи — это мой и его, а третий чей? Кого он заберёт к себе? Что это значит?»

Вдруг что-то резко берет меня за руку, в комнате опять кромешная тьма. Я беззвучно ору, надрывая голос, что-то сильное и холодное удерживает меня. Потом появляется детский плач на несколько секунд, который сменяется на детский смех от милого до зловещего. Некая сущность, которую я не могу одолеть, укладывает меня в узкий ледяной ящик.

В области ног я слышу удары молотком, как будто прибивают на гвозди к ящику деревянные палки-ограждения, чтоб я не могла вырваться, и до меня доходит, что я в гробу. Руки крепко на крепко связаны верёвками, я перестаю чувствовать конечности, палки-перегородки появляются у меня перед лицом. Теперь вместо попыток издать звук я повторяю судорожно «спаси и сохрани» много раз подряд. Я леденею, и из последних сил выдавливаю слабый писклявый крик, а затем мёртвая тишина.

Я просыпаюсь с оглушительным криком в квартире, вся мокрая от озноба и слез. У меня безумная истерика, не могу успокоиться. Судорожно стряхиваю с себя то чего нет. То, что сейчас явь я до сих пор не осознаю. В голове так и звучит детский голос, стук молотка и три гроба. Закутываюсь в одеяло и через минуту понимаю, что сижу в кромешной тьме, отчего реальный страх возрастает. Беру рядом, лежащий оранжевый фонарь, включаю его и освещаю им комнату. Хоть страх и ужас не отступают, но я могу хоть как-то встать с кровати, чтоб включить для начала настольную лампу, а потом в одеяле иду к выключателю на стене, чтоб включить свет во всей квартире.

Возвращаюсь в кровать и выпиваю две таблетки «Эналаприла».

После этого я ложусь на подушку, не вылезая из-под одеяла, включаю тв и смотрю в него, не вникая в то, что там показывают.

После таких умопомрачительных ночей, утро начинается первым делом с прочтения нескольких молитв перед иконою на коленях на кухне и со слезами на глазах. В норму я прихожу под ромашковый чай и шоколад со вкусом мяты.

Вечером меня будит стук в дверь. Я смотрю время на телефоне.

— Кого могло принести в одиннадцатом часу? — моему возмущению нет предела.

Стук продолжается, обхватываю себя руками через шерстяную кофту и иду к входной двери. Остановившись у двери, спрашиваю:

— кто там?

— Милан, это Дима, откроешь? — дрожащим голосом говорит он.

«Что? В смысле? С одной стороны, хорошо, что это именно он, а с другой стороны, с чего бы это он решил зайти в такое время? Да, я его приглашала, но не думала же я, что он и правда придёт, ещё и на ночь глядя».

Я тяжело выдыхаю.

— Сейчас открою, одну минуту.

Подхожу к зеркалу у двери, привожу лицо в порядок, снимаю шерстяную кофту и кладу её на полку под зеркалом, поправляю и проверяю длинную футболку на наличие пятен и дыр, а затем открываю дверь.

— Привет — радостно говорю я.

— Привет

Моя безумная радость от его прихода резко сменяется на ужас.

— Что у тебя случилось? Почему у тебя лицо в синяках и кровоподтёках? — подлетаю к нему и аккуратно осматриваю лицо.

— Не важно. Все нормально у меня, — равнодушно отвечает он.

— Нет, важно! Что случилось? С кем ты подрался? Я надеюсь, ничего серьёзного не случилось, все живы и здоровы? — тараторю я и завожу в квартиру.

— Да, все живы. Я шёл к другу, который недалеко от тебя живёт, не знаю кто это был, придурок незнакомый, ни с того не с сего прицепился.

— О, боже, у нас вроде и не было-то тут никогда таких уродов. Сильно болит? Где-то ещё раны есть у тебя? Ты вызвал полицию, скорую? — оглядываю его, насколько возможно.

— Нет, я никого не вызывал и не надо вызвать. Всё в порядке со мной, ничего страшного не произошло, он сам ушёл на своих двоих.

— Он один был? А как выглядел? Обязательно нужно вызвать и скорую и полицию, Дим!

— Да, один он был, не знаю, как выглядел, не успел знаешь ли разглядеть.

— Ну, извини.

— Ерунда. Прошу, не надо никого вызвать. Я клянусь, что всё в порядке, жертв нет. Мы подрались и всё, а потом разошлись каждый своей дорогой, честно.

— Ну, не знаю. А что он тебе говорил?

— Что-то про свою девушку. Говорил, что я с его девушкой на вечеринке переспал. Хотя, я понятия не имею, кто его девушка. Но и не отрицаю такой возможности, я же не знал, что у неё есть парень.

— Ладно, проходи в ванную, тебе нужно привести себя в порядок.

Мы заходим в ванну, я открываю шкафчик над раковиной и достаю оттуда трясущимися руками йод, зелёнку, пластыри, медицинские перчатки и бинты. Меня так трясёт, что я вот-вот расплачусь.

— Можешь, оставить меня одного? Я сам все сделаю, спасибо, — по-доброму смотрит на меня и улыбаться пытается.

— А, да, конечно, — чувствую, как щеки наливаются румянцем.