На краю надежды

Аделаида Тимофеева

Молодая красавица Милана из-за своего печального прошлого вынуждена зарабатывать на жизнь особым способом.Но однажды к ней приходит старый друг с непростой проблемой.Смогут ли они помочь друг другу, не попадая в большие проблемы? Книга содержит нецензурную брань.

9 глава — Милана

«После его ухода было трудно уснуть, но к счастью спала без кошмаров, а потом на завтраке по привычке начала накладывать еду в две тарелки. Невероятно, как за сутки он смог меня одурманить собой больше, чем за 3 года нашего постоянного общения. Ягодный вкус его губ так и стоит у меня на губах и во рту. Запах Чупа-чупса застрял в носу и до сих пор витает в квартире»

«Мне ужасно не хочется никуда ехать и бессмысленно изображать удовольствие, загаживая и так идиотскую душу, но выбора у меня нет»

Приехав в жилой комплекс «южный бульвар» хмуро иду к нужному подъезду многоэтажки, поднимаюсь на этаж, подхожу к двери и останавливаюсь. Набираюсь сил и терпения перед следующими 2 часами отвратительности, нажимаю на звонок и фальшиво улыбаюсь.

— Здорова — равнодушно говорит он.

— Привет — вхожу в квартиру и разуваюсь.

— Пить, есть будешь? — спрашивает он, опираясь плечами о стену и, сложив руки на груди.

— Нет, я не голодная.

Он подходит ко мне, небрежно кладёт тощую руку на плечо и ведут на кухню.

— У меня классное вино, советую выпить, не пожалеешь, оно обалденное.

— Мне не обязательно пить, чтобы сделать дело.

— Хоть глоток. Когда ещё удастся такое испытать?

— Я же сказала, что не буду.

— Какая ты сегодня дерзкая. Впрочем, так интереснее, — мы идём в его комнату.

«До жути противный цвет шоколада. Это ж, кто додумался до такой пошлости».

— Я скучал по тебе, детка, — прижимается губами к шее, — Я тут в Москву еду. Может вместе махнём, — кладёт руку на грудь, — Хоть столицу посмотришь, вырвешься из этой дыры, когда ещё у тебя будет такая возможность? Сама посуди, — усаживает на кровать.

— Нас и тут неплохо кормят.

— Вот, ты глупышка. Все нормальные люди давно свалили из нашего городка, а ты все сидишь, цепляешься неизвестно за что, — гладит меня по спине шершавыми пальцами.

— Ну, значит, я ненормальная. Как и ты, — натянуто улыбаюсь.

— Ну-ну.

«Баранки гну, засунь ну-ну в жопу себе».

— Ладно, может, хватит болтать. Покончим с этим побыстрее и разбежимся?

— И куда ж ты все летишь так, птичка? — тянется к губам, проводя рукой по левой ноге.

— Дела, — бросаю я.

— Жаль, я б хотел, чтобы ты у меня осталась. А утром бы я тебя отвёз домой — пробегает губами по шее

— Нет, я же сказала.

— Ну, ладно, кстати, я могу тебе сегодня дать чуть больше, если только хорошо поработаешь волшебным ротиком. Как тебе такое предложение? — расстёгивает пуговицы на джинсовке.

— Сколько?

— Тридцатку, не думаю, что десятка будет тебе лишней, так что не отказывайся, — гладит мою грудь.

Я молчу, мне хочется орать от всего подряд на всё подряд.

— Ну, так что, детка, поработаешь ротиком?

Я отвожу голову в сторону, морщусь от отвратности и сдерживаю бешеный поток слез.

— Угу.

— Отлично, а теперь иди ко мне, — притягивает меня к себе.

Он целует меня, укладывает на подушку и начинает мерзкое дело.

Подъезжая к подъезду на такси и вижу, что от него отходят двое сотрудников полиции и прощаются с соседками.

Подойдя к последним интересуюсь:

— Добрый день, теть Рай, а что это полиция приходила?

— Всё то же самое. Ищут преступника, который убил парнишку в соседнем доме.

— А-а, и что говорят?

— Сейчас вот показывали нам фото этого преступника, сказали, что, если что, то звонить им и его заберут.

— Понятно, — вздыхаю я.

— Куда ж это мир катится. На фото такой красивый парнишка, молодой, а такое кошмарное дело натворил, ужас, говорят два года или три ему светит, это ж страшное дело сидеть в тюрьме.

— Согласна. Ладно, я пойду. Всего доброго.

Зайдя домой, сразу иду отмываться в ванную. После ванны пишу Диме, спрашиваю, как дела и чем занимается, но он долгое время не отвечает.

Вернувшись на следующий день домой от мозгоправа, который выписал новые таблетки для сна, я пишу два варианта списка продуктов на день рождения — если буду одна и с Димой. Придумываю что надеть, какой сделать маникюр и причёску.

Ставлю чайник и звонок в дверь. Открываю, а там папаша стоит.

Полноватый отец с отсутствием волос на голове и с колючей щетиной на лице заходит в ванную, моет руки, а затем садится на стул в кухне.

— Как дела у тебя? — ковыряет зубочисткой в зубах.

— Нормально — бросаю я, не глядя. Наливаю чай, кладу на блюдце его любимых конфет, и сажусь за стол — Чё не позвонил, не сказал, что придёшь? Вдруг меня бы дома не было или я не одна была.

— А что тебе есть с кем быть?

Я кривлю губы и отвожу взгляд в сторону.

— Подкинула б деньжат на телефон, вот бы и позвонил.

— Ага. Как мать?

— Ты б ей хоть раз позвонила, она скучает по тебе, да и я тоже. Давно не общались. Совсем забыла о нас.

— Бывает, чё ж поделать, — с грустью смотрю в окно.

Он тяжело вздыхает и тоскливо продолжает:

— Что нового у тебя?

— Ничего особенного, — сажусь на одно колено и залезаю в телефон.

— Так и не нашла нормальную, приличную работу?

Я поджимаю губы и закатываю глаза.

— Опять будешь мозги лечить? Если да, то прошу не надо, мне хватает мозгоправа.

— Кончала б ты этой хренью заниматься. Тебе самой непротивно, нестыдно? Мне вот противно и стыдно, что у меня дочь такая.

— Так откажись от меня, раз я хреновая дочь.

— Может, хватит дуру валять, а? Я ж с тобой нормально говорю и счастья тебе желаю.

— Угу, да, вы так сильно желали мне счастья, что я в тюрьму угодила.

Отец закипает злостью.

— Слышь, помолчала бы сейчас. Завела, блин, старую песню, — сплёвывает он, — Мы с матерью сделали всё, что смогли, и ты это знаешь! Ну, извини, что мы не олигархи, как у твоих друзей! у нас тоже душа болит!

— Мне давным-давно всё равно, что вы делали, а что нет, но факт остаётся фактом. Я своё получила сполна, по гроб жизни благодарна буду.

— Р-а-а, Как же ты меня бесишь! Ты нас с матерью расстраиваешь своим дерьмовым поведением. Я тебе тыщу раз говорил, что, во-первых, ты знала, куда шла учиться и работать, а во-вторых, ты сама виновата, что не досмотрела за маленьким ребёнком. Смотреть надо было лучше, а не вертеться по сторонам!

— Опять двадцать пять, старая тупая пластинка! — вскакиваю со стула, — Всё, иди домой! У меня уже вот где это все! — провожу рукой над головой.

— Что? Совсем охерела! А у нас матерью, думаешь, не сидит в кишках, что у нас дочь местная проститутка? Мы тебе столько вариантов нормальной работы предлагали, куда берут с судимостью, чтобы ты нормально работала, но ты ж у нас особенная. Не захотела, не смогла, и в ит…

— Так, всё, стоп! Я не собираюсь дальше это слушать!

— Нет, я не уйду, пока не закончу!

— Да, ради бога! — встаю и выхожу из кухни.

— Нет! Ты выслушаешь все, что у меня есть тебе сказать! — резко хватает за руку и разворачивает к себе.

— Не смей меня трогать! — вырываю руку из его цепких пальцев, — Никогда! — тычу ему пальцем в грудь.

— Я твой отец, дура, ты тупая. Я буду делать всё, что я захочу, понятно тебе? — нависает надо мной.

— Всё сказал? Есть ещё что-нибудь добавить дочери-проститутке?

Он яростно смотрит на меня, а затем швыряет в балконную дверь свою и мою кружку.

Осколки разлетаются с бешеным звоном по всему полу, я закрываюсь руками от них. Он подходит ко мне вплотную, и мы смотрим друга на друга с лютой ненавистью. Отец поднимает руку, чтобы влепить пощёчину, но останавливает красную от ярости трясущую руку, тяжело дышит, смотря в глаза, а затем обессиленно отступает от меня.

— Уходи, уходи! — слезы душат меня.

Отец растерянно озирается.

— Я пришёл, чтоб предложить тебе очередную нормальную работу, — холодно продолжает он, достаёт из штанов бумажку и швыряет на стол, — вот здесь всё написано. Ещё хотел убедить тебя матери позвонить. Да, и будь осторожна, когда по ночам с блядок возвращаешься. Слышала, чё произошло у тебя тут не далеко? На днях человека убили, так что будь осторожна.

— Ну, конечно, слышала, раз это было рядом со мной, очевидно же — размахиваю руками, достаю совок с веником, собираю осколки.

— Как день рождения отмечать будешь? — успокоившись, спрашивает он.

— А что? — выкидываю осколки в ведро, беру половую тряпку, чтобы вытереть чай с пола и с других мест

— Мы с матерью хотим, чтобы ты к нам пришла.

— Нет, уж нет, спасибо, мне с вами и в обычные дни типа общения до усрачек хватает, ещё и на день рождения к вам приходить? Чтобы вы меня в психушку отправили? Без вас как-нибудь обойдусь, найду с кем отметить день рождения.

— Да, пошла ты туда, где зарабатываешь пахабные деньги! — рычит он и вылетает из кухни.

— С удовольствием!

— Все с меня хватит! Больше ты меня в этой квартире не увидишь. Моё терпение лопнуло, я не собираюсь больше с тобой сюсюкаться и заботиться о такой паршивой, не благодарной дочери. Я не железный. Живи, как хочешь! Можешь пойти на московский и продавать там тело грязным, мерзким мужикам. Я с тобой больше не хочу разговаривать!

— Маме привет, — безразлично кидаю я, и он яростно хлопает дверью.

От оглушительного хлопка двери у меня вздрагивают волосы по всему телу, сама дёргаюсь, и в ушах отдаёт. Едкие слёзы обжигают глаза, шмыгаю носом, тру глаза, чтоб сдержать рёв и быстрым шагом иду запирать дверь. Прямо на пороге разбивает жутчайшая истерика.

Яростно швыряю ботинки, туфли, все, что попадается под руку, о стену, они летят в шкаф, отчего дверь трескается и открывается. От этого ещё больше выхожу из себя, крушу все на своём пути и ору во всеуслышание: «сука, сука, сука, заебало, заебало, заебало, заебало».

В какой-то момент меня накрывает беспросветная апатия. Падаю на пол с телефоном в руке, а на экране фото Димы.

Похоже, что так и засыпаю, потому что, проснувшись посреди ночи, обнаруживаю вокруг себя хлам.