Опыты литературной инженерии. Книга 3

А. И. Гофштейн, 2021

Некоторые люди, предложи им горсть земляники – будут есть по одной ягодке, с чувством, в соответствии с мировоззрением. Другие высыплют все в рот и сжуют со вкусом, в соответствии с мироощущением. Я – из вторых.

Разгадка загадки Стоунхенджа

Прораб Матвеич с плохо скрываемым отвращением жевал капусту из остатков позавчерашнего борща, изредка помогая себе пальцами. Ночью прямо из кастрюли жидкую составляющую борща высосал сынок-дальнобойщик, вернувшийся из рейса на Казань. Сынок криво загнал свою грязную фуру в палисадник, раздавив правым задним колесом грядку с чесноком.

Матвеич с тоской в глазах сражался с длинными холодными космами капусты, не зная, на ком или на чем сорвать свое недовольство жизнью. Сегодня на стройплощадку должны подвезти арматуру, а оба вязальщика, Самойлов и Зарудько, уже который день в запое. Кого поставить на разгрузку, кого на вязку — черт его знает! Можно вроде бы и молодого Болотина, так это колонны первого этажа — самое ответственное место. На…вертит молодой от души, так наплачешься позже. Жена спит, ей на работу к одиннадцати. У нее сегодня в магазине сандень. А ей какой-никакой, а перекур хоть на полдня. Только вот и осталось что со вчерашнего — остатки борща. И Васька-сын храпит у себя в комнатушке. Устал, наверное, с дороги как собака.

На работу Матвеич пришел за полчаса до восьми. Полуголодный и раздраженный. К своему удивлению, обнаружил в бытовке вполне себе проспавшегося вязальщика Зарудько, который внимательно смотрел на экран маленького телевизора. Этот телевизор подарил бригаде инвестор-застройщик, и с того дня все были в курсе главных политических и экономических событий в стране и в мире. И иногда даже культурных.

— Слышь, Матвеич, — не отрываясь от экрана, обратился Зарудько к прорабу, — нашли-таки эти британцы то место, где вырубались камни для Стоунхенджа!

— Здороваться сначала нужно, — проворчал Матвеич, вешая шапку на гвоздь при входе.

— А я разве не поздоровался? — искренне удивился Зарудько и наконец повернулся к прорабу лицом. — Извини, Матвеич, тут такое про Стоунхендж сказали, что я просто обалдел. Представляешь, каменные глыбы весом под пятьдесят тонн волокли каким-то неизвестным способом аж триста километров! Потом уже ставили «на попа» и сверху накрывали такими же! И все без всякого крана!

— Откуда же у них на те времена мог кран взяться? — буркнул Матвеич, усаживаясь на свое прорабское место — за маленький конторский столик, который пережил уже как минимум трех прорабов.

Зарудько поспешно пересел ближе к прорабу и с нескрываемым воодушевлением продолжил:

— Матвеич, вот ты умный человек, на стройке лет сорок отработал, скажи, как это больше чем четыре тысячи лет назад эти англичане смогли перетащить такие каменюки на триста кэмэ?

— Вот так и перетащили, — огрызнулся Матвеич, перебирая наряды. — Пили мало, а то и вовсе не пили! Вот и перетащили!

Зарудько виновато помолчал, но так как возразить на справедливый упрек было нечего, то, посопев пару минут, он снова возобновил разговор.

— Ну, Матвеич, ладно, не сердись. Самойлов дочку выдал. Сам своим ходом на работу выйти не может. А я, видишь, вот он. Слышал, сегодня арматуру для первого этажа привезут?

— Хрен тебе привезут, а не арматуру! — взорвался прораб. — Про премию забудь! Найду вам с Самойловым замену — выгоню к е…й матери! Мне такие работнички не нужны. Или пей, валяйся по канавам, или работай! А он мне про Стоунхендж! Лапшу вешает! Иди, бери молодого, начинайте ставить первую линию! Или выгоню и тебя, и его к е…й матери!

— А молодого-то за что? — обиженно переспросил Зарудько.

— А за то! Чтоб с мальства понимал, что с такими разгильдяями, как ты, дело иметь — себя не уважать. Иди с глаз моих, пока я добрый, а то, видит бог, не удержусь, чем-нибудь тебя по хребтине огрею!

Зарудько поспешно покинул вагончик, оставив телевизор включенным. Прораб, решив отдышаться, отложил наряды в сторону и повернулся к экрану. С экрана молодой прилизанный англичанин-историк в свитере ромбиками продолжал рассказывать о Стоунхендже:

— В конце третьего тысячелетия до нашей эры Стоунхендж подвергся новой, самой масштабной перестройке, благодаря которой он стал так популярен в наши дни. С холмов южной Англии, удаленных от Стоунхенджа на сорок километров, сюда привезли тридцать огромных каменных блоков — «сарсенов», каждый из которых весил по двадцать пять тонн…

За воротами стройплощадки настойчиво засигналила машина.

— Наконец-то, арматура приехала! — успокоился Матвеич. В се-таки хорошо, что Зарудько появился. Руки у парня золотые. За два дня арматуру колонн соберут и зашьют опалубкой. С четверга пойдет бетон — и мы в графике!

Удовлетворенно крякнув, прораб снова повернулся к телевизору: — …внутри этого кольца подковообразно установлены самые большие камни высотой до семи и двух десятых метра и весом до пятидесяти тонн. Один из них, «Алтарный», глубоко ушел в землю. С наружной стороны кольца концентрически расположены три круга, образованные множеством глубоких земляных лунок. Вокруг всех этих сооружений возведен земляной вал диаметром сто шесть метров с наружным рвом.

— Смотри, не соврал Зарудько! Действительно, пятьдесят тонн! Это что же получается? У нас кран десять тонн берет на вылете стрелы пять метров. При вылете двадцать метров — всего две с половиной! Так то какой же кранище! А тут пятьдесят тонн не просто поднять — перевезти надо!

В прорабский вагончик вошел шофер грузовика, который привез арматуру. Положил перед прорабом накладную и путевку.

— Че так мало? — кисло спросил Матвеич, снизу вверх посмотрев на молодого небритого шофера.

— Кран встал, — начал оправдываться шофер. — Сейчас электрики его курочат. После обеда еще ходку сделаю, привезу остатки и задел на завтра.

«И тут кран» — подумал про себя Матвеич, подписывая накладную.

Шофер вышел, а прораб засобирался на площадку. Нужно было проверить, что там навтыкали геодезисты, которые вчера ползали по нулевому циклу. Насос в западном крыле барахлил: откачали ли воду из дренажного приямка? Перенесли ли опалубку к местам установки? Все ли на месте в бригаде плотников?

Делая свои привычно неотложные дела, прораб изредка мысленно возвращался к утреннему разговору с Зарудько и к недосмотренной телепередаче:

«Пятьдесят тонн! Не шутка! Без крана как же? Может быть, на катках?

Сколько же нужно лошадей! Оп-па, ведь и дорог-то в те времена не было! Выходит, по кустам да по кочкам? Тут уж никакие катки не помогут! Так сорок или триста кэмэ? Что-то там наврал Зарудько…»

Перед самым обедом на территорию въехал раздрыганный уазик ГИПа — главного инженера проекта. ГИП молодецким скоком одолел канаву под газопровод и махнул рукой прорабу: подойди, мол, сюда. Матвеич прыгать не стал, а обошел канаву с недорытого конца.

— Что, Матвеич, — поинтересовался молодой и прыткий ГИП, — за сегодня поставим опалубку с нулевого?

— Здороваться мама не учила? — сурово спросил Матвеич, не отвечая на риторический вопрос ГИПа — тут и так все было ясно.

ГИП не смутился, сунул прорабу ладошку дощечкой и, поманив Матвеича рукой, направился к западному крылу.

«Вот черт, — огорчился про себя Матвеич, — если воду не отсосали, начнет буянить. Криклив наш ГИП не по возрасту. Но куда от него деться, когда его папа — вторая шишка в компании?»

В приямке все оказалось в полном порядке. Насос, посапывая, допивал последнюю маленькую лужицу. ГИП был несказанно доволен. В превосходном настроении он полуобнял прораба за талию и доверительно сообщил:

— Я сегодня по телеку такую передачу смотрел — зашибись! Про Стоунхендж. Как там эти черти, древние бритты, или как их там, волокли монолиты по пятьдесят тонн? Триста километров до ближайшей каменоломни! Заметь, Матвеич, ни танковых трейлеров у них не было, ни подъемных кранов! Почему нам в институте об этом ничего не говорили? Был у нас такой профессор… Кто доживал до экзамена, мог считать себя коммунистом… Вот этот самый профессор подкидывал задачки на перемещение техники из зоны недоступности. Например, свалили железобетон в углу двора, а кран не достает. Погрузчика нет. Что делать? Чего мы только не придумывали, чтобы профессору угодить! А вот знал бы я тогда про Стоунхендж, выставил бы встречный вопрос. Поперхнулся бы мой профессор, как пить дать!

«И тут Стоунхендж, — внутренне изумился Спиридон Матвеич. — Что их всех на английские проблемы потянуло? Вон, пирамиды как-то построили, и ничего, стоят! Правда, там было проще. Говорят, таскали блоки на салазках по земляной насыпи. А тут, подумать только, триста километров!»

ГИП еще немного посуетился, сверил данные геодезистов с угловыми отметками на чертеже и уехал.

Матвеич вернулся в вагончик, присел за свой заслуженный столик, нашел в выдвижном ящике журнал инструктажа по технике безопасности, считавшийся потерянным, и окончательно повеселел. Проскрипел дверью Зарудько, посланный в магазин через дорогу за снедью, принес все, что заказывал прораб. После утренней капусты из борща обед обещал быть питательным и даже вкусным.

После обеда прораб по собственной инициативе возобновил прерванный разговор с проштрафившимся Зарудько, которого милостиво не удалил из вагончика, а позволил отобедать за компанию:

— Так что ты, Володя, думаешь про Стоунхендж?

Зарудько, почувствовавший надежду на снисхождение, охотно откликнулся:

— Это же феноменально!

— Что феноменально? Ты откуда такие слова знаешь?

— Что там слова? Пятьдесят тонн, Спиридон Матвеич, представляете? Я нашу Варьку-крановщицу спрашиваю: а ты могла бы пятьдесят тонн своим «Либхерром» поднять хоть на метр?

— И что она тебе сказала?

— А послала на либхерр!

— Правильно сделала. Все не так просто, Володя. Есть тут какой-то секрет. Феномен, как ты говоришь. Не мог простой англичанин пятьдесят тонн вот так, за здорово живешь, перетащить на триста километров!

— Вот и я то же самое говорю, Матвеич! Что-то тут не так! А вы как считаете?

— Все, Зарудько, кончай перекур. Бери молодого и — марш на площадку! Я сам чувствую, что здесь что-то не так, но понять до конца пока не могу.

— Вот и я говорю, Матвеич…

Прораб махнул рукой, и реабилитированный Зарудько испарился.

Спиридон Матвеич порылся в столе, нашел затрепанный справочник и полистал его.

«Так, песчаник, плотность примерно две с половиной тысячи килограммов на кубометр. Если прикинуть, то так на так и получается. По двадцать пять тонн камни и по пятьдесят тонн камни. Не могли они их перевезти! Не могли, это точно! А что, если?..»

Прораб задумался, уставившись в окошечко. За стеклом, заляпанным раствором, неожиданно нарисовалась физиономия Зарудько с выпученными глазами. Предчувствуя неприятность, прораб, с грохотом опрокинув стул, выбежал из вагончика:

— Что случилось? Кто-то с высоты упал?

У порога тяжело отдувался Зарудько:

— Какая высота, Матвеич? На нулевом цикле мы! Варька-крановщица, чтоб ей!..

— Что Варька? Говори!

— Варька… Варька-крановщица рожает!

— Как рожает?

— Вот так и рожает!

Спиридон Матвеич метнулся обратно в вагончик, сорвал трубку телефона и срочно набрал номер скорой. Недовольный голос на том конце провода ответил:

— Да знаем, знаем. По мобильнику уже вызвали. Едет к вам машина, едет.

Матвеич смахнул со лба пот, тихонько положил телефонную трубку на рычаг. Потом спохватился и бросился к двери.

В ворота с разбойным улюлюканьем и перемигиванием ворвалась скорая.

— Сюда, сюда! — махал кто-то шапкой от западного крыла.

Из раскрытого заднего проема скорой помощи уже доставали членистые раскладные носилки. Матвеич остановился и снова вытер лоб рукой. Все утрясется, делать ему там нечего. Но что же получается с краном? Варьку сейчас увезут, а кран без крановщицы останется? Прораб быстро вошел в вагончик и стал названивать начальству.

Вечером за ужином, вымакивая сметану последним пельменем, Матвеич рассказывал жене:

— Представляешь, пацана родила. Когда успела? И отпуск по беременности не брала, и ничего на ней заметно не было!

— Что ж тут особенного? — ответила жена. — Она у вас вся такая плотненькая была. А под ватником и вовсе ничего не увидишь!

Васька-дальнобойщик потянулся к чайнику:

— А что, батя, я понял, с крановщиком у тебя теперь напряженка?

— Да, сынок, угораздило же эту Варьку! Груженая машина во дворе стоит. Завтра вручную арматуру таскать будем. Обещали кого найти и прислать. А как нового человека на кран сажать, не проверив? Он мне завтра половину людей поубивает!

— Так уж и поубивает, — встряла жена. — Обученного дадут, а как же?

— Знаем мы этих обученных, — проворчал прораб и в глубокой задумчивости поднял глаза на жену. — Как ты сказала? Плотненькая? Это две с половиной тонны на кубометр для песчаника…

— Что это ты бормочешь? — переспросила жена.

Сон не шел к Матвеичу. Он беспрестанно ворочался в постели. Один раз даже встал, напился на кухне компота прямо из кастрюли, стараясь не хлопнуть крышкой. И тут его осенило:

«Все просто со Стоунхенджем! Все ясно. К то-нибудь из этих горе-археологов пытался постучать по каменюкам? Просто не может быть, чтобы они — да пятьдесят тонн! Это расчетные пятьдесят тонн. Объем, умноженный на плотность! Пустотелые они, родные, долбленые! А торцевые отверстия заделаны пробками на той же известке с крошкой песчаника. Они как пустые спичечные коробки, как же это до сих пор никто не понял? Надо просто приехать в этот Стоунхендж да хорошенько простучать все монолиты. Вернее, то, что у них считается монолитами. Если звук глухой, значит, все, я прав! И никакой загадки больше нет. Перевезли их просто на лошадях, и точка! Слава Варьке-крановщице — надоумила!»

Матвеич выключил свет на кухне и пошел спать до самого утра. Спокойно и со вкусом.