Фея

Фея (авест. парика — ведьма, фарси پری Пе́ри, фр. fee, англ. fairy — также faery, faerie, fay, fae; «маленькие люди», «хорошие люди», «прекрасные люди» и т. д.) — в кельтском и германском фольклоре — мифологическое существо метафизической природы, обладающее необъяснимыми, сверхъестественными способностями, ведущее скрытый (как коллективный, так и обособленный) образ жизни и при этом имеющее свойство вмешиваться в повседневную жизнь человека — под видом добрых намерений, нередко причиняя вред. Образ феи как изысканно-привлекательной, как правило, миниатюрной женщины, сформировался в эпоху расцвета романтизма в западной литературе и получил своё развитие в викторианскую эпоху. В широком смысле под «феями» в западноевропейском фольклоре принято подразумевать всё многообразие родственных мифологических существ, нередко кардинально отличающихся друг от друга и внешностью, и повадками; якобы дружелюбных и приносящих удачу, чаще — лукавых и мстительных, склонных к злым шуткам и похищениям — прежде всего, младенцев..

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Наблюдается большая разница между сказками, которые рассказывают иракским и английским детям. Британская няня или мама не верит в существование фей или великанов, в то время как иракская сказительница часто верит в них. Для большинства населения Ирака, за исключением небольшого образованного меньшинства, сверхъестественные существа, которые появляются в сказках и преданиях, реально существуют. С другой стороны, я прожила в этой стране более десяти лет и никогда не слышала сказок о привидениях. Не утверждаю, что таких историй не существует, но лично я не обнаружила ни одной. И если приходится слышать о семье, которая преследуется призраком, то она никогда не преследуется мертвецом, а только джинном. Я спрашивала некоторых женщин о причине этого, и они обычно отвечали таким образом: «Почему мертвый должен возвращаться? Когда люди умирают, они уходят в подобающее для них место». Любопытно отметить, что шумерская и вавилонская литература полны привидений и наставлений, как умилостивлять их. Но следы древнего культа привидений сохраняются в небольшом числе сказаний, таких как «Рассказ о мальчике и Дивах», доказывая снова продолжение жизни идей в сказках, после того как с ними рассталось общественное сознание.

Е. С. Стивенс, Мифы и легенды Ирака

Для придания описанию необходимого качества новизны кое-что, казалось бы, могло дать сопоставление характеров церковных вассалов с характерами вассалов светских баронов, которые их окружали. Но большой пользы от этого все-таки ждать было нельзя. Конечно, известное различие между этими двумя группами населения существовало, но, подобно тому как разные семейства и классы минералов и растений легко устанавливаются естествоиспытателями, в то время как для обыкновенного человека в них все-таки гораздо больше сходства, чем различия, так и группы эти в целом настолько схожи, что трудно противопоставить их друг другу. Оставалась возможность воспользоваться чудесами – ввести в повествование явления таинственные и сверхъестественные. Это обычная уловка попавших в затруднительное положение авторов, известная со времен Горация. Но в наше время права этого священного убежища подвергаются большим сомнениям и даже начисто отвергаются. Народные поверья теперь не допускают возможности существования племени волшебных существ, порхающих между этим миром и невидимым. Феи покинули свою утопающую в лунном свете луговину. Ведьмы больше не совершают своих мрачных оргий в зарослях болиголова, и

Вальтер Скотт, Монастырь, 1820

Стоддарт уже давно отметил разницу между феями английской популярной мифологии и феями шотландцев. Определенно изящная, радостная, игривая раса созданий, любящих веселиться при лунном свете, представителей которой мы встречаем на страницах Шекспира, едва ли ассоциируется с бездушными, похищающими людей порождениями воображения шотландских крестьян. А ведь все они – представители одного семейства. Влияние, оказанное на народные суеверия основами кальвинистской религии, является одной из самых удивительных вещей в шотландском фольклоре. К примеру, вера в фей не прекратила свое существование. Она даже не получила открытого неодобрения церкви, поскольку мы находим случаи, когда священнослужители объединяются со своими прихожанами, чтобы принять меры к возвращению детей, которых феи подменили в колыбели, или таинственно похищенных женщин. А самые любопытные из известных мне сочинений – это памфлет о ясновидении, написанный священником из Тайри, и статья о феях, написанная священнослужителем из Аберфойла. Оба произведения были созданы в XVII веке. Несомненно, оба служителя церкви твердо верили в то, о чем писали, и в обоих случаях вопиющее невежество авторов сравнимо только с авторитетной весомостью и педантизмом стиля. Торжественная лига и Ковенант[1] наложили свой отпечаток даже на представления о феях, что показывает трогательная история о фее и чтеце Библии.

Джордж Дуглас, Легенды и предания Шотландии

Трудно говорить серьезно о такой пьесе, как «Сон в летнюю ночь». Конечно, не стоит долго останавливаться на недостатках в характеристике действующих лиц, потому что не на нее обращено главное внимание автора; но, несмотря на все свои слабые стороны, эта пьеса представляет в целом одно из самых нежных, оригинальных и прекрасных созданий Шекспира. Здесь он является продолжателем романтической поэзии Спенсера, которая как бы кристаллизуется под его пером и предвосхищает за несколько столетий мотивы духотворца Шелли. Фантастическое сновидение переходит само собой в игривую пародию. Границы между царством фей и страной шутов незаметно сливаются вместе. В этой пьесе есть элемент великосветский, аристократический в лице Тезея, Ипполиты и их свиты, далее элемент забавный, грубо-комический: это – постановка «Пирама и Тисбы» лондонскими ремесленниками, очерченными с божественным, задушевным юмором; здесь есть наконец, элемент сверхъестественный, поэтический – в скором времени он ярко блеснет в «Ромео и Джульетте», в рассказе Меркуцио о королеве Маб, где героям и героиням являются маленькие эльфы: Пок, Душистый Горошек, Горчичное Зернышко и т. д. В том царстве эльфов раздаются странные звуки и песни, царит то настроение, которое на нас навевает лунная, летняя ночь; в туманной мгле ведутся хороводы, растения и цветы сильнее выдыхают свой аромат, а светлое ночное небо горит розовым блеском. Это – совершенно своеобразный мир, населенный крошечным народом, который охотится в лепестках розы за червяками, дразнит летучих мышей, пугает пауков и повелевает соловьями. Эта великолепная картинка, нарисованная удивительно нежной кистью, содержит в зародыше все те бесконечные чудеса, которыми так богата будет потом романтическая поэзия в Англии, Германии и Дании.

Георг Брандес, Гений Шекспира. «Король трагедии», 2014

Одним из первых режиссеров в мировом кинематографе к сказочным сюжетам обратился Жорж Мельес. В его эпоху кинематограф еще очень близок к ярмарочному фокусу и воспринимается, главным образом, как средство создания иллюзии. Мельес не заботится о психологической достоверности, его герои лишь обозначают те или иные чувства в аффектированной манере. В фильме «Дворец тысяча и одной ночи» чередование зрительных впечатлений важнее, чем собственно сюжет, который довольно прост: прекрасный принц пускается в опасное путешествие, чтобы получить руку и сердце возлюбленной – дочери раджи. Герои здесь – чистые функции, как, собственно, и в фольклорной сказке. Заколдованный лес, явление феи и бой со скелетами интересны сами по себе, имеют самостоятельное значение – вернее, наиболее значимо само создание иллюзии, благодаря которой декорации и герои появляются, исчезают, неодушевленные предметы двигаются. Определенная самоценность спецэффектов будет впоследствии унаследована у Мельеса массовым кинематографом.

Коллектив авторов, Западно-Восточный экран. Материалы Всероссийской научно-практической конференции 12–14 апреля 2017 года, 2017

Тем временем, в одном из миров-жемчужин вождь рода человеческого оскорбил королеву фей. Делать это было совершенно не нужно, учитывая скверный характер волшебной особы. Впрочем, здесь есть о чем подумать. Что я, черт возьми, имел в виду, назвав королеву фей – «королевой»? Уверяю вас, мне хорошо известно, что у дивного народа нет монархов! Правильнее будет сказать, что она появилась в этом мире первой, и была для остальных волшебных существ опекуном, матерью, сестрой, лучшим другом – но только не королевой! С характером я тоже, пожалуй, погорячился. Всему виной шкала так называемых общечеловеческих ценностей, которую мы так и норовим сунуть куда попало. Если же отбросить стереотипы, то станет совершенно ясно, что феи – вовсе не сгустки добра или зла. Скорее они представляют собой образчик абсолютной справедливости, порой на грани жестокости.

Олег Нагорнов, Рождество в Коттингли, -1

В далекой древности люди чувствовали эту целительную силу растений интуитивно. Не стараясь ее объяснить, они одухотворяли растительный мир, наделяли его божественной силой. Так, считалось, что в каждом цветке или дереве живет свой дух, который умирает, когда погибает растение. В античности подобных существ называли дриадами и наядами. Цветы же всегда ассоциировались с эльфами и феями, и как считалось, являлись излюбленным местом отдыха этих волшебных существ. Отголоски подобных мифологических поверий нашли свое отражение в сказках всех народов. Например, для крошечного эльфа Ариэля из поздней драмы английского драматурга Шекспира “Буря”, отличавшейся элементами фантастики, уютной колыбелью служил колокольчик. А эльфы и феи другой знаменитой сказочной феерии “Сон в летнюю ночь” того же великого драматурга и поэта, использовали буквицу в качестве чаши, из которой они пили чудесный цветочный нектар.

Александр Морок, Талисманы, амулеты, обереги, 2013

Здесь он является продолжателем романтической поэзии Спенсера, которая как бы кристаллизуется под его пером и предвосхищает за несколько столетий мотивы духотворца Шелли. Фантастическое сновидение переходит само собой в игривую пародию. Границы между царством фей и страной шутов незаметно сливаются вместе. В этой пьесе есть элемент великосветский, аристократический в лице Тезея, Ипполиты и их свиты, далее элемент забавный, грубо-комический: это – постановка «Пирама и Тисбы» лондонскими ремесленниками, очерченными с божественным, задушевным юмором; здесь есть наконец, элемент сверхъестественный, поэтический – в скором времени он ярко блеснет в «Ромео и Джульетте», в рассказе Меркуцио о королеве Маб, где героям и героиням являются маленькие эльфы: Пок, Душистый Горошек, Горчичное Зернышко и т. д. В том царстве эльфов раздаются странные звуки и песни, царит то настроение, которое на нас навевает лунная, летняя ночь; в туманной мгле ведутся хороводы, растения и цветы сильнее выдыхают свой аромат, а светлое ночное небо горит розовым блеском. Это – совершенно своеобразный мир, населенный крошечным народом, который охотится в лепестках розы за червяками, дразнит летучих мышей, пугает пауков и повелевает соловьями. Эта великолепная картинка, нарисованная удивительно нежной кистью, содержит в зародыше все те бесконечные чудеса, которыми так богата будет потом романтическая поэзия в Англии, Германии и Дании.

Г. М. Брандес, Шекспир. Жизнь и произведения, 1899

Нил Гейман – яркий пример современного мифотворца, которого нельзя упрекнуть во вторичности, даже когда он намеренно отдает дань уважения Дансени, Миррлиз и Кристине Россетти – например, в очаровательном сказочном романе «Звездная пыль». Его действие разворачивается в английских лесах, возле Стены, отделяющей наш мир от королевства фей. Хотя эта история с равным успехом могла быть написана в середине XIX века, ее отличают свежесть и оригинальный авторский взгляд. Немалая заслуга в ее успехе принадлежит и художнику Чарльзу Вессу, чьи волшебные иллюстрации украсили первое, графическое издание романа. Леса, созданные воображением этого талантливого дуэта, отнюдь не абстрактны. В остроумной, но изящной прозе Геймана и рисунках Чарльза Весса, продолжающих традиции Артура Рэкхема, легко угадываются характерно английские – и при этом архетипические – леса, наполненные настоящей магией.

Антология, Зеленый рыцарь. Легенды Зачарованного Леса (сборник), 2004

Мир Нави – это тонкий многоуровневый мир. Есть в нем пласт, связанный с нашей психикой: мыслями, чувствами, идеями, желаниями, стремлениями, возможностями. Есть пласт еще более тонкий, связанный с обитателями волшебного мира: гномами, русалками, феями, эльфами и другими. Есть пласт, связанный с общечеловеческими ценностями, верой. Есть еще множество таких пластов, о которых мы и не знаем, лишь догадываемся благодаря провидцам, гениальным деятелям науки и искусства, а также разнообразным сказочным и мифологическим историям. Есть люди, необычайно чувствительные именно к миру Нави, но их называют «не от мира сего», им непросто адаптироваться в социуме.

Т. Д. Зинкевич-Евстигнеева, Тайный шифр женских сказок, 2013

Напрасно будут отрицать, что состояние звездного неба не производит впечатления в момент рождения ребенка на его органы, еще бездеятельные, но способные воспринять всякое могучее воздействие. Магнетическое отражение неба может, подобно тому, как феи наших сказок, одарить новорожденного великодушными инстинктами или вселить в него пагубные наклонности, сообразно влияниям звезды, к которой в этот момент тяготеет весь механизм миров.

Ад Де-Бароль, Тайны руки, -1

– Скажите еще, что среди них жили драконы, эльфы, феи и гномы…

О. И. Грейгъ, Черчилль-Мальборо. Гнездо шпионов, 2012