Обстоятельство (синтаксис)

Обстоя́тельство в синтаксисе русского языка ― второстепенный член предложения, зависящий от сказуемого и обозначающий признак действия или признак другого признака. Обычно обстоятельства выражены в имени существительном в формах косвенных падежей или наречиями, хотя некоторые группы обстоятельств могут быть выражены деепричастным оборотом. Также они могут быть выражены инфинитивом, существительным в косвенном падеже с предлогом и без него и даже некоторыми фразеологизмами.

По значению, которое выясняется вопросами, обстоятельства делятся на следующие основные виды:

При разборе предложения обстоятельство подчеркивается штрихпунктиром (— · — · —).

Обстоятельства сравнения с союзами как, словно, будто, как будто называются сравнительными оборотами и выделяются запятыми: Грач по нивам ходит важно, словно сельский агроном (М. Исаковский).

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Освоение иноязычного слова новой для него языковой системой – процесс постепенный и во многих случаях длительный. Достаточно часто иноязычные элементы так и остаются не до конца освоенными «чужаками»: например, они могут отличаться особенностями произношения (ср. несмягчение согласных перед [э] в словах типа несессер, сеттер, темп и под.), не включаются в систему падежного склонения (депо, какаду, кофе, радио, такси и под.), не имеют никаких производных. Последнее обстоятельство – отсутствие производных – особенно характерно для несклоняемых существительных и неизменяемых прилагательных, хотя здесь многое зависит от степени употребительности слова.

Л. П. Крысин, Слово в современных текстах и словарях, 2008

Столь странные свойства и языка, и письма китайского представляют иностранцу их изучение очень трудным, но сия трудность скоро и легко уравнивается при внимательном рассматривании состава их. В китайском языке есть умственное изменение, которое оттеняет в нем качества, действие, состояние, взаимное отношение предметов и связь суждений и таким образом вполне заменяет употребляемое для сего во всех других языках словоизменение в окончаниях по склонениям и спряжениям, по родам и числам. Умственное изменение в китайских звуках заключается в изменении самого смысла их и есть двоякое: словопроизводное, определяющее разряды слов, и грамматическое, которое показывает изменение в окончаниях сообразно словосочинению того языка, на который делается переложение с китайского. Словопроизводное изменение состоит в том, что одно и то же слово принимает качества разных частей речи по одному отношению к месту, которое занимает оно в связи с прочими словами, составляющими речь. По правилам же грамматического изменения имена существительные и прилагательные умственно изменяются в окончаниях соответственно своему значению в речи и тем словам, с которыми они в связи; таким же образом и глаголы изменяются в окончании сообразно обстоятельствам речи. Вместе с китайскими звуками и таким же точно образом изменяются и условные знаки – неизменяемые в начертании.

Никита Бичурин, Неизвестный Китай. Записки первого русского китаеведа, 2016

2) сложные существительные, где 1-й компонент – основа существительного – выполняет функцию обстоятельства ко 2-му компоненту – основе отглагольного существительного: homecoming возвращение домой (to come home возвращаться домой); компонент home уточняет значение компонента coming, указывая на место совершения действия.

И. Ю. Пашкеева, Сложные слова в англоязычных художественных текстах и их перевод на русский язык, 2014

В истории лингвистики это обстоятельство привело к тому, что были введены более дифференцированные понятия: «фонетическое слово» (группа слогов, несущих одно ударение); «лексема» (совокупность всех форм и значений одного слова); «словоформа» (отдельная форма лексемы); «словоупотребление» (конкретное употребление какой-либо словоформы в речи/тексте); «токен», или «текстоформа» и «лемма» (аналоги «словоупотребления» и «лексемы» при машинной обработке текста)[11]. Несмотря на наличие более узких по своему значению понятий, термин слово все еще используется даже в тех случаях, когда было бы уместней употреблять более точный термин. Например, в предисловиях большинства словарей русского языка объем словника, как правило, определяется в количестве слов, хотя речь чаще всего идет о лексемах.

Михаил Копотев, Исключение как правило: Переходные единицы в грамматике и словаре, 2016

После заголовочного крылатого слова и выражения следует необходимая информация о нём: указываются управление (для глагольных сочетаний), варианты разного типа, стилистические пометы, толкование и, наконец, справка об источнике (особенно авторстве) этой языковой единицы, помогающая установить его происхождение, исторические и культурологические обстоятельства, в которых она возникла, и ее первичную форму и значение.

В. М. Мокиенко, Библеизмы в современной русской речи. Как их правильно понимать и употреблять, 2017

5. Значение и употребление. Обогащение признаками денотативных ситуаций. Чрезвычайно важный момент, который постоянно надо иметь в виду, это то, что язык «сросся» с жизнью, с употреблением в различных жизненных ситуациях. Значение невозможно отделить от употребления. Значение возникает в результате взаимодействия жизни и языка. Является ли что-то значением – это вопрос степени. Значение – это в высшей степени конвенционализованное употребление. Если нечто ассоциируется со словом в 100 % его употреблений, то это, несомненно, значение. А если в 99 %? В 80? А если просто часто, но не всегда? Неправильно было бы это просто отбросить, потому что это хотя и вероятностная, но, тем не менее, информация. Семантика слова не делится на четкие значения, как это, может быть, хотелось бы лексикографам, то, что выделяется в качестве значений, – это, скорее, сгущения в континууме употреблений, о которых как о значении слова говорил Витгенштейн [1994] – Это обстоятельство начинает постепенно учитываться в лексикографической практике, так, в современных толковых словарях английского языка для таких случаев используются толкования через usually, often и т. п. Напр.: leap – «to jump through the air, often landing in a different place» [Longman 1989].

И. Б. Шатуновский, Проблемы русского вида, 2009

Лексико-фразеологическая норма связана со значением слов (употребление слова или фразеологизма должно соответствовать значению). Например, «довлеть» означает «быть достаточным» (ср. «довольно» в знач. «достаточно»). В то же время очень распространено неправильное использование этого слова как синонима для «оказывать влияние, воздействие», «давить», например, «Над ним довлеют обстоятельства» – это типичный случай нарушения лексической нормы.

Я. Р. Пантуева, Русский язык и культура речи. Учебник для студентов теологического, религиоведческого и других гуманитарных направлений и специальностей высших учебных заведений, 2015

Первичная авторская предикация осуществляется в привычной грамматической форме (отчетливый синтаксический субъект и грамматически ясная привязка к нему предиката), вторичная, как уже говорилось, таковой формы не имеет. В результате извлечения вторичной предикации из глубинной смысловой структуры ДС и фиксации ее во внешне выраженной синтаксической форме грамматически «нормального» предикативного акта отчетливо проявляется то обстоятельство, что вторичная предикация как бы надстроена над (или «пристроена» к) первичной, одновременно получая, тем самым, и свободу от формального предикативного синтаксиса, и лингвистическую легитимность – референциальное основание.

Людмила Гоготишвили, Непрямое говорение, 2006

Н. Г. Комлев полагает очевидным, что «для установления как истинности, так и правильности высказывания необходимо раскрытие денотативных связей… Корреляция лексических понятий с денотатами (соответственно знакового и понятийного уровней с денотативными) манифестирует так называемый смысл, а также служит основанием деления фраз на истинные и ложные. В сопряжениях содержательных элементов слова иногда выступают сдвиги, отклонения и просто неверные когеренции» [Комлев 2003: 114]. Упоминая о возможности образования вследствие этого (со ссылкой на Г. Вайнриха) т. н. ложных понятий – «слова-понятия могут быть ложными, даже если взяты изолированно [это суждение до некоторой степени перекликается с вышеприведенным суждением Ф. П. Филина. – А. В.], поскольку за ними стоит невыраженный контекст-дефиниция» (ср. все-таки: «слова живут не вне контекстов их употребления» [Филин 1982: 226]), Н. Г. Комлев замечает: «Не надо забывать об условности таких оценок слов. Ведь сами знаки никаких суждений не выражают и выражать не могут. Это способны делать только люди, пользующиеся языком» [Комлев 2003: 114]. С этим сопряжено еще одно немаловажное обстоятельство: «…Ценности высказываний определяются не их отношением к языку (как чисто лингвистической системе), а разными формами отношения к действительности, к говорящему субъекту и к другим (чужим) высказываниям» [Бахтин 1986б: 319].

А. Д. Васильев, Игры в слова. Манипулятивные операции в текстах СМИ, 2015

Для диалога характерны незаконченные предложения, простые и сложные бессоюзные предложения; своеобразный порядок слов; наличие модальных слов и конструкций. Все это определяет то обстоятельство, что диалогическая речь далеко не во всех случаях соответствует всем параметрам-критериям связной речи, являясь таковой только в известном приближении. С другой стороны, минимально достаточная степень соответствия речевых высказываний участников диалогического общения основным характеристикам связной речи выступает как одно из основных требований эффективности речевой коммуникации. Указанные выше паралингвистические средства общения как раз и выполняют речесмысловую функцию восполнения и замещения некоторых отсутствующих языковых средств, обеспечивая полноту отображения предмета речи, смысловое и структурное единство речевых высказываний обоих субъектов диалогического общения.

В. П. Глухов, Методика формирования связной речи детей дошкольного возраста с системным речевым недоразвитием, 2017

Исследуя творчество Бродского, Лев Лосев фиксирует внимание на таком важнейшем свойстве его поэзии, отразившей тенденции литературы XX в., как перемещение центра тяжести с этических и социальных вопросов на экзистенциальные (Лосев, 1986:189). Это обстоятельство значительно повышает – по отношению к нормативному языку – значимость глагола быть в экзистенциальной функции. Поэту оказываются нужны не только нейтральные, но и стилистически маркированные формы. Любопытно, что Марина Цветаева тоже утверждала экзистенциальность как наиболее значимую категорию и активно включала в свои тексты форму первого лица есмь, недостающую в современном языке, причем грамматически правильно. Эта форма выражала бытие преимущественно лирического я Цветаевой, но не исчерпывалась этим значением: есмь говорилось и от имени таких природных сущностей, как, например, песок, огонь[9]. Для Бродского форма есмь не характерна[10], его форма – суть, которая не свойственна поэзии Цветаевой. И эта форма – маркер формулы – связывает сущности объективного мира. Место автора в этом случае – позиция наблюдателя, исследователя из мира прошлого (поскольку он это слово активно употребляет) и современного (поскольку он это слово употребляет с нарушением грамматической правильности) или даже будущего (когда косноязычие аграмматизма превратится в новую строгую правильность).

Л. В. Зубова, Поэтический язык Иосифа Бродского, 2015

Простое соотнесение разных типов онтологических сущностей с категориями языковых выражений Фреге счел недостаточным для задания интерпретации языка и поэтому он разработал теорию смысла и значения[14], которая является квинтэссенцией его логической семантики и, более того, позволяет соединить, через посредство языковых знаков, конкретные и абстрактные предметы. Различение значения и смысла Фреге применяет к именам собственным[15], считая, что значением имени является предмет, который оно обозначает, а смыслом – информация, которую оно в себе несет. Необходимость такого различения он обосновывает тем, что два имени, обозначающие один и тот же предмет и соответственно имеющие одно и то же значение (например «Утренняя звезда» и «Вечерняя звезда»), могут сообщать нам разную информацию, и поэтому, скажем, утверждение тождества «Утренняя звезда есть Вечерняя звезда» является для нас когнитивно информативным (ибо отражает важное астрономическое открытие), тогда как «Утренняя звезда есть Утренняя звезда» – нет. Согласно Фреге, это обстоятельство объясняется тем, что эти два имени, обозначая один и тот же предмет, различаются по смыслу. Это же различение применяется им и к предложениям как особой категории имен собственных, но в этом случае значением выступает «истина» или «ложь», а смыслом – выражаемая предложением мысль.

Л. Б. Макеева, Язык, онтология и реализм, 2011

Однако подобные обстоятельства есть далеко не всегда. Не обязательно должно существовать описание на английском языке, имеющее один и тот же референт с туземным термином «гавагай». Приобретая умение узнавать гавагаев, интерпретатор может научиться опознавать отличительные особенности, не известные англоговорящим, для которых в английском языке отсутствует описательная терминология. Возможно, аборигены по-другому структурируют животный мир, чем люди, говорящие на английском языке, используя при этом другие разграничения. При таких обстоятельствах «гавагай» остается нередуцируемым термином аборигенов, непереводимым на английский язык. Хотя говорящие на английском могут научиться использовать этот термин, например, при разговоре на языке аборигенов. Вот для таких обстоятельств я приберег понятие «несоизмеримость».

Томас Кун, После «Структуры научных революций», 2000

В синтаксисе изучаемые понятия – это словосочетание, согласование, управление, примыкание, подлежащее и сказуемое, определение, дополнение, обстоятельство, обобщающие слова, обращение, вводные слова и т. п.

Георгий Суданов, Русский язык на пальцах, 2017

В современной стилистике распространённым является представление о стилях языка как о тех или иных группах, выделенных в самом составе языка по какому-либо основанию, например, грамматические и синтаксические формы слова, обороты речи, употребляющиеся в зависимости от речевой ситуации (конкретные обстоятельства, в которых происходит речевое взаимодействие). Стили языка получили название функциональных потому, что они выполняют важнейшие функции, являясь средством общения, сообщения определённой информации и воздействия на собеседника. Функциональные стили речи – это разновидности литературного языка, обслуживающие различные сферы общественной жизни. Первая попытка выделения функциональных стилей принадлежит А.М. Пешковскому. Классической стала классификация, предложенная академиком В.В. Виноградовым, в которой представлено пять функциональных стилей: разговорный, деловой, научный, публицистический, художественный.

Т. И. Кобякова, Стилистика русского языка и культура речи (сфера профессиональной коммуникации), 2013

В сущности, та же самая задача стоит и перед исследователем, который занимается проблемой освоения человеком второго языка. При этом мы имеем в виду самую распространенную ситуацию освоения языка, когда язык постигается путем погружения в соответствующую речевую среду, в результате восприятия этой речи и самостоятельной переработки речевого опыта. То обстоятельство, что индивид уже владеет одним языком – своим родным, имеет свои плюсы и минусы. С одной стороны, мозг его уже в какой-то степени настроен на знаковые операции с участием языка, имеется опыт бессознательных операций с языковыми единицами, выстраивания аналогий, формирования необходимых обобщений как в языковой, так и во внеязыковой сфере; с другой стороны, явления окружающей действительности подверглись некоторой категоризации не без влияния уже освоенного родного языка. Известно, что категоризация некоторых явлений внешнего мира начинается до освоения языка и независимо от него. Так, например, уже трехмесячные младенцы реагируют на изменения цвета, размера, формы предметов (Сергиенко 2008: 354–355), но когда различия между этими явлениями закрепляются различием соответствующих языковых этикеток, процессы языковой и внеязыковой категоризации вступают во взаимодействие и продолжают развиваться в тесном контакте. Несомненно, что и сам язык, закрепивший в своих единицах и категориях способ членения и означивания мира, косвенным образом воздействует на восприятие этого мира. Под воздействием нового языка в ряде случаев приходится пересматривать языковую картину мира, хотя это воздействие не носит такого тотального характера, как считалось раньше (см.: От лингвистики к мифу 2013).

С. Н. Цейтлин, Освоение языка ребенком в ситуации двуязычия, 2014

Помогать детям получать из нераспространенных простых предложений (состоят только из подлежащего и сказуемого) распространенные путем введения в них определений, дополнений, обстоятельств; составлять предложения с однородными членами («Мы пойдем в зоопарк и увидим слона, зебру и тигра»).

В. В. Гербова, Развитие речи в детском саду. Программа и методические рекомендации. Для работы с детьми 2-7 лет, 2010

Между тем, А. А. Горский, заметив, что вместо «от тѣхъ дьрзнувше» Краткой редакции в Пространной редакции читается «и от тѣхъ друговъ», отдаёт предпочтение как более исправному и первоначальному (то есть восходящему к Мефодию) именно второму варианту и, ссылаясь на разобранное выше место в Житии Мефодия, утверждает, что «друг» здесь «может трактоваться только как обозначение члена дружины»[292]. Думаю, что оценка Пространной редакции – в частности, и 3-й главы, где текст явно испорчен, – как вторичной по отношению к Краткой даёт уже более чем достаточное основание для того, чтобы признать чтение «и от тѣхъ друговъ» позднейшей правкой, обусловленной не реальным словоупотреблением, а какими-то случайными обстоятельствами рукописно-книжной традиции.

П. С. Стефанович, Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках, 2012

Во всех случаях использование и понимание знака ограничено обязательным условием – предварительным знанием его значения. Причиной является то обстоятельство, что условный знак не воспроизводит свойств объекта, а лишь обозначает его, т. е. связан с ним произвольно. «Произвольность знаковых систем по отношению к денотатам имеет принципиальное значение для многих знаковых систем, придавая связи знаков и обозначаемых предметов условный характер в том смысле, что одна и та же предметная область может обозначаться различными системами знаков».[18]

С. Т. Махлина, Лекции по семиотике культуры и лингвистике, 2010

Таким образом, три пары высказываний (1–2, 3–4, 5–6) обладают идентичной семантической структурой. Данное обстоятельство позволяет включить несхожие на первый взгляд высказывания в однородные ряды значений (соответственно «образ», «персонаж», «отождествление»).

П. Ю. Завитаев, Аутизм: история вопроса и современный взгляд, 2012

Одной из особенностей устной речи является наличие определенного адресата (индивидуального или коллективного): «Письменная и устная речь устроены принципиально различным образом. Устная речь – речь, обращенная к собеседнику, который не только присутствует лично, но и лично знаком»[4], и с этим обстоятельством отчасти связана такая особенность устной речи, как высокая степень эллиптичности. Устная речь опускает то, что собеседнику известно. Адресат письменного сообщения абстрактен, лишен индивидуальности, «поэтому письменная речь значительно более детализована»[5].

Коллектив авторов, Незабытые голоса России. Звучат голоса отечественных филологов. Выпуск 1, 2009

Контекст (или ситуация) – это обстоятельства, в которых происходит конкретное событие. Речь приобретает определенный смысл и может быть понята только в структуре неречевого контекста. Рассмотрим в качестве примера высказывание «Он держал в руке сумку». Если эта фраза произносится в контексте детективной истории, то она может означать, например, необходимость приготовиться к некоему действию – в случае, если этот человек подозреваемый, а в сумке могут лежать важные вещественные доказательства. В контексте праздничного застолья эта фраза может означать, что человек, которого давно ждали к столу, наконец-то пришел. В ситуации бытовой мелодрамы сумка в руках может указывать на сцену размолвки или расставания, когда кто-то из близких собирается уйти или уехать. Таким образом, конкретное значение высказывания всегда будет меняться в зависимости от контекста.

Коллектив авторов, Русский язык и культура речи, 2010

Принимая во внимание это обстоятельство, можно выделить следующие основные разновидности логического типа толкования пословиц и поговорок.

К. Г. Берсеньева, Русские пословицы и поговорки, 2010

В своем последнем исследовании Уорф, вдохновленный примером Сепира, анализирует «много сотен докладов [в страховую компанию] об обстоятельствах, связанных с началом пожаров». Он обнаруживает, что «не только физическая ситуация qua как таковая, но значение этой ситуации для людей, было иногда движущей силой их поведения в начале пожара» (1941c, p. 75). Этих примеров, говорит он, «достаточно, чтобы показать, как намек на определенную линию поведения часто выявляется благодаря анализу лингвистической формулы, с помощью которой ситуация обговаривается, а также отчасти посредством которой она анализируется, классифицируется и определяется на предназначенное ей место в этом мире, который, в большой степени бессознательно, был возведен на основе характерных особенностей языка группы» (1941c, p. 77).

Коллектив авторов, Антология исследований культуры. Отражения культуры, 2011

Под фикцией принято понимать прием юридической техники, состоящий в объявлении несуществующего положения (или отношения) существующим[205]. Основным специфическим признаком фикций является то, что для своего объекта регулирования они вычленяют обстоятельства, которые находятся в состоянии невосполнимой неизвестности, и придают им значение юридических фактов. В отличие от презумпций они имеют намеренно деформирующий характер, который заключается: а) в искусственном уподоблении или приравнивании друг к другу таких понятий и обстоятельств, которые в действительности различны или даже противоположны; б) в признании реальными несуществующих обстоятельств и отрицании существующих; в) в признании существующими обстоятельств и ситуаций до того, как они стали существовать на самом деле[206].

М. Л. Давыдова, Нормативно-правовое предписание. Природа, типология, технико-юридическое оформление, 2009

От чего в этом случае зависит разная расстановка знаков препинания, если учитель правильно и отчетливо в интонационном отношении причитал пример и если все учащиеся знают соответствующие пунктуационные правила и умеют их применять? Только от одного обстоятельства: одни имеют более развитый речевой слух и поэтому правильно уловят и правильно напишут; у других же речевой слух развит недостаточно, поэтому они не улавливают интонацию, с которой читался этот пример, и напишут неправильно.

В. Н. Казакова, Методика преподавания русского языка для ССУЗов, 2009

Ранее мы уже говорили о том, что художественный текст, по сравнению с нехудожественным, характеризуется большей информативностью, даже информационной насыщенностью. Эта особенность художественного текста связана прежде всего с особым свойством языка художественной литературы: с удивительной способностью языковых единиц приобретать – «приращивать» – новые значения в контексте литературного произведения. Это обстоятельство позволило Ю.М.Лотману назвать художественную литературу, наряду с другими видами искусства, «самым экономным и компактным способом хранения и передачи информации» [Лотман, 1970: 33].

Н. В. Кулибина, Зачем, что и как читать на уроке. Методическое пособие для преподавателей русского языка как иностранного, 2015

Однако нормальная наука, как и любая наука, должна развиваться. Поэтому ученые начинают исследовать «некоторые фрагменты природы так формально и глубоко, как это было бы немыслимо при других обстоятельствах» [Кун 1975: 44]. Акме нормальной науки ощущается тогда, когда возникает жажда решения «новых задач-головоломок». Тогда нормальная наука становится решением головоломок и по сути своей мало ориентирована на крупные открытия. Нельзя не обратить внимание и на следующее положение Т. Куна: ученым-приверженцам нормальной науки предлагается «не сформулированная система правил, а согласованность исследовательской традиции» [Там же: 70]. Нормальная наука становится все более точной. Развивается эзотерический для непосвященных словарь и профессиональное мастерство. «Поскольку в науке реже, чем в других областях человеческой деятельности, есть несовместимые точки зрения», научное сообщество начинает объединять то, что Т. Кун называет «дисциплинарной матрицей» [Там же: 229]. Дисциплинарная матрица характеризуется: 1) общностью символических обозначений, 2) метафизической парадигмой, т. е. общепризнанными предписаниями, 3) ценностями. Последние должны быть более общего свойства. Например, установка на прикладную полезность науки – это одна из ценностей парадигмы. См. определение такой ценности в «новой лингвистике», становящейся постепенно нормальной наукой, как строгость, которая на определенном этапе противопоставлялась психологизму как «расплывчатым умозрениям» [Фрумкина 1996: 58].

Т. М. Николаева, Непарадигматическая лингвистика, 2008

3.2.2. Это значение избыточности меры качества устанавливается с точки зрения несоответствия каким-либо другим признакам (дискоординация признаков) или обстоятельствам проявления данного качества (дискоординация качества и обстоятельств).

А. Б. Пеньковский, Очерки по русской семантике, -1

Будучи в своей основе «приспособительной», народная систематика является преимущественно утилитарной. Она порождена главным образом не столько потребностью познания как такового, сколько конкретными практическими нуждами. Поэтому она в определённом смысле является пред систематикой. Вместе с тем, порождаемые ею «общие» классификации, не имеющие явного утилитарного смысла (Berlin, 1992; см. 2.2), несомненно отражают то важное обстоятельство, что эта народная предсистематика представляет собой продукт деятельности человека как разумного существа, который руководствуется не только непосредственными сугубо «физиологическими» потребностями. В этом смысле народную систематику несомненно следует считать важным подготовительным этапом формирования прото-, а затем и собственно научной систематики (см. 2.2, 3). Формальной границей между ними можно считать отсутствие или наличие, соответственно, явно декларированного метода классификационной деятельности (Куприянов, 2005).

И. Я. Павлинов, Биологическая систематика: Эволюция идей, 2011

4.061. Нельзя упустить то обстоятельство, что суждение обладает смыслом, не зависящим от фактов; иначе легко заключить, что истинность и ложность есть отношения равного статуса между знаками и обозначаемым.

Людвиг Витгенштейн, Логико-философский трактат, 1922