Историческая антропология

Историческая антропология (др.-греч. ἱστορία — расспрашивание, исследование; ἄνθρωπος — человек; λόγος — «наука») — направление познания социокультурной истории человечества с помощью методов исторической, антропологической наук и кросс-культурных исследований.

Если охарактеризовать антропологически ориентированную историю как определенный подход,то можно выделить следующие его признаки:

• междисциплинарность, активный диалог как с другими науками (антропологией, социологией), так и между разными отраслями исторического знания (социальная, экономическая, политическая история объединяются вокруг понятия «культура»);
• преимущественное внимание к межличностному и межгрупповому взаимодействию;
• взгляд на происходящие процессы с позиции их участников (или жертв);
• изучение всех видов социальных практик, рутины и повседневности на всех уровнях и во всех проявлениях (от поведенческой культуры до культуры политической)

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

В связи с этим представляет интерес микроистория – не столько как влиятельное направление зарубежной (прежде всего, итальянской) историографии (cм.: [Гинзбург, 1996. С. 207–236; Леви, 1996б. С. 167–190; Ревель, 1996. С. 236–261; Гренди, 1997. С. 291–302; Медик, 1994. С. 193–202] и др.), а как методологический подход в рамках исторической антропологии (cм., например: [Бессмертный, 1997. С. 7–24; Историк в поиске.., 1999; Леви, 1996б. С. 171, 184]. Ведь детальное изучение поведения индивида – не самоцель, а микроистория – не историческая миниатюра. Ее необходимость определяется возможностью увидеть через индивидуальные стратегии людей ранее не замеченные явления исследуемой эпохи. К примеру, суть микроисторического подхода состоит не в том, чтобы использовать контекст эпохи для прояснения тех или иных эпизодов жизни своего героя, а в том, чтобы, наоборот, с помощью биографии высветить дотоле не известные стороны тогдашней жизни [Кром. История России…].

Игорь Орлов, «Человек исторический» в системе гуманитарного знания, 2012

По мнению Берка, начиная с 1960-х гг. и далее историки и социальные теоретики вновь начали проявлять интерес к исследованиям друг друга. В шестидесятые были изданы такие труды, как «Политические системы империй» Самуэля Эйзеншдадта[11] (1963), «Первая новая нация» Мартина Липсета[12] (1963), «Вандея: Социологический анализ контрреволюции 1793 года» Чарльза Тилли[13] (1964), «Социальные истоки диктатуры и демократии» Баррингтона Мура[14] (1966) и, конечно же, известная книга Эрика Вульфа[15] «Крестьянские войны двенадцатого века» (1969). Эти труды обнаруживают некоторое единство взглядов социальных теоретиков и историков. Берк пишет, что за последние несколько десятилетий такие социальные антропологи, как Клиффорд Гирц[16], Маршалл Салинс[17], Эрнест Геллнер[18] и Эрик Вульф, а также социологи Джон Холл[19] и Майкл Манн[20] смогли придать социальным исследованиям исторический окрас. Теперь термины «историческая социология», «историческая антропология», «историческая география» и «историческая экономика» стали использоваться для выражения связи между историей и этими дисциплинами.

Ниматулла Фазели, Современная иранская культура

Ориентация современного исторического знания на проблемы культуры, исторической антропологии и исторической психологии проходит в русле развития мировой науки, позиционирующей «человеческое измерение» в истории. Интерес к новым темам и проблемам исследований, проявляющийся в различных концептуальных подходах в исторической науке, безусловно, позволяет расширить проблематику изучения и обновить имеющиеся представления о жизни человечества в разные исторические периоды. Так, «антропологически ориентированная история», или историческая антропология, создает особый контекст изучения прошлого, делая основной акцент на конкретно-историческом индивиде [Гуревич, 1999. С. 22–23; Савельева, 1997. С. 96], что «выражает сущность новой парадигмы, новой ориентации всего гуманитарного исследования» [Гуревич, 2000. С. 137]. Все большее распространение и признание в мире получает теория «персонального наследия», «призывающая приблизить музей к интересам конкретного человека, поддержать наряду с общемировым или национальным наследием локальные объекты материального и духовного наследия» [Каулен, 2003. С. 128]. Вместе с тем нельзя не заострить проблему связи в исторической антропологии разнообразных микроисследований воедино, особенно в контексте целостного описания исторической эволюции культуры [Дингес, 2000. С. 100]. Некоторые историки конца XX в. пришли к выводу о неспособности исторической антропологии обеспечить целостное рассмотрение исторического процесса [Репина, 1990. С. 167–181].

Сборник статей, Роль музеев в информационном обеспечении исторической науки, 2015

Автор этой книги представляет дисциплину социально-культурной антропологии, точнее, подраздел исторической антропологии, но книга выходит за дисциплинарные рамки традиционных антропологических и исторических исследований. В ней предлагается новый, оригинальный и крайне важный подход для исследования того, как в целом развиваются, изменяются и переживают кризис политические системы. Хотя тематически эта книга является исследованием советской системы «позднего социализма», исследовательский подход, который в ней предлагается, актуален для анализа многих других исторических и культурных контекстов, включая либеральные общества Запада, государства постколониального мира и государства постсоветского пространства. А в более широком философском и методологическом смысле книга представляет собой попытку критически переосмыслить многие эпистемологические парадигмы, которые сегодня доминируют в социальных науках. Поэтому она является хорошей иллюстрацией уникального вклада, который социально-культурная антропология способна внести в социальные, политические и культурологические исследования, – а именно возможность критически переосмысливать общепринятые аналитические модели, понятия и категории.

Алексей Юрчак, Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение

Таким образом, пустота и тайна смерти как референта в культуре нивелируется. Человек и общество способны заполнить эту лакуну новыми смыслами, переносными метафорическими значениями. На первый план выходит не смерть, а ее понимание, представление о ней, отношение к ней. В исторической антропологии отношение к смерти считается «одним из коренных “параметров” коллективного сознания». Примечательно, что, как и в психоанализе, этот феномен, являясь частью ментальности, характеризуется изначальной «неосознанностью или неполной осознанностью» [Гуревич А. 1992: 6–7]. Задачей науки становится рационализация данного объекта исследования.

Р. Л. Красильников, Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию., 2015

История занимает важное место в группе гуманитарных и социальных наук, так как предоставляет огромный материал, «пищу для размышлений» для политологов, экономистов, социологов, этнологов, социальных психологов и других специалистов. История как наука состоит из нескольких блоков дисциплин. Историки изучают развитие человеческих сообществ на определенных территориях (история России, других стран, определенного региона, континента, всего мира). Разные стороны исторического прошлого изучаются по отраслям, отдельным предметам, проблемам: история государства и права, экономики и экономических учений, религий, культуры, гендерная, социальная и т. д. Несколько десятков вспомогательных и специальных исторических дисциплин в XVIII–XX вв. сформировалось в сфере методики и техники исторических исследований: археология, архивоведение, геральдика, нумизматика, ономастика, историческая антропология, демография, метрология и многие другие.

В. В. Фортунатов, История. Шпаргалка, 2012

Появилось много работ в русле исторической антропологии, направленных на изучение ментальности и повседневной жизни древних русичей.[42] Столь же значима этнолингвистика, воссоздающая древнерусскую культуру через анализ церковно-славянского языка и этнографических источников.[43] Новым является и интерес к гендерным исследованиям и темам, рассматривающим положение женщины в древнерусском обществе.[44] О значении достижений исторической антропологии, этнолингвистики, гендерных исследований и других новых направлений в гуманитарных науках будет сказано особо в дальнейшем.

Людмила Алексеевна Черная, Антропологический код древнерусской культуры, 2008