Связанные понятия
Ли́чное и́мя — социолингвистическая единица, разновидность имени собственного, один из главных персональных языковых идентификаторов человека или какого-либо одушевлённого существа.
О́тчество (в специализированной литературе также патро́ним) — часть родового имени, которая присваивается ребёнку по имени отца. Вариации патронимических имён могут связывать их носителей и с более дальними предками — дедами, прадедами и т. д.
И́мя со́бственное (калька с лат. nomen proprium, которое в свою очередь является калькой с греч. ὄνομα κύριον), со́бственное и́мя — имя существительное, обозначающее слово или словосочетание, предназначенное для именования конкретного, вполне определённого предмета или явления, выделяющее этот предмет или явление из ряда однотипных предметов или явлений. Имя собственное противопоставляется имени нарицательному. В отличие от других слов, имя собственное не связано непосредственно с понятием, его основное...
Уменьши́тельное и́мя или ласка́тельное и́мя (так как ряд этих имён содержат увеличительные суффиксы, употребителен также термин греческого происхождения гипокористическое имя, гипокористика — от др.-греч. ὑποκορίζομαι «лепетать как ребёнок, ласкательно называть») — неофициальный, образованный при помощи тех или иных словообразовательных средств вариант личного имени. Чаще всего уменьшенное личное имя используется в обиходе, неформальной или дружеской обстановке. Используется для удобства в общении...
Полное имя — используется для полного (традиционного или официального) именования человека.
Упоминания в литературе
Следуя традиции, Фреге определил языковые выражения, обозначающие отдельные предметы из описанного им «универсума», как
имена собственные. Однако в их число он включил не только привычные для нас имена собственные вроде «Сократа» или «Парижа», но также выражения, получившие в дальнейшем название «определенных дескрипций» (например «нынешний король Франции»), отождествив тем самым имя собственное с единичным термином. Более того, Фреге стал трактовать как имена собственные целые повествовательные предложения, которые, по его мнению, обозначают абстрактные предметы «истину» и «ложь». Назвав отношение между именем и обозначаемым им конкретным или абстрактным предметом именованием, Фреге выявил основные его свойства[11], но о них речь пойдет чуть позже.
Каждое
имя , пришедшее к нам из других языков, или же имеющее исконно русское происхождение, образовано от определенного слова и имеет свое значение. Но сегодня это значение настолько стерлось, что мы уже не проводим параллель между именем и его значением. Имя, в отличие от любого другого слова, не обозначает какой-то предмет, а называет конкретного человека, причем вследствие повторяемости одного имени его бывает часто недостаточно, чтобы отделить одного человека от другого, для этого еще надо знать отчество и фамилию.
Одноименными называются те предметы, у которых только
имя общее, а соответствующая этому имени речь о сущности (logos tes oysias) разная, как, например, dzoon означает и человека и изображение. Ведь у них только имя общее, а соответствующая этому имени речь о сущности разная, ибо если указывать, что значит для каждого из них быть dzoon, то [в том и другом случае] будет указано особое понятие (logos).
Имена предметов – слова или словосочетания, обозначающие отдельные предметы или классы однородных предметов. Поскольку имя является знаком, то оно имеет смысл и значение. Бывают имена единичные (Луна, столица современной России), обозначают предметы, существующие в единственном экземпляре, и общие (животное, мост, судья) – обозначают любые (неконкретные) предметы некоторого класса.
Слова (имена) суть знаки для фантасм отдельных вещей. В этом качестве они только обозначают и указывают, ибо «из опыта нельзя вывести никакого заключения, которое имело бы характер всеобщности» (Там же. С. 456). Даже и конкретное познание скорее можно, по Гоббсу, получить при помощи естественных знаков, вернее, их ассоциаций друг с другом. Знаки «не есть знаки самих вещей» (Гоббс, 1984. Т. 1. С. 84), но знаки наших представлений. Вообще «знак <…> есть чувственно-созерцательный объект, ставший снова предметом восприятия <…>. К числу таких знаков относятся те человеческие звуки, которые мы воспринимаем ухом и которые мы называем
именами или названиями <…>. Имя или название поэтому есть звук человеческого голоса, произвольно употребляемый в качестве знака, предназначенного для возобновления в памяти конкретного представления о вещи, которой это имя присвоено» (Гоббс, 1926. С. 231–232).
Связанные понятия (продолжение)
Диминути́в или деминути́в (от лат. dēminutus «уменьшенный»), уменьши́тельная фо́рма — слово, или форма слова, передающие субъективно-оценочное значение малого объёма, размера и т. п., обычно выражаемое посредством уменьшительных аффиксов, напр.: шка́фчик, до́мик, клю́чик, статуэ́тка. Значение уменьшительности также может сопровождаться различными эмоционально-экспрессивными окрасками — ласкательности (уменьшительно-ласкательная форма), напр.: дочу́рка, маму́ся, бабу́ля, ко́шечка; или уничижительности...
Óним (от др.-греч. ὄνυμα — (в эолийском и дорийском (дорическом) диалектах) имя, название) — слово, словосочетание или предложение, которое служит для выделения именуемого им объекта среди других объектов, его индивидуализации и идентификации.
Подробнее: Оним
Фами́лия (лат. familia «семейство») — наследственное родовое имя, указывающее на принадлежность человека к одному роду, ведущему начало от общего предка, или в более узком понимании — к одной семье.
Мужской род (лат. masculinum) — граммема грамматической категории рода, означающая класс слов, куда входят обозначения мужчин, часто также — сверхъестественных существ мужского пола, самцов животных и т. п. Как и вообще с согласовательными классами, семантическая мотивация мужского рода в языке может быть с течением времени стёрта, и туда могут попадать неодушевлённые или абстрактные лексемы, не имеющие ничего общего с мужским полом: так, в русском языке договор, стул, воздух, во французском языке...
И́мя нарица́тельное (буквальный перевод с лат. nomen appellativum, от др.-греч. προσηγορικόν — прозвище) — в грамматике имя существительное, определяющее название (категорию) целой группы объектов, которые имеют общие признаки, и называющее эти объекты по их принадлежности к данной категории: статья, дом, компьютер и т. п.
Су́ффикс (от лат. suffixus «прикреплённый») в лингвистике — морфема (часть слова), расположенная обычно после корня. Фактически суффикс — разновидность постфикса, не являющаяся флексией. Противопоставление суффиксов и флексий характерно для индоевропейских и ряда близких по грамматической структуре языков.
Женский род — один из родов, или согласовательных классов, выделяемый во многих языках; название его связано с тем, что он включает в себя названия женщин и самок животных, а также обычно ряд существительных, отнесение которых к женскому роду немотивировано (в русском языке табуретка, голова, земля и проч.).
Ка́лька (от фр. calque «копия») или кальки́рование в лингвистике — заимствование иноязычных слов, выражений, фраз буквальным переводом соответствующей языковой единицы, а также результат этих заимствований: слова, выражения и фразы. Изучением кальки занимаются лингвистика, лексикология и переводоведение.
Омо́нимы (от греч. homos «одинаковый» и onyma «имя») — одинаковые по написанию и звучанию, но разные по значению слова и другие единицы языка. Термин введён Аристотелем. Не следует путать с омофонами, омографами, омоформами и паронимами.
Имя существи́тельное (или просто существительное) — самостоятельная часть речи, принадлежащая к категории имени и классу полнозначных лексем, может выступать в предложении в функциях подлежащего, дополнения и именной части сказуемого. Существительное — самостоятельная часть речи, обозначающая предмет, лицо или явление и отвечающая на вопросы «кто?» или «что?». Одна из основных лексических категорий; в предложениях существительное, как правило, выступает в роли подлежащего или дополнения, а также...
Антропони́мика (греч. ἄνθρωπος — человек и ὄνομα — имя) — раздел ономастики, изучающий антропонимы — имена людей (принимающие различные формы, например: Елизавета II, Игорь Кио, Танг Тует Минь, Пеле) и их отдельные составляющие (личные имена, отчества, фамилии, прозвища, псевдонимы и т. п.); их происхождение, эволюцию, закономерности их функционирования.
Мно́жественное число ́ (часто используется сокращение мн. ч.) — грамматическое число, используемое при обозначении нескольких предметов, объединённых по какому-либо признаку (однородных предметов).
По́стфикс (лат. postfixum — «прикрепленное после», термин был предложен Иваном Бодуэном де Куртенэ) — лингвистический термин, обозначающий аффикс, располагающийся в слове после корня.
Склоне́ние (от лат. declinatio, «отклонение» от основной формы слова) — словоизменение именных частей речи (существительных, прилагательных, числительных). Обычно под термином «склонение» подразумевается словоизменение по грамматическим категориям числа, рода и падежа.
Ко́рень — морфема, несущая лексическое значение слова (или основную часть этого значения); в русском языке корень имеется во всех самостоятельных частях речи и отсутствует во многих служебных частях речи, междометиях и звукоподражательных словах (например, его нет в союзе «и», междометии «ах» и подобных лексических единицах). В сложных словах — несколько корней.
Сложное слово — слово, имеющее в своём составе два (и более) корня. Образуются, как правило, от самостоятельных частей речи, сохраняя в своём составе целиком слово или его часть.
Часть ре́чи (калька с лат. pars orationis, др.-греч. μέρος τοῦ λόγου) — категория слов языка, определяемая морфологическими и синтаксическими признаками. В языках мира прежде всего противопоставляются имя (которое может делиться далее на существительное, прилагательное и т. п., но это не универсально) и глагол.
Лексе́ма (от др.-греч. λέξις — слово, выражение, оборот речи) в лингвистике — слово как абстрактная единица морфологического анализа. В одну лексему объединяются разные парадигматические формы (словоформы) одного слова. Например, словарь, словарём, словарю — это формы одной и той же лексемы, по соглашению пишущейся как СЛОВАРЬ.
Матро́ним (иногда — ма́тчество) — часть родового имени, которая присваивается ребёнку по имени матери.
Номинативный строй — одна из основных типологических стратегий кодирования актантов. Языки номинативного строя используют исключительно или преимущественно номинативную конструкцию, в противоположность языкам эргативного строя, использующим эргативную конструкцию предложения, а также языкам активного строя (где агентивное и неагентивное подлежащее, а также дополнение кодируются тремя разными способами).
Изафе́т (перс. اضافه ezāfe) — грамматическая конструкция, характерная для семитских, некоторых западноиранских, тюркских языков, используется также в языках, испытавших влияние персидского (урду и др.).
Род в грамматике — категория, представляющая распределение слов и форм по классам, традиционно соотносимым с признаками пола или их отсутствием. Вместе с именными классами категория рода образует разновидность согласовательных классов. Род характеризует различные части речи, являясь для них словоизменительной категорией. Исключение составляют существительные, для которых род — классифицирующая категория, и местоимения 3-го лица единственного числа, для которых род — анафорическая категория.
Словосочета́ние — это соединение двух или нескольких самостоятельных слов, связанных по смыслу и грамматически, служащее для расчленённого обозначения единого понятия (предмета, качества, действия и др.).
Грамме́ма (англ. grammeme) — грамматическое значение, понимаемое как один из элементов грамматической категории; различные граммемы одной категории исключают друг друга и не могут быть выражены вместе. Так, в русском языке единственное и множественное число — граммемы категории числа; обязательно должно быть выражено то или другое значение, но не одновременно оба. Также граммемой может называться грамматический показатель — план выражения грамматического значения (в этом же значении употребляется...
Словосложе́ние — способ словообразования, два или более полных слова (или основы) объединяются в единый комплекс, так называемое сложное слово.
Инклюзи́в (фр. inclusif «включающий в себя» от лат. includo «включаю») — местоименная форма, выражающая включенность адресата речи в дейктическую сферу местоимения 1-го лица множественного числа (иногда — двойственного числа).
Поря́дковые числи́тельные — класс имён числительных, обозначающий порядок предметов при счёте.
Подробнее: Порядковое числительное
А́ффикс (также формант или форматив) — морфема, которая присоединяется к корню и служит для образования слов. Аффиксы могут быть словообразовательными (как английский -ness и pre-) и флексионными (как -s и -ed). Аффикс является связанной морфемой (морфема, которая не совпадает с основой хотя бы в одной словоформе неслужебного слова; напр., kindness, unlikely). Префиксы и суффиксы могут быть отделимыми аффиксами.
Местоиме́ние (лат. pronomen) — самостоятельная часть речи, которая указывает на предметы, признаки, количество, но не называет их, то есть заменяет существительное, прилагательное, числительное и глагол.
Супплетиви́зм — образование словоизменительной формы некоторого слова уникальным для языка образом (часто — от другого корня и/или при помощи уникального чередования). Такая форма называется супплетивной формой или супплетивом.
Субстантива́ция , или субстантиви́рование (от лат. substantivum — существительное), — переход в разряд имён существительных других частей речи (прилагательных, глаголов, причастий, числительных), вследствие приобретения ими способности непосредственно указывать на предмет (что значит отвечать на вопрос «кто?» или «что?»). Субстантивация — частный случай транспозиции, относится к морфолого-синтаксическому подспособу неморфологического способа словообразования.
Производное слово , дериват (лат. derivatum — производное) — главное, исходное понятие словообразования, обозначающее слово, образованное, произведённое от какого-либо другого слова или словосочетания: лёд → ледник, ледяной, обледенеть; колоть лёд → ледокол; голый лёд → гололёд, гололедица и тому подобных.
Аффикса́ция — способ образования слов с помощью аффиксов, т.е. присоединение аффиксов к корню или основе слова.
Сло́во — одна из основных структурных единиц языка, которая служит для именования предметов, их качеств и характеристик, их взаимодействий, а также именования мнимых и отвлечённых понятий, создаваемых человеческим воображением.
Практи́ческая транскри́пция — запись иноязычных имён и названий с помощью исторически сложившейся орфографической системы языка, на который они передаются. Практическая транскрипция использует обычные знаки (буквы) языка-приёмника без введения дополнительных знаков. При практической транскрипции на русский язык слово записывается буквами кириллицы с приблизительным сохранением его звукового облика в исходном языке, а также с возможным учётом написания в оригинале и сложившихся традиций.
Отглаго́льное существи́тельное (также девербати́в) в ряде флективных языков, включая русский, — имя существительное, образованное непосредственно от глагола. Примеры: хождение (от ходить), поедание (от поедать).
Притяжательные аффиксы (также лично-притяжательные аффиксы, посессивные аффиксы, формы принадлежности) — это суффиксы или префиксы, добавляемые к имени для указания на принадлежность говорящему, собеседнику или третьему лицу. Как правило, система притяжательных аффиксов аналогична лексической подсистеме притяжательных местоименных прилагательных. Притяжательные аффиксы обнаруживаются во многих австронезийских, уральских, алтайских, семитских и некоторых индоевропейских языках. Наиболее разветвлённые...
Арти́кль — в ряде естественных языков (т. н. артиклевых языках) одна из служебных частей речи, используемая в составе именной группы (словосочетания, в котором главное слово — существительное или его грамматический аналог) для выражения ряда языковых значений, в том числе категории определённости/неопределённости по отношению к полю знаний говорящего/пишущего и адресата речи (см. «референция»).
Предло́г — служебная часть речи, обозначающая отношение между объектом и субъектом, выражающая синтаксическую зависимость имен существительных, местоимений, числительных от других слов в словосочетаниях и предложениях. Предлоги, как и все служебные слова, не могут употребляться самостоятельно, они всегда относятся к какому-нибудь существительному (или слову, употребляемому в функции существительного). Вследствие своей синтаксической несамостоятельности предлоги никогда не выступают в качестве членов...
Геру́ндий (лат. gerundium, от лат. gero — «нести») — одна из имеющихся во многих языках (английский, испанский, французский, латинский и др.) нефинитных (безличных) форм глагола.
Вспомогательный глагол — это глагол, функцией которого является передача дополнительной грамматической и семантической информации в сочетании со смысловым глаголом. При этом вспомогательный глагол полностью или частично утрачивает своё основное лексическое значение. Вспомогательные глаголы участвуют в образовании различных видо-временных и залоговых форм. Обычно вспомогательные глаголы не образуют отдельного класса, а представляют собой обычные глаголы, употреблённые не в основном значении. В индоевропейских...
Приста́вка — значимая часть слова, стоящая перед его корнем и дополняющая или изменяющая смысл слова.
Кли́тика — слово (например, местоимение или частица), грамматически самостоятельное, но фонологически зависимое. Клитиками по определению являются, в частности, все слова, не составляющие слога (например, предлоги в, к, с). Клитики могут присоединяться к ударной словоформе какой-то одной части речи (например, романские местоимённые формы в косвенных падежах — только к глаголу) либо к словоформам любой части речи (таковы русские частицы же, ли); последние называются транскатегориальными.
Упоминания в литературе (продолжение)
Наблюдения над психическим моментом детской речи пока весьма недостаточны. Мы знаем, что в значении слова у ребенка эмоциональная сторона преобладает над логическою; далее, что слова содержания реального являются ранее отвлеченных, а глаголы и
имена раньше местоимений, что правильное употребление грамматических форм (так называемых явлений управления и согласования слов) достается ребенку всего позже (конечно, не силу дробного и совершенно случайного, по отношению к душевной жизни, заимствования слов). Мы знаем, далее, что всякое имя для ребенка первоначально есть название не понятия, а представления, т. е. имя собственное: лампа – есть лампа в столовой, мама – родная мать ребенка. Наконец, мы знаем, что личная форма речи находится вне умственных потребностей ребенка на первой ступени развития, и что ребенок вначале, говоря о себе, приводит свое имя. Так как ребенок совместно учится думать и учится говорить, то процессы эти тесно переплетаются один с другим в его духовной организации, и он начинает мало по малу различать при помощи мысли систему в приобретаемом языковом капитале; при помощи способностей к анализу, к аналогии, абстракции, синтезу, он научается обращаться с ограниченным своим словесным капиталом и создает себе целую речь.
Вопреки общепринятому мнению, что А, ДА, И (ИЛИ) русского фольклора являются всего лишь союзными частицами, есть основания предположить, что А следует рассматривать как
имя Единоначального Бога, а ДА – как его синоним в качестве Бога Утверждающего, Правого, причем оба имени являются древнейшими. Что касается имени И (ИЛИ), оно, возможно, отразило момент религиозного разделения некогда единоисповедного народа[12] (ср. условный союз или – или). Потому, видно, наш богатейший язык столь бережен и осторожен в обращении с «А»: с началом на «а» у нас почти нет причастий и глаголов, в основном только существительные /21/. Но и эти немногие существительные, как правило, имеют древнейшие формы на о, ха, ка либо являются заимствованиями из чужих языков.
Большинство современных
имен имеет многовековую историю. Изначально каждое имя было образовано от какого-то слова и имело определенное значение. Буквально все первые имена что-либо обозначали – либо профессию человека, либо его характер, либо его положение в социальной иерархии. Однако со временем значение имен стерлось, а затем и вовсе потерялось в веках. Современные имена не обозначают, а называют. В связи с этим не стоит искать сакрального смысла в переводе имени или его первоначальном значении! С другой стороны, всегда интересно узнать, откуда возникло твое имя, и что оно означало когда-то.
Из того принципиального факта, что язык не является в ивановской концепции непосредственной общей территорией религиозного субъект-субъектного сближения, следует и то многозначительное обстоятельство, что человек не может, по Иванову, непосредственно воспроизводить даруемое ему свыше
Имя Бога, но должен отвечать на него новым, от себя исходящим, именем, причем именем себя самого. Такова во всяком случае внешняя сюжетная завязка его мелопеи «Человек», в которой в качестве «достойнейшего» из дарованных человеку Имен, на которое следует найти «правильный» – от человека исходящий и иной по языковой форме – ответ, названо «Аз-Есмь» и его религиозно-языковой ответный аналог «Ты ecu», понимаемые как вариация Имени «Сущий» (так же оценивал это Имя и Аквинат). «Аз-Есмь» понимается при этом не просто как одна из действительно многочисленных вариаций, но как вариация, наиболее адекватная и даже тождественная этому Имени; в авторских примечаниях к мелопее сказано (3, 741): «Аз-Есмь» – Имя Божие (Исх. 3.14)». В «Аз-Есмь» учтена, согласно принципиальной, как мы видели выше, ивановской установке, исходная семантическая и синтаксическая «сложносоставность» этого Имени, включающего в себя (что весьма существенно для описанной выше специфики ивановского понимания природы символических референтов) и акт предикации: «Я буду тот, кто буду». На это Имя человек и должен найти адекватный языковой ответ, принципиально же не должный, по Иванову, совпасть с самим Именем.
И последнее. Поскольку мы будем все время помнить о том, что для спекулятивного конструирования миров Божественного и тварного использовались слова, для нас важно то, каким словом обозначалось по-арабски Зеркало [И не только оно. Во всех важных случаях мы будем выносить на поля упрощенную транслитерацию арабских слов, выражений и терминов, которые составят систему взаимосвязанных и взаимозависимых единиц-семантем. Как читатель увидит ниже, очень часто будет выделяться слово сура-образ-оболочка-форма-идея-энтелехия-душа.]. Арабоязычные мусульмане употребляли (и до сих пор это делают) для обозначения Зеркала слово мир’ат с долгим а. Это – так называемое
имя места от глагола ра’а – видеть, увидеть. И означает это слово буквально место, в котором [нечто] видят, или место видения [Глагол ра’а имеет еще одно значение – видеть во сне, иметь сонное видение. Тем самым слово мир’ат можно трактовать и как место видения. Идеальным был бы перевод на русский язык этого слова с двумя альтернативными ударениями одновременно как место ви́дения. Такое невозможное слово понадобилось бы нам ниже.].
Согласно каузальной теории, референты таких терминов естественных видов (natural kind term), как «золото», «тигр», «электричество», «ген» или «сила», устанавливаются определенным уникальным актом именования или указания на образец данного вида с целью закрепления за ним
имени , которое он будет носить впоследствии. Этот акт, с которым последующие говорящие связаны исторически, – «причина» того, что термин обозначает то, что он обозначает. Так, некоторые виды встречающегося в природе желтого, мягкого металла однажды получили имя «золото» (или его эквивалент на другом языке), и с тех пор данный термин обозначает все образцы, состоящие из того же вещества, что и начальный образец, вне зависимости от того, отличаются они от него по внешним признакам или нет.
Нужно отметить, что идея о «дофлективном» существовании протоиндоевропейского высказывалась и классиками ХІХ века. Первым в этом отношении был, конечно, Франц Бопп, о котором все знают и учат его
имя с юных лет, но мало ссылаются и, вероятно, мало читают. По сути Бопп высказывает те же идеи, которые Ф. Адрадос и К. Шилдз декларируют как «революции» в реконструкции индоевропейского. См. у Франца Боппа эти идеи, воспринимающиеся по принципу «новое – это хорошо забытое старое» [Bopp 1833: 14]: «Es gibt im Sanskrit und mit ihm verwandten Sprachen zwei Klassen von Wurzeln; aus der einen, bei weitem zahlreichsten, entspringen Verba und Nomina (Substantive und Adjective) welche mit Verben in br?derlichem, nicht in einem Abstammungs-Verh?ltnisse stehen, nicht von ihnen erzeugt, sondern mit ihnen aus demselben Schosse entsprungen sind. Wir nennen sie jedoch, der Unterschejdung wegen, und der herrschenden Gewohnheit nach, Verbal-Wurzeln (…) Aus der zweiten Klasse entspringen Pronomina, alle Urprüpositionen, Conjunctionen und Partikeln; wir nennen diese «Pronominalwurzeln», weil sie sämtlich einen Pronominalbegriff ausdrücken, der in den Präpositionen, Conjunctionen und Partikeln mehr oder weniger versteckt liegt». [«В санскрите и в родственных ему языках существует два класса корней; из одного, более распространенного, возникают глаголы и имена; последние находятся с глаголами в родственных, если даже не сказать обменных, отношениях, не возникая из них, но происходя из одной и той же основы. Мы называем их, ради различия и следуя традиции, глагольными корнями. (. ) Из другого класса выходят местоимения, все древние предлоги, союзы и частицы; мы называем этот класс «местоименные корни», поскольку они все в той или иной мере выражают некую местоименную семантику, которая спрятана в предлогах, союзах и частицах».]
Появление в версии ВФ персонажа по
имени Дарапс легко объяснимо: так же как вместо Липоксая, прародителя авхатов, у Флакка фигурирует Авх, вместо родоначальника траспиев (resp. дараспов, дараспиев) Арпоксая появляется Дарапс (Дарасп). В то же время следует иметь в виду, что в другом месте поэмы Флакка (VI, 638 – 640) рядом с Колаксом фигурирует Апр. Это имя тождественно первому элементу имени Арпоксай, но (как и в гидрониме Данаприс) без метатезы pr → rp [см.: Абаев 1949: 242 – 243]. Ситуация, в которой действуют вместе Колакс и Апр, весьма существенна для реконструкции содержания скифского мифа (см. ниже, с. 146) и доказывает, что использованный Флакком источник содержал достаточно полное его изложение. Скорее всего, три интересующих нас персонажа назывались там как по именам, так и по прозвищам, обозначающим принадлежность к одной из сословно-кастовых групп: Колаксай-паралат, Липоксай-авх, Апр (Арпоксай)-дарапс.
Интересен один из способов появления слов, который называется деонимизацией. При нем
имя собственное со временем становится нарицательным. Такие слова называют эпонимами. Они отражают культуру народа, его историю, могут многое рассказать нам о национальном характере.
Эта посылка об «исходном единообразии», которому индеец винту может придавать «временные очертания» и из которого он может выделять единичное и частное, лежит в основе «не только лингвистических категорий, но его мышления и повседневного поведения… Это объясняет, почему термины родства классифицированы не по
именам существительным, а по местоимениям, таким, как “this” (этот, эта); почему специальные поссивы (притяжательные местоимения), употребляемые с ними, как например, neD в neDDa·n: “my father” (мой отец), действительно являются местоимениями сопричастности и могут быть также использованы с аспектами, имеющими отношение к одной личности, как, например, “мой поступок”, “мое намерение”, “моя будущая смерть”. Для нас, по словам Ральфа Линтона, “общество в основе своей состоит из совокупности индивидуумов”. Для винту индивидуум есть имеющая определенные границы часть общества; основное – это общество, а не множество индивидуумов» (ibid., p. 185).
ЗНАК (франц. signe; лат. signum – отметка) – созданное человеком изображение, смысл которого известен. С XV в. слово «sign» стало встречаться в качестве глагола «подписывать», причем подписью был крест, которым, согласно профессору Уикли, «большинство из наших предков «подписывали» письма в конце вместо того, чтобы ставить свои
имена ». В настоящее время словом «sign» обозначается как любое графическое изображение, передающее какое-либо специальное сообщение (например, математический знак), так и жест, выражающий какую-либо информацию или команду. Этим словом могут обозначаться также плакаты, транспаранты и другие средства, являющиеся носителями информации.
6) В морфологическом отношении отметим частое написание предлогов и предложных частиц слитно с последующим
именем , ср. в таблице передачу выражений – «с кладью», «по голому», «по лесу». Эта черта, обычная и у русских учеников, в письме татар находит поддержку в том, что в татарском языке категория предлогов отсутствует, заменяясь послелогами. Аналогичное явление наблюдается и по отношению к написанию союзов. Из других явлений укажу на случаи ошибочного «морфологического переразложения», происходящие от непонимания морфологического состава слов, например, написание «с тиному» (9 е; ср. и другие написания того же слова); в другом диктованном тексте («Две бочки») встречаем в одной из тетрадей такие написания, как «с качнесется» (= вскачь несется), «поля завни» (польза в ней), т. е. случаи переразложения не внутри слова, а между словами предложения. Конечно, здесь в широкой мере проявляется степень индивидуальной подготовленности учеников в области русского языка.
«Проникновение» особенностей употребления в значение описано для
имен существительных под названием «обогащение признаками денотата» [Арутюнова 1976: 337; Шатуновский 1983]. Так, офицер – это 'тот, кто служит в армии или на флоте и относится к командному составу' – ничего более для приложения этого слова к объекту не нужно. Однако какие-то типичные, хотя и не обязательные, признаки денотативного класса офицеров – смелость, военная выправка, приверженность специфическому кодексу чести и т. п. – начинают (в большей или меньшей степени) ассоциироваться с этим словом, входя тем самым в какой-то степени в его значение и определяя его языковое поведение: Ах, какой был мужчина! Настоящий полковник! (из песни А. Пугачевой). Однако не в меньшей степени подобное «проникновение» характерно для глаголов. Во многих случаях типичные признаки денотативных ситуаций – признаки объектов, участвующих в данных ситуациях, прагматические характеристики самих этих ситуаций, их предпосылки и / или последствия и т. д., и т. п. – втягиваются в значение, конвенционализуются, начинают в большей или меньшей степени ассоциироваться с глаголами и их аспектуально значимыми группами. Непрерывное взаимодействие, смешение языка и жизни в пункте употребления видовых форм ставит задачу разграничения того, что идет от жизни, и того, что идет от языка, при ясном понимании того, что окончательно и однозначно разделить язык и жизнь невозможно.
Современное понятие символа восходит к древней форме – от слова sumballein, буквально переводится как «бросать вместе». Первоначально обозначало часть предмета, например разломанное пополам кольцо, две половинки которого при встрече двух людей могли идентифицировать личность каждого. Сегодня символ – это, чаще всего, изображение, условно выступающее от
имени другого предмета, который может иметь совсем другую форму (к примеру, треугольник может быть символом предмета, который не имеет ничего треугольного), или же абстрактное понятие (например, изображение совы является символом мудрости)[32]. В основе символа лежит аналоговое отображение внутреннего содержания понятия, сути окружающих предметов, явлений событий.
Просторечие также использует аффиксацию как способ образования
имен лица по определенному свойству, присущему этому лицу (в особенности если в результате создается оценочное наименование: ср. слова типа чудик, придурок, очкарик и под.). Но наряду с этим оно активно пользуется прямым метонимическим переносом: название какого-либо из перечисленных выше аспектов человека и его свойств может становиться названием самого человека. При этом, как правило, такой перенос происходит в случаях, когда внутренняя форма наименования «непрозрачна» и поэтому непонятна носителю просторечия; наиболее характерны в этом отношении как раз иноязычные термины.
Все эти привычные для нас свойства лингвистики, так или иначе восходящие к античности или средневековью, вовсе не могут считаться универсальными, что показывают иные лингвистические традиции. О синтетическом подходе индийцев (пути от смысла к тексту; активной грамматики, по Щербе) говорилось выше. Китайская традиция до ее европеизации в конце XIX в. не знала грамматики, основным видом описания в ней был словарь (но японская традиция должна была независимо от китайского влияния самостоятельно строить грамматику). Арабская традиция шла не от морфологии к синтаксису, а в обратном направлении. В Китае и Японии до знакомства с европейской наукой не было понятия, соответствующего звуку (фонеме): в Китае основной фонетической единицей был слог, а в Японии – единица, промежуточная между звуком и слогом (примерно то, что у античных авторов называлось морой). В арабской традиции выделялись согласные звуки, но гласные не рассматривались как отдельные сущности. Единица, соответствующая слову, по-видимому, существовала во всех традициях (к этому вопросу я еще вернусь), но свойства этих единиц могли быть различными. Например, в китайской традиции слова совпадали с корнями и соответствующие понятия не различались. Кроме того, в ней были всего две части речи: «полные слова» и «пустые слова», что примерно соответствует знаменательным и служебным словам, но не выделялись даже
имена и глаголы. Отмечу еще одно явление, на котором подробнее остановлюсь дальше: современная англоязычная или франкоязычная лингвистика отошла от идей Дионисия Фракийца больше, чем российское языкознание; по-видимому, это связано с тем, что строй русского языка изменился по сравнению с классическими языками не так значительно.
В отличие от пиджина в креольских языках появляются правила порядка слов: например,
имя деятеля ставится перед именем объекта, определение ставится после определяемого слова; появляются семантически значимые грамматические формы: формы числа существительных и система времен глагола (Bickerton 1983, 1984; Бикертон 1983). Приведем пример перевода простой английской фразы I gave him ‘Я ему дал’ в разных вариантах гайянского креола: A giv im; A giv ii; A did giv hii; Mi di gi hii; Mi bin gi ii (O’Donnell, Todd 1980). Для сравнения приведем фразу Мая ходи была (Я уже приходил), типичную для расширенных (креолизованных?) вариантов сибирского пиджина (Перехвальская 2006).
Парадокс наименьшего числа. Возьмём «наименьшее натуральное число, которое не допускает определения посредством фразы, содержащей менее ста слов». С одной стороны, это число не допускает определения посредством менее ста слов. С другой стороны, взятая в кавычки фраза является его определением, причём таким, которое содержит менее ста слов. Разгадка в том, что мы обращаемся с выражением «определять натуральное число» так, как если бы оно имело точный смысл, какового в действительности оно не имеет. Достаточно задаться вопросом, какие слова можно использовать в определении. Можно ли, например, употреблять названия редких растений, известные лишь узкому кругу ботаников, или специальные математические термины, или собственные
имена людей (притом что каждое такое имя принадлежит, как правило, нескольким людям)? Наш парадокс как раз и показывает, что обсуждаемому выражению точный смысл придать невозможно.
Одним из первых слово «тип» относительно человека или предмета использовал В.Г. Белинский. Для него оно выражало определенную общность черт, свойств или качеств: «Что такое тип в творчестве?… Человек-люди, лицо-лица, т. е. такое изображение человека, который замыкает в себе множество, целый отдел людей, выражающих ту же самую идею»[399]; «типичное лицо есть представитель целого ряда лиц, есть нарицательное многих предметов, выражаемое однако ж собственным
именем … Это не эклектическое собрание резких черт одной и той же идеи, а общая идея»[400]. При обосновании идеи типичного – также, как и в различении народности и национальности – Белинский апеллировал к традиции словоупотребления «тип» в науках о природе («тип… в искусстве есть то же, что род и вид в природе… В типе заключается торжество органичного слияния двух крайностей – общего и особенного»[401]). Таким образом, термин «тип» стал обозначать отличительные особенности вида (социального, психологического и др.) в образе одного человека (предмета, явления).
Понятно поэтому, что перевод существительных из ед. ч. во мн. ч. с одновременным преобразованием
имен собственных (ИС) в нарицательные (ИН) может использоваться как знак принадлежности их денотатов «чужому» миру и тем самым как средство подчеркнутого выражения их резко отрицательной оценки:
Столь странные свойства и языка, и письма китайского представляют иностранцу их изучение очень трудным, но сия трудность скоро и легко уравнивается при внимательном рассматривании состава их. В китайском языке есть умственное изменение, которое оттеняет в нем качества, действие, состояние, взаимное отношение предметов и связь суждений и таким образом вполне заменяет употребляемое для сего во всех других языках словоизменение в окончаниях по склонениям и спряжениям, по родам и числам. Умственное изменение в китайских звуках заключается в изменении самого смысла их и есть двоякое: словопроизводное, определяющее разряды слов, и грамматическое, которое показывает изменение в окончаниях сообразно словосочинению того языка, на который делается переложение с китайского. Словопроизводное изменение состоит в том, что одно и то же слово принимает качества разных частей речи по одному отношению к месту, которое занимает оно в связи с прочими словами, составляющими речь. По правилам же грамматического изменения
имена существительные и прилагательные умственно изменяются в окончаниях соответственно своему значению в речи и тем словам, с которыми они в связи; таким же образом и глаголы изменяются в окончании сообразно обстоятельствам речи. Вместе с китайскими звуками и таким же точно образом изменяются и условные знаки – неизменяемые в начертании.
Словарным запасом языка ребенок начинает овладевать на втором году жизни. Как уже отмечалось, самые первые слова в его речи обычно появляются к году. Они носят недифференцированный характер и представляют собой по существу слова-предложения. Так, одним и тем же словом «мама» ребенок может выражать и какую-то жалобу, и просьбу взять на руки, и желание получить интересующую его игрушку, и пр. Самые первые слова употребляются в неизменной форме (например,
имена существительные – только в именительном падеже).
Если мы принимаем первое значение, можно думать, что после слов «етеръ другъ» просто пропущено указание, чей это был приятель или товарищ. Именно в таком направлении размышлял, например, Ф. Миклошич – он считал, что после этих слов подразумевалось
имя Святополка, о котором говорилось в предыдущем примере сбывшегося «прорицания» Мефодия[279]. Однако, можно также думать, что в том месте подразумевалось имя не Святополка, а самого Мефодия, и речь шла о человеке, с которым Мефодия связывали приятельские отношения. Сообщение о том, что этого человека архиепископ долго «наставлял» и «уговаривал», может как раз указывать на такие отношения. Пропуск имени Мефодия контекстом допускается: автор Жития Мефодия вообще редко упоминает имя своего героя, часто заменяя его местоимениями и опуская при глаголах (в главе XI славянский первоучитель по имени вообще не называется, так что переводчикам на русский язык приходится несколько раз вставлять в текст <Мефодий>, чтобы избежать смысловой путаницы).
Интегральные категории также могут быть лишь с определенной степенью успешности описаны косвенно с помощью других слов – ведь они закрепляют за конкретным словом то, что принадлежит человеческим переживаниям, сложному комплексу ощущений, обусловленных потребностью. Так, вряд ли можно считать, что ряд глаголов take, chew and swallow из дефиниции eat воспроизводят с точностью характер ощущений, закрепленный за этим знаком. Если мы попробуем заменить eat в конкретных реальных высказываниях типа we took out time and ate slowly на we took out time and took, chewed and swallowed slowly, то мы почувствуем, что характер ситуации существенно изменился. Скорее всего, такой контекст будет обусловлен ситуацией, в которой возникают трудности с процессом, который можно было бы обозначить словом eat. Не случайно наиболее характерным контекстом для комбинации chewing and swallowing будет ситуация, связанная с проблемами при приеме пищи (chewing and swallowing problems/difficulties; trouble chewing and swallowing). Вряд ли и замена eat в словах Христа из Евангелия от Матфея, когда он обращается к апостолам, говоря “Take and eat; this is my body”, на “take, chew and swallow”, может быть воспринята как естественное и близкое по значению выражение. Дело в том, что интегральная категория гораздо конкретнее и богаче по содержанию, чем любая словесная формула. По отношению к интегральной категории слово является образной единицей, закрепляющей в памяти комплекс психо-физиологических переживаний, порождаемых конкретной потребностью. Устойчивые ассоциативные связи между глаголами и существительными, которые мы будем находить в словарных дефинициях, будут обусловлены как внутрисистемной языковой природой границы между
именем и глаголом, так и взамиообусловленностью комплексов ощущений, представленных различными словами, но составляющих аспекты единой потребности (eat и food как знаки, представляющие потребность в пище).
В центре филологической теории П. А. Флоренского – вопрос об
имени . Утверждая, что наука есть язык, оперирующий терминами, русский философ в аналогичном ключе высказывается о художественном творчестве, с той существенной разницей, что поэзия есть язык, оперирующий образами, а точнее, именами. Если в научном описании каждое имя – нарицательное (термин), то в поэтической речи каждое имя – это имя собственное (личностная форма): «в литературном творчестве имена суть категории познания личности, потому что в творческом воображении имеют силу личностных форм». Как говорится в трактате «Имена», «поэзия, и письменная, и изустная, держится на именах», а произведение есть «пространство силового поля соответственных имен» [Флоренский 2000, 2: 184]. Имя представляется здесь как средоточие логоса, как «узел бытия, наиболее глубоко-скрытый нерв его; имя, – думали древние, – сущность, сперматический логос объекта, внутренний разум-сущность, субстанция вещи» [Там же: 162]. Имяславие и символология Флоренского исходит из древней традиции логологии и одновременно учреждает новое учение о логосе как словотворческом начале. Ниже мы вернемся к этому его достижению авангардной поэзии.
В научной литературе, посвященной религии, часто используются диакритические знаки, указывающие, как то или иное слово произносится на санскрите или другом сакральном языке. По сути дела, наличие диакритики – признак добросовестности научного подхода. Но для большинства читателей диакритические знаки – та же китайская грамота (какая разница, бревис здесь или седиль?), поэтому я отказался от них во всех случаях, кроме прямого цитирования,
имен собственных и ссылок на источники. Если диакритический знак над или под латинской буквой «s» указывает, что она произносится, как «sh», тогда здесь этот звук передан как «sh», то есть имя индуистского бога Шива записано как «Shiva», а не «?iva», цель в индуизме, мокша, – как «moksha», а не «mok?a». Диакритические знаки зачастую оказываются препятствием для интеграции нехристианских религиозных терминов в английский язык – препятствием из тех, которые лучше разрушать, чем надстраивать. Одна из причин, по которым санскритское слово «nirvāna» вошло в словари английского языка, – возможность отбросить макрон над «а» и точку под «п». А индуистские эпосы Mah?bh?rata и R?m?ya?a нашли путь к широким кругам англоязычных читателей уже без соответствующих циркумфлексов.
Такого рода табу на
имя связано с тем, что имя действительно отражало социокультурную значимость и положение человека в данном обществе, поскольку в доолимпийских культурах система имен представляла собой механизм кодирования и обновления культуры, когда имя – это сама информация, а не этикетка; посредством имени возможно осуществить реальные манипуляции с предметом.
Имя , которое мы сейчас носим, трехсоставное: первое – имя собственное, второе – отчество, достается нам от отца, третье – фамилия – имя, которое переходит из рода в род, некая нарабатываемая кармическая программа, которой вы можете соответствовать или не соответствовать. Но только ли для индивидуальной характеристики существуют фамилия, имя и отчество? Страницы нашей книги раскроют вам эти тайны. Вы узнаете о значении имен, отчеств и фамилий, сможете правильно выбрать имя новорожденному, определите числа своей судьбы… И не расстраивайтесь, если обнаружите не слишком лицеприятные для себя характеристики. Они не индивидуальны, и в ваших силах все исправить. Ведь вы для того и смотрите в зеркало, чтобы выглядеть лучше!
Имена предметов обозначают как единичные предметы или явления, так и их множества. Например, студент Иванов и студент. Объектом исследования могут быть как материальные, так и идеальные объекты. Имена бывают простые (государство) и сложные (студенты третьего курса); единичные (обозначающие один предмет) и общие (обозначающие множество предметов).
3.3411. Поэтому можно сказать: то, что есть общего у всех символов, обозначающих объект, является истинным
именем объекта. И потому, один за другим, все типы комбинаций оказываются несущественными для имени.
Исследуя творчество Бродского, Лев Лосев фиксирует внимание на таком важнейшем свойстве его поэзии, отразившей тенденции литературы XX в., как перемещение центра тяжести с этических и социальных вопросов на экзистенциальные (Лосев, 1986:189). Это обстоятельство значительно повышает – по отношению к нормативному языку – значимость глагола быть в экзистенциальной функции. Поэту оказываются нужны не только нейтральные, но и стилистически маркированные формы. Любопытно, что Марина Цветаева тоже утверждала экзистенциальность как наиболее значимую категорию и активно включала в свои тексты форму первого лица есмь, недостающую в современном языке, причем грамматически правильно. Эта форма выражала бытие преимущественно лирического я Цветаевой, но не исчерпывалась этим значением: есмь говорилось и от
имени таких природных сущностей, как, например, песок, огонь[9]. Для Бродского форма есмь не характерна[10], его форма – суть, которая не свойственна поэзии Цветаевой. И эта форма – маркер формулы – связывает сущности объективного мира. Место автора в этом случае – позиция наблюдателя, исследователя из мира прошлого (поскольку он это слово активно употребляет) и современного (поскольку он это слово употребляет с нарушением грамматической правильности) или даже будущего (когда косноязычие аграмматизма превратится в новую строгую правильность).