Доминанта (теория музыки)

Домина́нта (от лат. dominans — господствующий) — V ступень лада относительно тоники, одна из главных ступеней музыкального ряда. Доминантовое трезвучие относится к тональностям первой степени родства к тонике.

В европейской музыке тональности пятой ступени всегда выделялась особая роль, доминанта означала контраст к основной тональности.

Среди всех родственных тональностей доминанта считалась господствующей (отсюда название), наиболее напряжённой тональностью, требующей разрешения.

В натуральном мажоре доминанта мажорная (например, C-dur — G-dur), в натуральном миноре — минорная (например, a-moll — e-moll). В гармоническом миноре доминантовое трезвучие мажорное.

Гармонический оборот, содержащий тонику и доминанту, называется автенти́ческим. В отличие от плагальных оборотов, обороты с доминантой принято считать напряжёнными и неустойчивыми. Образуют интервал равный секунде относительно тоники.

У доминанты есть обращения: доминантсекстаккорд и доминантквартсекстаккорд.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Мелодия, имеющая тональность ля мажор, очевидно, несколько по-дилетантски записана в ре мажоре. Она целиком основывается на доминанте, которая при исполнении могла бы звучать как верхняя нота органа. Обращают на себя внимание четыре четверти ми, выпадающие из рамок. Не развеял ли ветер у слушателя промежуточные звуки? В остальном мелодия каких-либо сверхъестественных признаков не имеет, она представлена в безупречной мажорной тональности, и, особенно принимая во внимание заключительные такты, ее можно было бы считать народным норвежским спрингдансом[29]. Но оба такта, повторяющиеся в форте и пиано, соответствуют тогдашней художественной моде. Это «эхо» довольно часто встречается у Глюка, Генделя, Рейттера, учителя Гайдна. Каким образом «подземные люди» узнали о современном музыкальном стиле?! Если попытаться дать этому объяснение, то, пожалуй, здесь пригодится часто высказываемое в данной книге предположение, что такие мелодии создавались в душе самих слушателей и для их возникновения требовался лишь внешний повод со стороны высших духовных сил, таинственным образом вторгающихся в жизнь человека.

Фриц Штеге, Музыка, магия, мистика, 1961

Существенно, что к этой же второй ступени тематического авторского аскетизма относятся, согласно Бахтину, и нетрадиционные монологические дискурсы, в частности, те, которые построены с позиции героя, как бы подавившего автора. Напомним, что категория автора претерпела в бахтинской концепции существенные изменения и что соответственно этим изменениям автор с лингвистической точки зрения – это не более, чем доминирующая в романе интенциональная точка зрения, преимущественно занимающая в двуголосых конструкциях позицию предиката. Любая доминирующая в монологическом романе точка зрения есть в этом смысле функциональная метаморфоза автора. Доминирующий в некоторых типах романа герой – это тоже одна из таких авторских метаморфоз. Победа героя над автором – изощренная форма авторского тематического аскетизма (или, если угодно, мазохизма) второй ступени: автор может здесь не только тематически молчать, но может и условно оставить за своим голосом некую тематическую определенность – с тем, чтобы «подставлять» ее под тональную предикацию победившего в романе голоса героя. Но для героя эта победа пиррова. В таких случаях осуществляется ритуальный маскарад автора и героя (обряд переодевания), или символическое обращение в ивановском смысле: как Бог есть жертва – ?Жертва есть бог, так Герой есть автор → Автор есть герой. Все нестандартные типы дискурсов, в которых хотя и нет тематических точек над «и», но сохранена некая тональная доминанта, относятся к монологизму второй ступени редукции – вне зависимости от инстанции, от которой исходит эта доминирующая тональность, будь то рассказчик или герой. Только на третьей – полифонической – ступени, предполагающей, что автор саморедуцируется не только тематически, но и тонально, доминирующее начало исчезает в языковом отношении полностью.

Л. А. Гоготишвили, Непрямое говорение, 2006

В скальдическом стихе находит свое завершение и, вместе с тем, отрицание система аллитерационного стихосложения в Скандинавии. Те квантитативные и силлабические принципы, которые лежат в его основе, развились на новом «витке спирали» сравнительно с аналогичными принципами, наблюдавшимися в двучленном руническом слове. Если количественный ритм последнего был закономерным отражением слоговой автономии раннегерманского слова, то скальдический стих, для которого весьма существен контраст между зависимыми и независимыми слогами, мог развиться в известной нам форме только в «послесинкопную» эпоху в Скандинавии. Элиминация в нем ударения или, точнее, подчинение ударения количеству развивается в этом случае как следствие искусственных операций над языком, направленных на его формализацию и затемнение смысла. Говоря словами замечательного переводчика скальдов С. В. Петрова, «доминантой творчества скальдов была борьба с сопротивлением материала, борьба с языком, желание подчинить его своей воле по ими же установленным законам. То была сознательная победа человека-мастера над стихией языка» [Петров 1973, 192].

Ольга Александровна Смирницкая, Древнегерманская поэзия: Каноны и толкования

К стилистическим ресурсам лексики также относятся синонимы – слова, близкие по лексическому значению, но различающиеся по звуковому составу. В системе языка они образуют синонимические ряды с доминантой (стилистически нейтральное слово), ср.: провинция – периферия, глухомань, глубинка, глушь. Двойственная природа синонимов (тождество и различие) приводит к тому, что наряду с общей они имеют индивидуальную сочетаемость, например, синонимы коричневый, каштановый, карий имеют разную сочетаемость: свободная сочетаемость у слова коричневый (карандаш, цвет, тон, дом, лист и т.д.) и ограниченная сочетаемость у слов карий (только глаза) и каштановый (только волосы). Если слово многозначно, разные его значения могут иметь разные синонимы, например, богатый «владеющий большим имуществом, в том числе материальным» – состоятельный, обеспеченный, имущий (офиц.), зажиточный; «обращающий на себя внимание своей нарядностью» – роскошный, пышный, шикарный.

Т. И. Кобякова, Стилистика русского языка и культура речи (сфера профессиональной коммуникации), 2013

Седьмая ступень в аккорде доминанты снимает резкость, смягчает и украшает его, переводя таким образом из одного состояния звука в другое. Точно так же и собственное усилие человека, направленное на достижение контроля над собой, смягчает и облагораживает грубые черты его характера и поднимает по ступеням Великой Белой Ложи.

Коллектив авторов, Учение Храма. Часть 2, 1925

Также можно определить доминанту самого витка Спирали Качеств в архитектуре конкретной личности. Люди с доминантами разных витков качеств воспринимают мир значительно разным способом.

Константин Добрев, ТАРО Иерофанта. Архитектура человека по системе ТАРО, 2016

Причастность любой формы к двум разнонаправленным эволюционным векторам порождает её скрытую динамику, потенциальную «незавершённость» её онтологии, неравенство самой себе в любых контекстах. При этом чем больше разрыв между доминантой и компонентой, тем сильнее скрытое внутреннее напряжение формы. Понятно, что не последнюю роль здесь играет и степень сложности формы (структуры). Так, если для тех же антропоидов этот разрыв преодолевается в целом безболезненно, то у человека он порождает коллизии, разрывающие его ментальность. Крайние точки доминирования вертикального и горизонтального эволюционных векторов можно проиллюстрировать банальной и хорошо всем знакомой ситуацией. Человек, вовлечённый в вертикальное движение эволюционного фронта – это гений, предельно слабо адаптированный к социальным условиям и «правилам игры». Его противоположность – массовый человек; не личность, а, по формуле Маркса, «совокупностью общественных отношений», носитель набора стереотипных программ, субъект, максимально адаптированным к правилам и условностям социокультурной среды и всеми силами поддерживающий с этой средой гомеостатические отношения. Мизонеизм такого типа человека глубоко закономерен: ведь существенные изменения среды для него как для существа глубоко и узко специализированного, губительны в самом прямом смысле. Особый интерес представляет промежуточный тип, не причастный к вертикальному эволюционированию, но при этом способный на некоторую гибкость в направлении горизонтальных (адаптационных и специализирующих) эволюционных изменений. Однако не будем развивать иллюстрацию до уровня теории.

А. А. Пелипенко, Избранные работы по теории культуры, 2014

По Р. Якобсону, «поэтическая функция предполагает интро-вертивное отношение к вербальным знакам как единству означающего и означаемого и является доминантой в поэтическом языке, который нуждается в особенно тщательном лингвистическом анализе <…>» [Якобсон 1987]. Исходя из этого тезиса, формальная школа выдвинула на первый план проблему «грамматики поэзии» (см. [Шапир 1987]), т. е. особым образом организованной структуры поэтического языка. Хотя какой-либо цельной теории поэтического языка «формальной школой» разработано не было, в целом, как отмечает О. Г. Ревзина, «выделение поэтической функции имело для лингвистической поэтики столь же фундаментальное значение, что и постулаты знаковости и системности» [Ревзина 1998: 12]. Новым словом в науке стала трактовка поэтической речи не просто как стилевой разновидности языка, а как качественно иного состояния языка («<…> поэтичность – это не просто дополнение речи риторическими украшениями, а общая переоценка речи и всех ее компонентов» [Якобсон 1975: 228]). Тем не менее нельзя не согласиться с утверждением, что «прямой переход от поэтической функции, как она определена Р. Якобсоном, к поэтическому языку как „системе возможностей“ оказался неосуществимым» [Ревзина 1998: 12]. Для этого необходимо было осознание качественного различия между поэтическим и естественным языком, а также углубление в специфику художественной речи как особой знаковой системы.

В. В. Фещенко, Лаборатория логоса. Языковой эксперимент в авангардном творчестве, 2009

Документ – это текст, управляющий действиями людей, и для выполнения этой функции он должен обладать официальной силой, а это свойство может быть обеспечено лишь фактурой письменной речи, где письменное слово «зафиксировано». Устное же слово не обладает пространственно-временной константностью. Эта фиксация проявляется в документе как требование точности толкования слова, что квалифицируется как доминанта делового стиля. Такому требованию может отвечать только подготовленная, отредактированная и, следовательно, письменная речь. Устный текст по такой доминанте строиться не может. Таким образом, преимущественной формой делового стиля является письменная форма речи.

Коллектив авторов, Основы русской деловой речи, 2012

Типы изображений в декоративно-прикладном искусстве. Круг символов в искусстве ограничен, но в ходе столетий постепенно видоизменяется, что связано с накоплением и преобразования идейного содержания и технологического опыта. Радикально изменяют перспективу развития искусства это рубеж I–II тыс. н. э. и вторая половина XIX в. В начале закладываются важнейшие эстетические доминанты образной системы, ведущей к ее переосмыслению, перестройке, изменению в иконографии благодаря христианскому духовному опыту. А критическая масса культуры XIX в. в условиях опромышливания процессов жизни определила светские черты художественных образов и соответствующее эстетическое начало.

В. Б. Кошаев, Декоративно-прикладное искусство. Понятия. Этапы развития. Учебное пособие для вузов, 2014

Представленные Н. Н. Николаенко выводы строятся на исследовании характера композиционного построения респондентами с ярко выраженными формами психических расстройств. Встает вопрос о правомочности переноса данных наблюдений на практику психолога, работающего, как правило, с психически сохранными референтами. Действительно ли, предпочтение перспективного изображения свидетельствует о доминантах полушарий мозга, на что указывает Н. Н. Николаенко? Или же выбор пространства проработки композиции обусловлен культурными и индивидуальными особенностями творящего?

В. Н. Никитин, Арт-терапия. Учебное пособие, 2014

Современные теории гендерных доминант в деловых отношениях характеризуются четырьмя параметрами, выделенными и исследованными Л. Якокка [1990] и его помощниками. Так, голландский ученый Т. Санталайнен [1993] предложил разделение деловых культур в зависимости от готовности следовать закону ориентации на культуры универсальных и конкретных истин. Первый тип культур отличает высокое законопослушание, второй – незаконопослушание, действие в соответствии с конкретной ситуацией, невзирая на законы и правила. Наиболее высокие показатели законопослушания имеют Канада, США, Великобритания, ФРГ, скандинавские страны; наиболее низкие – страны Азии, Латинской Америки, Южной Европы, а также Россия и государства СНГ. Особая роль в этих культурах предписывается женщинам (материнская позиция при разводе, запреты на профессии и т. д.).

А. К. Болотова, Психология коммуникаций, 2015

Представление о языке как некой духовной сущности в триипостасном проявлении системы, функции и стиля сложилось, по-видимому, окончательно, и в наши дни все больше говорят о доминантах, константах, концептах как мыслимых категориях именно языка – не речи и не речевой деятельности. Видимо, по этой причине и философия вплотную занялась проблемами языка, в то время как профессиональная лингвистика распадается на социолингвистику, которую интересует функция языка в обществе, на психолингвистику или стилистику с их интересом к стилю и стилям, на философию языка и т. д. Осмыслить это объективное движение к специализации лингвистического знания по предмету (формально явленному) при одновременном обобщении его по объекту (содержательной сущности) – наша задача сегодня. Не определив конечной цели такого развития событий, мы не сможем творчески влиять на качество и интенсивность работ лингвистического цикла.

В. В. Колесов, «Жизнь происходит от слова…», 2015

«Идиома – это то, с чем мы можем превзойти Хомского» (D. Hays, цит по: [Иорданская, Мельчук 2007: 243]). Шутливое определение, пересказанное И. А. Мельчуком, обозначает теоретическую доминанту исследований идиом в современной лингвистике: именно этот материал довольно плохо описывается в рамках генеративного синтаксиса (ср., впрочем, [Fraser 1970; Machonis: 1985; Tronenko 2003]). С другой стороны, эти явления стали одной из самых изучаемых областей в рамках когнитивной лингвистики. Эта часть посвящена обсуждению более общих, теоретических подходов, которые позволят поставить тему этой книги в более широкий контекст современных когнитивных исследований.

М. В. Копотев, Исключение как правило: Переходные единицы в грамматике и словаре, 2016

Намечаются два главных вида развития процесса политогенеза: организационно-управленческий и военно-аристократический. Уже у ряда племен доколумбовой Северной Америки существовала практика выделения параллельно двух вождей с различными функциями – военного кацика и мирного кацика. Необходимость организации и надежного функционирования хозяйственной деятельности стимулировало развитие организационно-управленческой функции. В этом отношении особенно показательна роль храмов древнего Шумера как организационных центров земледельческого труда, начиная от обработки земли до уборки урожая и хранения продукции. Напряженная межплеменная ситуация с перемещением материальных ценностей и рабочей силы способствовала развитию внешней функции – от производства оружия и создания фортификационных сооружений до выделения группы людей, постоянно занимающихся военным делом, становящихся в этой области едва ли не профессионалами. Лидеры таких групп способствовали развитию военно-аристократического пути политогенеза, как это было в гомеровской Греции и ярко охарактеризовано Ф. Энгельсом[8]. В реальной истории различные управленческие функции, как правило, пересекались, но их определенная доминанта нередко выступает достаточно отчетливо.

Коллектив авторов, Культурогенез и культурное наследие, 2009