Баланс сил (геополитика)

Баланс сил в международных отношениях — распределение мирового влияния между отдельными центрами силы — полюсами. Может принимать различные конфигурации: биполярную, трёхполюсную, мультиполярную (или многополярную) и т. д. Главная цель баланса сил — предотвращение доминирования в международной системе одного государства или группы стран, обеспечить поддержание международного порядка.

Отто фон Бисмарк: «Вся политика может быть сведена к формуле: постарайся быть среди троих в мире, где правит хрупкий баланс пяти держав. Это единственная подлинная защита против формирования враждебных коалиций».

Баланс сил является одним из ключевых понятий в теории политического реализма и неореализма. Представители этих парадигм считают его главным способом стабилизации системы международных отношений, основой международного порядка и безопасности. Теоретик международных отношений М.Каплан на основе политического реализма построил типологию международных систем, включающую шесть типов систем. Одним из них является так называемая «система баланса сил», характеризующаяся многополярностью.

Баланс сил зачастую играет решающую роль в дипломатии: так, Англия начиная с XVI века в европейских делах рассматривала поддержание «равновесия» как краеугольный камень своей политики.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Кроме того, стал очевиден кризис классических механизмов поддержания международной стабильности, прежде всего системы баланса сил, на протяжении столетий служившей в качестве главного средства недопущения доминирования одной из великих держав, а в годы холодной войны позволявшей поддерживать стратегическое равновесие между противоборствующими сверхдержавами. Так, с начала с 1990-х гг. ведущие государства мира не предприняли ни одной попытки создать уравновешивающую коалицию против США как мирового гегемона, демонстрируя тем самым лояльность статус-кво, сложившемуся после завершения холодной войны. Военные интервенции в страны третьего мира, неоднократно инициированные США на протяжении последней четверти XX в., не вызвали у менее могущественных государств стремления уравновесить преобладающую мощь или агрессивные намерения доминирующей державы. Напротив, международные альянсы и коалиции в последние десятилетия формируются вокруг единственной сверхдержавы и контролируемого ею военно-политического блока – НАТО. Провозглашенная США в начале XXI в. война против международного терроризма и «государств-изгоев» продемонстрировала миру новый принцип межгосударственного взаимодействия – создание гегемонистских коалиций, формирующихся (вопреки логике классического баланса сил) вокруг доминирующей державы, против государств и транснациональных акторов, не представляющих сколько-нибудь реальной угрозы системному балансу сил и неспособных существенно изменить структуру распределения материальной мощи.

Алексей Богданов, Международный порядок, 2017

Возникновение международного права имеет еще одну важную предпосылку: уже на первых этапах международного общения его участники пытались создать систему международного баланса сил. В условиях недружелюбного отношения к представителям других этносов или религий этому могло поспособствовать также международное право. Так складывались «взаимное признание и взаимные уступки со стороны разных государств друг другу. Это приводило к установлению баланса сил, системы независимых и свободных цивилизованных государств, связанных между собой договорами и разрешающих свои конфликты мирными средствами (международным или, скорее, межгосударственным арбитражем) или посредством регулярной войны»[422]. Свидетельством этого являются институты, которые возникли для обеспечения эквивалентных подарков и впоследствии составили процедуру и правила торгового взаимодействия, правовые институты, сопровождавшие политическую интеграцию в процессе создания унитарных государств, отношения союзничества, разграничения юрисдикции и т. п. Международно-правовое регулирование отношений между древними государствами и государствоподобными образованиями привело к тому, что «принцип баланса сил был известен большинству государств античности и применялся ими на практике»[423]. Система международного баланса сил, сформированная средствами международно-правового регулирования, имела свои региональные особенности (концепция мандалы – круга государств в Древней Индии, концепция семьи государств на древнем Ближнем Востоке и др.).

О. В. Буткевич, У истоков международного права, 2008

Европа, единственная часть современного мира, которая имеет опыт одновременного существования многих государств, изобрела концепцию национального государства, суверенитета и баланса сил. Эти идеи преобладали в международных делах почти все три столетия подряд. Но ни один из прежних приверженцев в Европе теории превосходства национальных интересов, raison d’etat, не имеет достаточных сил для того, чтобы действовать в качестве лидеров в нарождающемся миропорядке. Они пытаются компенсировать свою относительную слабость созданием некоей единой Европы, на что направлена основная доля их усилий и энергии. Но даже если им удастся добиться успеха, у них нет никаких готовых руководящих пособий по поведению этой объединенной Европы на мировой арене, поскольку такого политического образования ранее никогда не существовало.

Генри Киссинджер, Дипломатия, 1994

Поэтому цель данной работы и основное содержание третьей части – попытка обозначить возможные условия «большой сделки» между Россией и современной Европой. В более продолжительной исторической перспективе воплощение в жизнь условий такой «сделки» может привести к формированию на пространстве от Ирландии до Владивостока международного режима, живущего по своим нормам и правилам. Такой режим, по глубокому убеждению автора, будет проявлением Россией и Европой наивысшей формы глобальной ответственности, поскольку сможет не только обеспечить структурную стабильность Евразии (первое важнейшее понятие данной работы), но и стать одной из основ столь необходимого миру нового баланса сил (второе ключевое понятие).

Тимофей Бордачёв, Новый стратегический союз. Россия и Европа перед вызовами XXI века: возможности «большой сделки», 2009

Для более эффективного поддержания глобального баланса сил Британия взяла на себя инициативу в создании более плотной системы взаимодействия между великими европейскими державами по сравнению с той, которая действовала после Вестфальского мира. В результате возник «Европейский концерт», который изначально служил инструментом британского контроля над балансом сил на континенте. На протяжении почти тридцати лет после заключения Венского мира «Европейский концерт» играл второстепенную роль в политике континентальной Европы по отношению к «иерархии происхождения и иерархии благодати», которые составляли Священный Союз. Но сразу же после распада Союза под давлением демократического национализма «Европейский концерт» стал главным инструментом регулирования межгосударственных отношений в Европе (ср.: Поланьи 2002: 18–20).

Джованни Арриги, Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени

Ответ на эти вопросы должен учитывать три уровня концепции государственного порядка. Мировой порядок подразумевает состояние конкретного региона или цивилизации, в рамках которого действует комплекс справедливых договоренностей и существует распределение власти, которое считается приложимым к миру в целом. Международный порядок есть практическое применение указанной системы взглядов к значительной части земного шара, причем территория охвата должна быть достаточно большой, чтобы повлиять на глобальный баланс сил. Наконец, региональный порядок основывается на тех же самых принципах, применяемых в определенной географической зоне.

Генри Киссинджер, Мировой порядок, 2014

Формирование глобального бизнеса как политической силы, начавшееся на основе американских корпораций в ходе Второй мировой войны, начало принципиально менять баланс сил: совокупность корпораций начала становиться заведомо сильнее слабых государств и, по крайней мере, равноценной сильным.

М. Г. Делягин, Россия перед лицом истории. Конец эпохи национального предательства?, 2015

До середины 1980-х гг. советское обществоведение под безопасностью понимало исключительно ее военно-политическую составляющую – соотношение военных потенциалов, баланс сил между супердержавами и военно-политическими коалициями, применение военной силы в международных отношениях, контроль над вооружениями и разоружение, международные режимы и институты безопасности и т. д. Понятие «национальная безопасность» полностью отсутствовало. Предпочитали говорить о международной безопасности, в крайнем случае – военной безопасности СССР (т. е. государства). Лишь под влиянием глобальных перемен в мире, а также ряда западных концепций произошли изменения в восприятии советскими учеными и политическим руководством проблем безопасности. Так, новое политическое мышление уже включало в себя не только военно-политическое, но и экономическое, экологическое и демографическое измерения.

С. Ю. Чапчиков, Механизм правового регулирования в сфере национальной безопасности России. Теоретико-методологические проблемы: монография, 2012

Спорные вопросы этим далеко не исчерпываются. Одни исследователи считают возможным говорить о «системности» международных отношений в целом, другие – о «модели» международных отношений, действовавшей в тот или иной период. Не до конца выяснена периодизация и хронологические рамки существования той или иной системы. Отсутствует единая терминология: например, используются как равнозначные выражения «равновесие сил» (с вариантами «европейское равновесие», «равновесие Европы»), и «баланс сил» и «баланс интересов». Разное содержание вкладывается в понятия: «европейский концерт», «великая держава» и т. д. По-разному трактуются «конфликт интересов», соотношение «государственного» и «национального» интересов и многие другие. Бытует утверждение, что всю систему международных отношений, начиная с Вестфальского мира, следует называть Вестфальской, а Венскую, Крымскую и Берлинскую – рассматривать как «подсистемы» (А. Д. Богатуров), или как «модели» (А. С. Маныкин).

Коллектив авторов, От царства к империи. Россия в системах международных отношений. Вторая половина XVI – начало XX века, 2015

С шестой главы по восьмую исследуются политэкономические связи России с тремя самыми важными конкурентами и партнерами – США, Европой и Азией. С позиций реализма анализируются механизм баланса сил на континенте Евразия, уникальные особенности геополитики России, а также вероятные изменения в международном устройстве. Во-первых, Америке нужно, чтобы Россия существовала как угроза Европе, тогда она сможет поддерживать и усиливать свое покровительство над Евросоюзом. Одновременно с этим она должна сдерживать возможные вызовы Америке со стороны Евразийского экономического союза. Во-вторых, Европа надеется, что Россия станет стабильным соседом с потенциальным рынком, а Россия, в свою очередь, также рассматривает Европу как обязательного для усиления государства партнера с самым важным рынком. Но из-за пристального внимания США отношения России и Европы очень сложны. И, наконец, быстрый подъем Китая и развитие Азии дают России весомый аргумент в большой игре с Западом. Ей нужно разделить с Азией возможности, которые дает быстрый рост, но одновременно с этим следует с осторожностью относиться к вопросу безопасности Дальнего Востока.

Чжан Мэн, Политэкономия Владимира Путина, 2015

В условиях сохранения баланса сил в наилучшей мере формируется государственный суверенитет отдельных государств и устанавливается межгосударственная система отношений, то есть осуществляется взаимное признание государствами друг друга. Таким образом, признается само государство, его границы, его организационные структуры, этнический состав населения, материальная инфраструктура и т. п. Главным при этом является способность государства обеспечивать и увеличивать свою мощь и контролировать положение дел внутри страны и отношения с внешним миром. Иначе говоря, речь идет о способности государства организовать средства принуждения в лице армии, военно-морских сил и других атрибутов внешней мощи и использовать их в случае необходимости.

А. И. Зубков, Геополитика и проблемы национальной безопасности России, 2004

Старший научный сотрудник Шанхайского института международных исследований Ю Дженлиянг, анализируя сдвиги в глобальном балансе сил, приходит к выводу, что во втором десятилетии значимость американо-японских и американо-европейских отношений будет иметь тенденцию к снижению, в то время как важность китайско-американских и китайско-японских отношений, а также отношений Китая с державами, мощь которых растет, будет повышаться. Интересно, что Россия в этом анализе вообще не принимается во внимание. Россия якобы опирается на личный престиж В.В. Путина, запасы энергетических и других ресурсов, которые являются признаком второразрядной державы. Шанхайский исследователь Ю Дженлиянг убежден, что ни о какой глобальной значимости России нельзя говорить, исключением являются стратегические ядерные силы [Zhengliang, 2010]. Еще раз напомним, что, по его мнению, роль китайско-европейских отношений в системе формирующегося многополярного мира падает.

А. К. Субботин, Актуальные проблемы Европы №1 / 2012, 2012

Без этих двух условий механическое разделение властей как баланс между точками концентрации властных ресурсов вполне возможно, но оно не будет достигать цели гарантирования широкой политической свободы для всех членов общества, поэтому будет недолговечно и скоро себя изживет. Общество, не способное реализовать две эти идеи, обречено на вечный поиск очередного случайного баланса сил и после каждой более или менее серьезной встряски, экономической, внешнеполитической и прочей, приходит в движение с абсолютно непрогнозируемыми, неясными следствиями.

Коллектив авторов, Современные проблемы организации публичной власти, 2014

Особенно проблематична в этом контексте ситуация с Турцией. Отказать ей в приеме, ссылаясь на географию, – значит свести на «нет» все многолетние усилия интегрировать эту важнейшую с геополитической точки зрения страну в европейскую сферу влияния. История Турции прошедших веков была историей ее борьбы с Европой – именно поэтому Европа не может позволить себе сейчас потерять «прирученную» обещанием европейской перспективы Турцию. Да и с остальными странами, стучащимися в европейскую дверь, ситуация не лучше: отказать им – значит оставить их в мире, где господствуют отношения, основанные на балансе сил (balance-of-power policy), где соперничают национальные государства, где заключаются и распадаются временные альянсы. И если Европа откажется от этих стран, они либо сами со временем превратятся в региональные центры силы, как Турция, либо попытаются присоединиться к другим, более сильным акторам глобального политического процесса, скорее всего к США или к России.

С. В. Погорельская, Актуальные проблемы Европы №2 / 2010, 2010

В последние годы наметился вектор ребалансировки, то есть возврата в новых условиях к многополюсной конфигурации мира, к балансу сил, дававших миру устойчивость. Как отмечают авторы французского журнала «Ле Монд Дипломатик», «многополюсность предполагает не только более справедливое международное распределение богатства, но и потрясение основ политических отношений». Международные институты, являющиеся инструментами однополярного мира (прежде всего такие, как Международный валютный фонд, Всемирный банк, «Большая восьмерка», Европейская комиссия, Европейский банк, НАТО, ведущие рейтинговые агентства и ТНК), будучи проводниками интересов Запада, вынуждены уже сейчас трансформироваться в условиях нарождения новых «активных субъектов».

Е. Г. Пономарева, Вывихнутый век. Кто его вправит? Хаос, конфронтация, интеграция, 2016

С учетом сказанного, ни одна страна мира, в том числе и Иран, не может пренебрегать развитием регионализма. Сопротивление этим тенденциям и выбор изоляционистской позиции в регионе не смогут защитить страну от отрицательных последствий такого выбора, но точно лишат ее возможности воспользоваться выгодами. При этом нужно иметь в виду географическое положение Ирана в качестве звена, соединяющего Персидский залив и Каспийское море, которое играет огромную роль в процессе установления баланса сил между мировыми державами.

Мехди Санаи, Взаимоотношения Ирана и Центральной Азии. Тенденции и перспективы, 2017

Со времен Петра I Россия не только являлась составной частью европейской системы в качестве одной из великих держав, но и периодически совершала «модернизационные рывки», опираясь на опыт Западной Европы. В XVIII–XIX вв. Россия была не только непременным участником системы баланса сил на континенте, предполагавшей постоянные многосторонние коалиции в многочисленных войнах. Ее элита, сознательно ориентируясь на французские, немецкие, английские образцы, направляла развитие страны по западному пути. После разгрома Наполеона император Александр I играл выдающуюся роль на Венском конгрессе (1814–1815 гг.); Россия стала вдохновителем и одним из основателей Священного союза – первой постоянной организации управления международными процессами. Вплоть до Крымской войны (1853–1856 гг.) русский император был практически единоличным гарантом стабильности и легитимного порядка в Центральной и Восточной Европе. Во второй половине XIX в. Россия вновь была участницей многосторонних дипломатических комбинаций с участием держав Центральной и Западной Европы, пока, наконец, в начале XX в. она не связала свою судьбу с прото-Западом – англо-французской Антантой. В то же время, указывает профессор Александр Янов, Россия периодически «выпадала из Европы». «Прорывы», сближавшие страну с Европой, сменялись (во времена Николая I, Александра III, Сталина) периодами «выпадения» из Европы54.

Д. В. Тренин, Интеграция и идентичность: Россия как «новый Запад», 2006

Таким образом, благодаря иерархической структуре механизма политической власти зависимость правящей группы от господствующих социально-политических сил становится неочевидной и непрямолинейной. Можно также утверждать, что в принятии решений по огромному количеству больших и малых политических проблем правящая группа полностью автономна. Тем не менее посредством механизма власти господствующие социально-политические силы принуждают правящую группу действовать в определенных рамках. Выход за их пределы влечет за собой и осложнение взаимоотношений между правящей элитой и господствующими социальными силами. Последние с появлением реальной угрозы их коренным интересам принимают решительные меры по восстановлению нарушенного баланса сил вплоть до перемен в составе правящей группы.

В. А. Мельник, Введение в политическую теорию, 2012

Глобальный баланс сил сегодня нарушен. Мы сталкиваемся с тем, что одна держава, доминирующая в мире, использует в этих целях собственную идеологическую концептуальную установку. А какие лозунги нужны, чтобы доминировать? В 70-е годы прошлого века США в целях вмешательства во внутренние дела других стран придумали универсальную формулу – обеспечение прав человека и демократических свобод в мире. Под ее прикрытием осуществлялось давление прежде всего на СССР и входившие в советский блок страны Восточной Европы. Рассказывают, что в 1976 году Збигнев Бжезин-ский хвалился: мы, мол, придумали «дубинку, которой будем бить по голове Советскому Союзу». Во времена Рональда Рейгана эта дубинка была особым инструментом во внешней политике США. И Вашингтон сам определял, кто в мире демократичен, а кто нет, где соблюдаются, а где игнорируются права человека.

Сборник, Суверенная демократия: от идеи к доктрине. Сборник статей, -1

Ядерные отношения между Россией и США. В целом эта проблема достаточно известна: существует паритет по ядерным потенциалам между нашими странами и стратегические договоренности при возникновении кризисных ситуаций. Это пока главное при всех возникающих противоречиях (Кокошин, 2015; Журавлев, Нестик, Соснин, 2011). Вместе с тем баланс сил может быть легко нарушен за счет расширения или ограничения возможностей применения ядерного оружия: это и односторонний выход США из договора по ПРО, и установка систем ПРО вокруг границ России (подробнее о российско-американских отношениях в контексте изменений глобальной системы безопасности см.: Тимофеев, 2014; Преодоление разногласий, 2015; Барабанов и др., 2016; Глобальная система на переломе, 2016).

В. А. Соснин, Социально-психологические аспекты геополитической стабильности и ядерного сдерживания в ХХI веке, 2016

В то же время проходили многочисленные дискуссии о поддержании американского национального интереса в послевоенном мире. Политолог и журналист Джеймс Чейс полагает, что основные интересы, скорее всего, останутся теми же, а именно: стабильность Европы, баланс сил в Восточной Азии и западной части Тихого океана и безопасность – экономическая и социальная – в Северной Америке. Помимо этих основных ценностей, Чейс также предполагал, что в той степени, в которой Запад зависит от ближневосточной нефти (то есть в значительной степени), в национальные интересы США должно входить обеспечение беспрепятственных поставок нефти по разумным ценам для внешнего мира, для чего требуется стабильность в регионе Персидского залива.[14]

Л. В. Савин, Новые способы ведения войны: как Америка строит империю, 2016

При этом сторонники политического реализма рассматривают международные отношения как суммы политик отдельных государств, в основе которых лежит идея суверенитета. Мировая политика понимается ими как некая система баланса сил преимущественно между великими державами. К тому же «политические реалисты» заявляют о неизбежности столкновения национальных интересов на международной арене.

В. М. Борисенко, Конституционно-правовое регулирование статуса и деятельности военных судов в интересах обеспечения национальной безопасности Российской Федерации, 2006

На фоне неустойчивого мирового баланса сил борьба за ограниченные природные ресурсы на планете становится все более ожесточенной. Резко возрастают темпы обострения стратегических противоречий между главными игроками. Одним из главнейших источников этого обострения становится глобальная технологическая многоукладность в мире, особенно в контексте сверхбыстрого развития некоторых технологий шестого уклада.

А. И. Фурсов, Стратегия «большого рывка», 2014

Каковы же масштабы коррупции и как она влияет на конкурентоспособность северокавказской продукции? Очевидно, здесь возможны лишь очень приблизительные оценки. Респонденты оценивали «коррупционную надбавку» в цене продукции от 15–20 до 40–45 %. Причем наряду с непосредственными поборами действуют и механизмы «социальной ответственности», когда для защиты своего бизнеса предприниматели вынуждены брать на себя внушительные объемы квази-бюджетных расходов: от строительства стадиона до содержания убыточного колхоза. Однако проблема не только в запредельном масштабе непроизводительных издержек. Не менее, а возможно и более важным является то, что в подобной системе практически все игроки заинтересованы в сохранении статус-кво, поскольку какое-либо существенное изменение может нарушить сложившийся баланс сил и структуру финансовых потоков. С этой точки зрения угрозой оказывается любой модернизационный фактор: приход инвестора[61], выход на рынок нового поставщика качественного сырья (особенно если он «чужой», не встроенный в сложившиеся «правила игры»). В результате экономика остается теневой, фрагментированной, низкотехнологичной, а модернизационные усилия упираются в «потолок» властно-криминальной системы распределения финансовых потоков. В результате формирования подобной антимодернизационной коалиции система попадает в институциональную ловушку, когда краткосрочные интересы основных игроков совпадают на том варианте действий, который в долгосрочной перспективе является тупиковым[62].

Н. И. Миронова, Северный Кавказ. Модернизационный вызов, 2014

Распад Советского Союза в декабре 1991 года стал, по мнению В.В. Путина, «крупнейшей геополитической катастрофой XX века»[2]. Он привёл к резкому изменению баланса сил в мире в пользу одной оставшейся сверхдержавы, Соединённых Штатов, и стал непосредственной причиной последующих войн и вооружённых противостояний с участием американцев. Ликвидация Советского Союза способствовала значительной дестабилизации ситуации на постсоветском пространстве, вызвала ряд вооружённых конфликтов (Приднестровский, Грузино-Абхазский, Грузино-Югоосетинский, Армяно-Азербайджанский конфликты, военные действия на территории Чечни, гражданская война в Таджикистане, гражданская война на Украине и др.).

Коллектив авторов, Что надо знать о «цветных революциях», 2018

Очередным шагом со стороны Запада и США стало стратегическое решение перевернуть постсоветскую страницу. Это и была вторая волна, целью которой было изменить баланс сил на постсоветском пространстве, еще более сузив геополитическое пространство России. Для этого необходимо было оторвать Россию от сферы влияния в Центральной Азии, Восточной Европе и на Южном Кавказе.

Т. В. Карадже, Политическая философия. Учебник, 2017

Как уже указывалось, устойчивое социальное взаимодействие приводит к формированию социальных отношений. По мнению Гарольда Лассвела и Авраама Каплана, исследовавших политические системы, социальные отношения формируются вокруг ценностей, т. е. того, что является таковым для участников взаимодействия[14]. Г. Лассвел и А. Каплан вводят понятия «ценностного образца» (как результата распределения ценностей в социальной группе) и «ценностной позиции» (как места индивида или группы индивидов согласно ценностному набору, которым он(и) обладает(ют)). Таким образом формируется структура социальных отношений. Так, индивид или группа, обладающая более значимым ценностным набором, занимает доминирующую позицию по отношению к индивиду или группе индивидов, обладающих меньшими по значению ценностями. Социальная активность индивида или группы индивидов определяется двумя признаками: ценностной позицией, которая ожидается индивидом или группой индивидов, и ценностными требованиями, т. е. та позиция, которую индивид пытается занять. Реальная возможность обладания позицией является ценностным потенциалом индивида или группы индивидов. Используя данный взгляд на систему формирования социальных отношений, можно объяснить, например, систему баланса сил, однополярный или двухполярный мир.

Н. В. Наталья, Социология международных отношений, 2017