Цитаты со словом «ордалия»
Похожие цитаты:
Убийство — способ низложения с престола, применяемый в России.
Судья, вынесший обвиняемому приговор в припадке гнева, сам заслуживает смертного приговора.
Что будет после Страшного Суда? Как обычно — реабилитация!
Увы, но суд истории чаще всего начинается после смерти подсудимых.
Христианская вера есть с самого начала жертвоприношение: принесение в жертву всей свободы, всей гордости, всей самоуверенности духа и в то же время отдание самого себя в рабство, самопоношение, самокалечение.
Я отрицаю сколько-нибудь существенное устрашающее действие смертной казни на потенциальных преступников. Я уверен в обратном — жестокость порождает жестокость.
…и даже допускал, что самые заблуждения людей не всегда должны иметь непременным последствием расстреляние.
Правосудие — право наиболее слабого.
Не следует устраивать волокит с судебными разбирательствами. Это революция, доказательства тут вторичны. Мы должны действовать по убеждению. Они все — банда преступников и убийц.
Наказание — это не только право, но и обязанность в тех случаях, когда наказание необходимо.
…епископа Амвросия обвиняли в мнимом укрывательстве бывших офицеров царской армии через рукоположение их в сан священника.
Человек — это приговорённый к смерти, казнь которого откладывается.
Кощунство — единственный способ для неверующих оставаться религиозными людьми.
Не подлежит сомнению, что упрек оскорбителен лишь постольку, поскольку он справедлив: малейший попавший в цель намек оскорбляет гораздо сильнее, чем самое тяжкое обвинение, раз оно не имеет оснований.
Высшая доблесть состоит в том, чтобы совершать в одиночестве то, на что люди обычно решаются лишь в присутствии многих свидетелей.
Он проявил большое участие в изучении науки хадиса, фикха, усуля и тафсира. Был проповедником, устраняющим сомнения, совершающим поклонение, исполняющим вирды, совершившим хадж и у него были книги.
Искусство — это религия, которая имеет своих жрецов и должна иметь своих мучеников.
Самый страшный грех − иудин. Предательство! Падшие. Преступившие черту. Нелюдь. Не заслуживают даже презрения.
Миры, в которых действуют персонажи Филипа Дика, подвергаются отмене или пересмотру без предварительного уведомления. Реальность в них примерно так же надёжна, как и обещание политика.
Если Бог существует, то атеизм должен казаться ему меньшим оскорблением, чем религия.
«Смерть человека и мира, есть не только торжество бессмыслицы, результат греха и возобладания темных сил, но и торжество смысла, напоминание о божественной правде, недопущение неправды быть вечной.»
Большое число соучастников не оправдывает преступления.
Без культа не может быть священства, но культ может существовать и без профессиональных священнослужителей.
Никто не может менять устройство государства. Это невозможно. Узурпаторы были строго наказаны в течение прошедших веков румынской истории. Никто не имеет права низложить Великое Национальное Собрание.
Крови, пролитой поклонниками Бога милосердия и мира со времени введения Его религии, хватило бы, быть может, для того, чтобы утопить приверженцев всех других сект, живущих на земном шаре.
Ни то, что предшествует смерти, ни то, что за ней следует, не является её принадлежностью.
Чрезмерно строгий судья часто осуждает того, кого сам закон оправдал бы, если бы он мог объясняться.
Когда все остальные права попраны, право на восстание становится бесспорным.
Деспотизм есть ложное верование, таинство которого состоит в том, чтобы заключить всю нацию в одного человека.
Наказания, назначаемые в припадке гнева, не достигают цели. Дети смотрят на них в этом случае как на последствия, а на самих себя — как на жертвы раздражения того, кто наказывает.
Вводить законы, противоречащие законам природы, — значит порождать преступления, чтобы потом их наказывать.
Во все времена, начиная с правления Константина и вплоть до конца XVII столетия, христиане подвергались куда более лютым преследованиям со стороны других христиан, чем некогда со стороны римских императоров.
От правосудия зависит общественный порядок. Поэтому по праву место судей — в первом ряду общественной иерархии. Поэтому никакие почести и знаки уважения не могут считаться для них чрезмерными.
Крайняя бедность народа почти всегда является преступлением его вождей.
Насилие иногда необходимо для защиты религиозных принципов.
Мы можем определить свободу как такое положение дел, при котором право свободного выбора индивидов не ограничивается государственным принуждением сильнее, чем в любом случае оно ограничивается праксиологическими законами.
Суждения, считающиеся непререкаемыми, потому что их никогда не подвергали анализу, должны смириться и предъявить свои законные документы; часто оказывается, что они их вовсе не имеют.
Законы тщетно существуют для тех, кто не имеет мужества и средств защищать их.
Защита Истины и Ислама является наивысшим богослужением.
Не тот является еретиком, кто согласно своему пониманию следует Писанию, но тот, кто следует указаниям Церкви вопреки своей совести и пониманию, основанному на Писании.
Доказывать Бога — кощунство; отрицать его — безумие.
Душа человека — своеобразный сплав бога и зверя, арена борьбы двух начал: одно — частичное, ограниченное, эгоистическое, а другое — всеобщее, бесконечное и беспристрастное.
В сущности, название и образ правления не имеют никакой важности: если только правосудие оказывается всем гражданам, если они уравнены в правах, государство управляется хорошо.
Мне не нужны доказательства. Законы природы исключений не терпят и этим явно отличаются от правил и правильностей, подобных, например, грамматическим.
Страдания правого — приговор неправому.
Смерть может стать символом свободы, ибо ее необходимость не уничтожает возможность окончательного освобождения. Как и другие формы необходимости, она может стать рациональной — безболезненной.
Государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обвинениями в жестокости.
Подведём итоги. Россия — царство лжи. Ложь — в общине, которую следовало бы назвать мнимой общиной. Ложь — в помещике, священнике и царе.