Неточные совпадения
Смутное сознание той ясности, в которую были приведены его дела, смутное воспоминание о
дружбе и лести Серпуховского, считавшего его нужным человеком, и, главное, ожидание свидания — всё соединялось в общее впечатление радостного
чувства жизни.
Чувство это было так сильно, что он невольно улыбался. Он спустил ноги, заложил одну на колено другой и, взяв ее в руку, ощупал упругую икру ноги, зашибленной вчера при падении, и, откинувшись назад, вздохнул несколько раз всею грудью.
Известие о
дружбе Кити с госпожей Шталь и Варенькой и переданные княгиней наблюдения над какой-то переменой, происшедшей в Кити, смутили князя и возбудили в нем обычное
чувство ревности ко всему, что увлекало его дочь помимо его, и страх, чтобы дочь не ушла из под его влияния в какие-нибудь недоступные ему области.
Нет: рано
чувства в нем остыли;
Ему наскучил света шум;
Красавицы не долго были
Предмет его привычных дум;
Измены утомить успели;
Друзья и
дружба надоели,
Затем, что не всегда же мог
Beef-steaks и страсбургский пирог
Шампанской обливать бутылкой
И сыпать острые слова,
Когда болела голова;
И хоть он был повеса пылкой,
Но разлюбил он наконец
И брань, и саблю, и свинец.
Но
дружбы нет и той меж нами.
Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами — себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно,
Нам
чувство дико и смешно.
Сноснее многих был Евгений;
Хоть он людей, конечно, знал
И вообще их презирал, —
Но (правил нет без исключений)
Иных он очень отличал
И вчуже
чувство уважал.
Не
дружба, а
чувство гражданина и человека,
чувство гуманности и любви ко всевышнему.
Клим жадно пил крепкий кофе и соображал: роль Макарова при Лютове — некрасивая роль приживальщика. Едва ли этот раздерганный и хамоватый болтун способен внушить кому-либо
чувство искренней
дружбы. Вот он снова начинает чесать скучающий язык...
— Вы, Клим Иванович, с теткой в
дружбе, а у меня к вам… есть… какое-то
чувство… близости.
Вот причина, по которой Штольц не мог уловить у ней на лице и в словах никакого знака, ни положительного равнодушия, ни мимолетной молнии, даже искры
чувства, которое хоть бы на волос выходило за границы теплой, сердечной, но обыкновенной
дружбы.
Если Райский как-нибудь перешагнет эту черту, тогда мне останется одно: бежать отсюда! Легко сказать — бежать, а куда? Мне вместе и совестно: он так мил, добр ко мне, к сестре — осыпает нас
дружбой, ласками, еще хочет подарить этот уголок… этот рай, где я узнала, что живу, не прозябаю!.. Совестно, зачем он расточает эти незаслуженные ласки, зачем так старается блистать передо мною и хлопочет возбудить во мне нежное
чувство, хотя я лишила его всякой надежды на это. Ах, если б он знал, как напрасно все!
Ему не то чтобы хотелось
дружбы, не то чтобы сердце развернулось к прежним, добрым
чувствам.
Не знала она и того, что рядом с этой страстью, на которую он сам напросился, которую она, по его настоянию, позволила питать, частию затем, что надеялась этой уступкой угомонить ее, частию повинуясь совету Марка, чтобы отводить его глаза от обрыва и вместе «проучить» слегка, дружески, добродушно посмеявшись над ним, — не знала она, что у него в душе все еще гнездилась надежда на взаимность, на ответ, если не страсти его, то на
чувство женской
дружбы, хоть чего-нибудь.
— Вот это другое дело; благодарю вас, благодарю! — торопливо говорил он, скрадывая волнение. — Вы делаете мне большое добро, Вера Васильевна. Я вижу, что
дружба ваша ко мне не пострадала от другого
чувства, значит, она сильна. Это большое утешение! Я буду счастлив и этим… со временем, когда мы успокоимся оба…
Это проведала княгиня через князя Б. П.…И твоя Софья страдает теперь вдвойне: и оттого, что оскорблена внутренно — гордости ее красоты и гордости рода нанесен удар, — и оттого, что сделала… un faux pas и, может быть, также немного и от того
чувства, которое ты старался пробудить — и успел, а я, по
дружбе к тебе, поддержал в ней…
— Я уж сказала однажды, отчего: чтоб не испортить
дружбы. Равенства не будет, друзья связаны будут не
чувством, а одолжением, оно вмешается — и один станет выше, другой ниже: где же свобода?
— Да неужели
дружба такое корыстное
чувство и друг только ценится потому, что сделал то или другое? Разве нельзя так любить друг друга, за характер, за ум? Если б я любила кого-нибудь, я бы даже избегала одолжать его или одолжаться…
От этого у Тушина, тихо, пока украдкой от него самого, теплился, сквозь горе, сквозь этот хаос
чувств, тоски, оскорблений — слабый луч надежды, не на прежнее, конечно, полное, громадное счастье взаимности, но на счастье не совсем терять Веру из виду, удержать за собой навсегда ее
дружбу и вдалеке когда-нибудь, со временем, усилить ее покойную, прочную симпатию к себе и… и…
На него пахнуло и новое, свежее, почти никогда не испытанное им, как казалось ему,
чувство —
дружбы к женщине: он вкусил этого, по его выражению, «именинного кулича» помимо ее красоты, помимо всяких чувственных движений грубой натуры и всякого любовного сентиментализма.
Чаще всего называют
дружбу бескорыстным
чувством; но настоящее понятие о ней до того затерялось в людском обществе, что такое определение сделалось общим местом, под которым собственно не знают, что надо разуметь.
Если много явилось и исчезло разных теорий о любви,
чувстве, кажется, таком определенном, где форма, содержание и результат так ясны, то воззрений на
дружбу было и есть еще больше.
В спорах о любви начинают примиряться; о
дружбе еще не решили ничего определительного и, кажется, долго не решат, так что до некоторой степени каждому позволительно составить самому себе идею и определение этого
чувства.
Он любил ее, как мужчины любят женщин, но, зная ее отношение к любви, искусно скрывал свое
чувство под видом
дружбы и благодарности за то, что она с особенной нежностью ухаживала за ним.
Его
чувство ко мне было соединение очень сильной привязанности ко мне, как другу, с минутными порывами страсти ко мне, как женщине,
дружбу он имел лично ко мне, собственно ко мне; а эти порывы искали только женщины: ко мне, лично ко мне, они имели мало отношения.
Имя сестры начинало теснить меня, теперь мне недостаточно было
дружбы, это тихое
чувство казалось холодным. Любовь ее видна из каждой строки ее писем, но мне уж и этого мало, мне нужно не только любовь, но и самое слово, и вот я пишу: «Я сделаю тебе странный вопрос: веришь ли ты, что
чувство, которое ты имеешь ко мне, — одна
дружба? Веришь ли ты, что
чувство, которое я имею к тебе, — одна
дружба?Я не верю».
Потребность
чувства больше теплого, больше нежного, чем наша мужская
дружба, неопределенно бродила в сердце.
За несколько часов до отъезда я еще пишу и пишу к тебе — к тебе будет последний звук отъезжающего. Тяжело
чувство разлуки, и разлуки невольной, но такова судьба, которой я отдался; она влечет меня, и я покоряюсь. Когда ж мы увидимся? Где? Все это темно, но ярко воспоминание твоей
дружбы, изгнанник никогда не забудет свою прелестную сестру.
Я не знаю, почему дают какой-то монополь воспоминаниям первой любви над воспоминаниями молодой
дружбы. Первая любовь потому так благоуханна, что она забывает различие полов, что она — страстная
дружба. С своей стороны,
дружба между юношами имеет всю горячность любви и весь ее характер: та же застенчивая боязнь касаться словом своих
чувств, то же недоверие к себе, безусловная преданность, та же мучительная тоска разлуки и то же ревнивое желание исключительности.
— Любите, а так мучаете! Помилуйте, да уж тем одним, что он так на вид положил вам пропажу, под стул да в сюртук, уж этим одним он вам прямо показывает, что не хочет с вами хитрить, а простодушно у вас прощения просит. Слышите: прощения просит! Он на деликатность
чувств ваших, стало быть, надеется; стало быть, верит в
дружбу вашу к нему. А вы до такого унижения доводите такого… честнейшего человека!
Отрадное
чувство мое вам понятно без лишних возгласов, потому что вы, действуя так любезно, заставляете меня забывать скучные расчеты в деле
дружбы.
Нового мне тебе нечего сообщить — уверять в
дружбе не нужно. Ты должен быть убежден, что я, несмотря на все треволнения моего не совсем обыкновенного существования, с помощию божиею сохранился в
чувствах и привязанностях.
…В
чувствах моих не стану также вас уверять: если вы до сих пор сомневаетесь в заветной моей
дружбе, то никогда не надеюсь вас в ней уверить…
С этой поры установилась и постепенно росла наша
дружба, основанная на
чувстве какой-то безотчетной симпатии.
Не стану благодарить тебя за снисходительную твою
дружбу ко мне: она нас утешила обоих и будет утешать в разлуке неизбежной; мы
чувствами соединим твой восток с моим западом и станем как можно чаще навещать друг друга письмами.
Странное смешение в этом великолепном создании! Никогда не переставал я любить его; знаю, что и он платил мне тем же
чувством; но невольно, из
дружбы к нему, желалось, чтобы он, наконец, настоящим образом взглянул на себя и понял свое призвание. Видно, впрочем, что не могло и не должно было быть иначе; видно, нужна была и эта разработка, коловшая нам, слепым, глаза.
Она сходилась с теми, с кем ее случайно сталкивали обстоятельства, и сближалась весьма близко, но без всякой
дружбы, без любви, без сочувствий, вообще без всякого участия какого-нибудь чистого, глубокого
чувства.
«Говорят, — думала она, стараясь уснуть, — говорят, нельзя определить момента, когда и отчего
чувство зарождается, — а можно ли определить, когда и отчего оно гаснет? Приходит… уходит.
Дружба придет, а потом уйдет. Всякая привязанность также: придет… уйдет… не удержишь. Одна любовь!.. та уж…» — «придет и уйдет», — отвечал утомленный мозг, решая последний вопрос вовсе не так, как его хотело решить девичье сердце Женни.
— Что ж, — отвечала несколько стыдливо m-lle Прыхина, — любовь и
дружба — это такие святые
чувства, что заставят, я думаю, каждого сделать то же самое, что я сделала.
Конечно, ее внезапный отъезд из Москвы, почти нежное свидание с ним в Петербурге, ее письма, дышащие нежностью, давали ему много надежды на взаимность, но все-таки это были одни только надежды — и если она не питает к нему ничего, кроме
дружбы, так лучше вырвать из души и свое
чувство и жениться хоть на той же Юлии, которая, как он видел очень хорошо, всю жизнь будет боготворить его!
Вообще они у нас бойки только по части разговоров о том, какое
чувство слаще — любовь или
дружба, или о том, какую роль играл кринолин в истории женского преуспеяния.
Они шли и разговаривали о Рыбине, о больном, о парнях, которые так внимательно молчали и так неловко, но красноречиво выражали свое
чувство благодарной
дружбы мелкими заботами о женщинах.
Налетов. Нет, как хотите, а любовь все-таки слаще. Конечно,
дружба имеет достоинства — этого отнять нельзя! но любовь… ах, это божественное
чувство! (Хочет обнять ее, но она выскользает.)
Налетов (Хоробиткиной). А скажите, пожалуйста: по вашему мнению, какое
чувство выше: любовь или
дружба?
И поверьте, брак есть могила этого рода любви: мужа и жену связывает более прочное
чувство —
дружба, которая, честью моею заверяю, гораздо скорее может возникнуть между людьми, женившимися совершенно холодно, чем между страстными любовниками, потому что они по крайней мере не падают через месяц после свадьбы с неба на землю…
Несмотря на те слова и выражения, которые я нарочно отметил курсивом, и на весь тон письма, по которым высокомерный читатель верно составил себе истинное и невыгодное понятие, в отношении порядочности, о самом штабс-капитане Михайлове, на стоптанных сапогах, о товарище его, который пишет рисурс и имеет такие странные понятия о географии, о бледном друге на эсе (может быть, даже и не без основания вообразив себе эту Наташу с грязными ногтями), и вообще о всем этом праздном грязненьком провинциальном презренном для него круге, штабс-капитан Михайлов с невыразимо грустным наслаждением вспомнил о своем губернском бледном друге и как он сиживал, бывало, с ним по вечерам в беседке и говорил о
чувстве, вспомнил о добром товарище-улане, как он сердился и ремизился, когда они, бывало, в кабинете составляли пульку по копейке, как жена смеялась над ним, — вспомнил о
дружбе к себе этих людей (может быть, ему казалось, что было что-то больше со стороны бледного друга): все эти лица с своей обстановкой мелькнули в его воображении в удивительно-сладком, отрадно-розовом цвете, и он, улыбаясь своим воспоминаниям, дотронулся рукою до кармана, в котором лежало это милое для него письмо.
Любовь —
чувство прекрасное: нет ничего святее союза двух сердец, или
дружба, например…
— Да, дядюшка, что ни говорите, а счастье соткано из иллюзий, надежд, доверчивости к людям, уверенности в самом себе, потом из любви,
дружбы… А вы твердили мне, что любовь — вздор, пустое
чувство, что легко, и даже лучше, прожить без него, что любить страстно — не великое достоинство, что этим не перещеголяешь животное…
— Как, дядюшка, разве
дружба и любовь — эти священные и высокие
чувства, упавшие как будто ненарочно с неба в земную грязь…
С какою уверенностью он спорит, как легко устраняет всякое противоречие и достигает цели, шутя, с зевотой, насмехаясь над
чувством, над сердечными излияниями
дружбы и любви, словом, над всем, в чем пожилые люди привыкли завидовать молодым».
А Юлии из своего окна видно было только, как солнце заходит за дом купца Гирина; с подругами она никогда не разлучалась, а
дружба и любовь… но тут впервые мелькнула у ней идея об этих
чувствах. Надо же когда-нибудь узнать о них.
— Теперь уж жертвы не потребую — не беспокойтесь. Я благодаря людям низошел до жалкого понятия и о
дружбе, как о любви… Вот я всегда носил с собой эти строки, которые казались мне вернейшим определением этих двух
чувств, как я их понимал и как они должны быть, а теперь вижу, что это ложь, клевета на людей или жалкое незнание их сердца… Люди не способны к таким
чувствам. Прочь — это коварные слова!..
Несмотря на всю
дружбу мою к Дмитрию и на удовольствие, которое доставляла мне его откровенность, мне не хотелось более ничего знать о его
чувствах и намерениях в отношении Любовь Сергеевны, а непременно хотелось сообщить про свою любовь к Сонечке, которая мне казалась любовью гораздо высшего разбора.