Неточные совпадения
Я лег на диван, завернувшись
в шинель и оставив свечу на лежанке, скоро задремал и проспал бы спокойно, если б, уж очень поздно, Максим Максимыч, взойдя
в комнату, не разбудил меня. Он бросил трубку на стол, стал
ходить по комнате, шевырять
в печи, наконец лег, но долго кашлял, плевал, ворочался…
Проходя мимо окон княжны, я услышал снова шаги за собою; человек, завернутый
в шинель, пробежал мимо меня.
Итак, отдавши нужные приказания еще с вечера, проснувшись поутру очень рано, вымывшись, вытершись с ног до головы мокрою губкой, что делалось только по воскресным дням, — а
в тот день случись воскресенье, — выбрившись таким образом, что щеки сделались настоящий атлас
в рассуждении гладкости и лоска, надевши фрак брусничного цвета с искрой и потом
шинель на больших медведях, он
сошел с лестницы, поддерживаемый под руку то с одной, то с другой стороны трактирным слугою, и сел
в бричку.
Катерина Николаевна
сходила вниз,
в своей шубе, и рядом с ней шел или, лучше сказать, вел ее высокий стройный офицер,
в форме, без
шинели, с саблей;
шинель нес за ним лакей.
Белинский был очень застенчив и вообще терялся
в незнакомом обществе или
в очень многочисленном; он знал это и, желая скрыть, делал пресмешные вещи. К. уговорил его ехать к одной даме; по мере приближения к ее дому Белинский все становился мрачнее, спрашивал, нельзя ли ехать
в другой день, говорил о головной боли. К., зная его, не принимал никаких отговорок. Когда они приехали, Белинский,
сходя с саней, пустился было бежать, но К. поймал его за
шинель и повел представлять даме.
Затем они каждый почти праздник стали отправляться: Николай Силыч —
в болотных сапогах,
в чекмене и
в черкесской шапке, нарочно для охоты купленной, а Павел —
в своей безобразной гимназической
шинели, подпоясанной кушаком, и
в Ванькиных сапогах. Места, куда они
ходили, были подгородные, следовательно, с совершенно почти выстрелянною дичью; а потому кровавых жертв охотники с собой приносили немного, но зато разговоров между ними происходило большое количество.
При этом ему невольно припомнилось, как его самого, — мальчишку лет пятнадцати, — ни
в чем не виновного, поставили
в полку под ранцы с песком, и как он терпел, терпел эти мученья, наконец, упал, кровь хлынула у него из гортани; и как он потом сам, уже
в чине капитана, нагрубившего ему солдата велел наказать; солдат продолжал грубить; он велел его наказывать больше, больше; наконец, того на
шинели снесли без чувств
в лазарет; как потом,
проходя по лазарету, он видел этого солдата с впалыми глазами, с искаженным лицом, и затем солдат этот через несколько дней умер, явно им засеченный…
Ему захотелось есть. Он встал, прицепил шашку, накинул
шинель на плечи и пошел
в собрание. Это было недалеко, всего шагов двести, и туда Ромашов всегда
ходил не с улицы, а через черный ход, какими-то пустырями, огородами и перелазами.
Мутный свет прямо падал на лицо этого человека, и Ромашов узнал левофлангового солдата своей полуроты — Хлебникова. Он шел с обнаженной головой, держа шапку
в руке, со взглядом, безжизненно устремленным вперед. Казалось, он двигался под влиянием какой-то чужой, внутренней, таинственной силы. Он
прошел так близко около офицера, что почти коснулся его полой своей
шинели.
В зрачках его глаз яркими, острыми точками отражался лунный свет.
Около самой двери стоял красивый мужчина с большими усами — фельдфебель —
в тесаке и
шинели, на которой висели крест и венгерская медаль. Посередине комнаты взад и вперед
ходил невысокий, лет 40, штаб-офицер с подвязанной распухшей щекой,
в тонкой старенькой
шинели.
Никто особенно рад не был, встретив на бульваре штабс-капитана Михайлова, исключая, мóжет быть, его полка капитана Обжогова и прапорщика Сусликова, которые с горячностью пожали ему руку, но первый был
в верблюжьих штанах, без перчаток,
в обтрепанной
шинели и с таким красным вспотевшим лицом, а второй кричал так громко и развязно, что совестно было
ходить с ними, особенно перед офицерами
в белых перчатках, из которых с одним — с адъютантом — штабс-капитан Михайлов кланялся, а с другим — штаб-офицером — мог бы кланяться, потому что два раза встречал его у общего знакомого.
Кругом павильона стояли, сидели и
ходили большею частью моряки, адъютанты и офицеры
в белых перчатках и новых
шинелях.
— Нет, теперь нет. Не послать ли за ней? Евсей! Опять заснул: смотри, там мою
шинель у тебя под носом украдут!
Сходи скорее ко мне, спроси там у Василья толстую тетрадь, что лежит
в кабинете на бюро, и принеси сюда.
Солдаты были
в полушубках и папахах, с скатанными
шинелями через плечо и больших сапогах выше колена, как тогда
ходили кавказские солдаты.
Изредка непраздничный солдат
в старой
шинели торопливо
проходил между пестрыми группами по площади.
Никто, кажется, ничего не покупал; даже почти никто не
ходил по улицам; правда,
прошел квартальный надзиратель, завернувшись
в шинель с меховым воротником, быстрым деловым шагом, с озабоченным видом и с бумагой, свернутой
в трубку; сидельцы сняли почтительно шляпы, но квартальному было не до них.
По трактирам не
ходили, а доставали водку завода Гревсмюль
в складе, покупали хлеба и колбасы и отправлялись
в глухие уголки Лефортовского огромного сада и роскошествовали на раскинутых
шинелях.
Вдруг шагах
в двадцати от меня из подъезда гостиницы
сходит на тротуар знакомая фигура: высокий человек с усами, лаковые сапоги, красная рубаха,
шинель внакидку и белая форменная фуражка.
На улице он
ходил в военной фуражке и
в шинели, и солдаты отдавали ему честь.
Отерев мокрые пальцы свои о засученные полы серой
шинели, Ваня
прошел мимо детей, которые перестали играть и оглядывали его удивленными глазами. Ребятишки проводили его до самого берега. Два рыбака, стоя по колени
в воде, укладывали невод
в лодку. То были, вероятно, сыновья седого сгорбленного старика, которого увидел Ваня
в отдалении с саком на плече.
И так он рассердился, что ни на что не похож был, и не разделся, и
в кровать не лег, а все
в шинели по палатке всю ночь
проходил и черный кофе пил.
В это время по вокзалу
проходил небольшого роста инженер, но
в внушительнейшей ильковой
шинели.
Шагах
в тридцати от меня, перед одним полуобгорелым домом,
ходил неприятельской часовой; закутавшись
в синюю
шинель и спустя вниз ружье, он мерными шагами двигался взад и вперед, как маятник; иногда поглядывал направо и налево, но как будто бы нарочно не смотрел
в мою сторону.
По улицам города
ходили хромые, слепые, безрукие и всячески изломанные люди
в солдатских
шинелях, и всё вокруг окрашивалось
в гнойный цвет их одежды. Изломанных, испорченных солдат водили на прогулки городские дамы, дамами командовала худая, тонкая, похожая на метлу, Вера Попова, она привлекла к этому делу и Полину, но та, потряхивая головою, кричала, жаловалась...
Вне себя вбежал
в жилище свое герой нашей повести; не снимая
шинели и шляпы,
прошел он коридорчик и, словно громом пораженный, остановился на пороге своей комнаты.
Итак, значительное лицо
сошел с лестницы, сел
в сани и сказал кучеру: «К Каролине Ивановне», а сам, закутавшись весьма роскошно
в теплую
шинель, оставался
в том приятном положении, лучше которого и не выдумаешь для русского человека, то есть когда сам ни о чем не думаешь, а между тем мысли сами лезут
в голову, одна другой приятнее, не давая даже труда гоняться за ними и искать их.
Дневальный — Лука Меркулов — только что «заступил на смену». До двух часов пополуночи он должен не спать,
ходить по казарме
в шинели,
в шапке и со штыком на боку и следить за порядком: за тем, чтобы не было покраж, чтобы люди не выбегали на двор раздетыми, чтобы
в помещение не проникали посторонние лица.
В случае посещения начальства он обязан рапортовать о благополучии и о всем происшедшем.
Ввечеру, закутавшись
в шинель,
ходил к подъезду ее превосходительства и поджидал долго, не выйдет ли сесть
в карету, чтобы посмотреть еще разик, — но нет, не выходила.
Какая-нибудь швея из магазина перебежит через Невский проспект с коробкою
в руках, какая-нибудь жалкая добыча человеколюбивого повытчика, пущенная по миру во фризовой
шинели, какой-нибудь заезжий чудак, которому все часы равны, какая-нибудь длинная высокая англичанка с ридикюлем и книжкою
в руках, какой-нибудь артельщик, русский человек
в демикотоновом сюртуке с талией на спине, с узенькою бородою, живущий всю жизнь на живую нитку,
в котором всё шевелится: спина, и руки, и ноги, и голова, когда он учтиво
проходит по тротуару, иногда низкий ремесленник; больше никого не встретите вы на Невском проспекте.
Сашка, перетянувшись кушаком, доложил, что лошади готовы, но требовал, чтоб
сходить прежде взять графскую
шинель, которая будто бы триста рублей с воротником стоит, и отдать поганую синюю шубу тому мерзавцу, который ее переменил на
шинель у предводителя; но Турбин сказал, что искать
шинели не нужно, и пошел
в свой нумер переодеваться.
«По мне все равно, хоть бы и
в трескучий мороз без
шинели и без сапогов
ходить — я перетерплю и все вынесу, мне ничего; человек-то я простой, маленький».
И что
в этом смешного, что человек
ходит в старой
шинели,
в старой шляпе?
Тут лысый человечек, тоже, вероятно, нисколько не замечая, что действует как призрак, а вовсе не наяву и
в действительности, показал ровно аршин с вершком от полу и, махнув рукой
в нисходящей линии, пробормотал, что старший
ходит в гимназию; затем, с негодованием взглянув на Семена Ивановича, как будто бы именно господин Прохарчин виноват был
в том, что у него целых семеро, нахлобучил на глаза свою шляпенку, тряхнул
шинелью, поворотил налево и скрылся.
Потом привели трех оседланных лошадей; мы сняли
шинели и
сошли по лестнице вниз
в манеж, берейтор держал лошадь за корду [Корда — веревка, для того чтобы по кругу гонять лошадей. (Примеч. Л. Н. Толстого.)], а братья ездили кругом него.
Солдаты под палящим зноем
ходили по горам, по болотам, по кочкам и, не находя неприятеля, который ловко скрывался
в знакомой местности, возвращались
в форт усталые и голодные, чтобы отдохнуть после на голых досках
в казарме с
шинелью под головами.
Раз летом
в страдную пору, с котомкой за плечьми, с седой, щетинистой, давно не бритой бородой, с серебряным «егорьем» и тремя медалями на
шинели,
проходил по Горам старый, но рослый и крепкий солдат.
Бодростина заперла за собой дверь и, тронув девушку слегка за плечо, бросила ей
шинель и шляпу, а сама
прошла три изящно убранные комнаты своей половины и остановилась, наконец,
в кабинете, оклеенном темно-зелеными обоями и убранном с большим вкусом темно-зеленым бархатом и позолотой.
— Да;
в шинели, высокий… идет тихо и вдруг подошел к углу и этак «фю-фю-фю», посвистал. Я смотрю, что это такое?.. А он еще
прошел, да на другом угле опять: «фю-фю-фю», да и на третьем так же, и на четвертом. Кой, думаю себе, черт: кто это такой и чего ему нужно? да за ним.
Я глубоко презирал всю эту публику. Когда случалось вечером
проходить по Киевской, я шел спешащим, широким шагом, сгорбившись и засунув руку глубоко за борт
шинели, с выражением лица
в высшей степени научным, И, наверное, все с почтением поглядывали на меня и стыдились своей пошлой веселости. И, наверное, каждая барышня втайне думала...
В первой зале — они
прошли через библиотеку — лежали
шинели званых гостей.
Ему некогда было, однако, размышлять о том, хорошо или дурно он поступил, взяв к себе музыканта. Одеваясь, он мысленно распределил свой день: взял бумаги, отдал необходимые приказания дома и торопясь надел
шинель и калоши.
Проходя мимо столовой, он заглянул
в дверь. Альберт, уткнув лицо
в подушку и раскидавшись,
в грязной, изорванной рубахе, мертвым сном спал на сафьянном диване, куда его, бесчувственного, положили вчера вечером. Что-то не хорошо — невольно казалось Делесову.
Наконец, эвакуируемая партия была отправлена. Привезли солому, начали набивать матрацы.
В двери постоянно
ходили, окна плохо закрывались; по огромной палате носился холодный сквозняк. На койках без матрацев лежали худые, изможденные солдаты и кутались
в шинели.
Вот медленно
проходит унтер-офицер для смены караула. Солдаты, одетые
в шинели, уходят без шума, исчезают, как привидения. На смену их являются другие, чтобы
в свою очередь нести сторожевую службу.
Он вышел из спальни и
прошел в кабинет. Быстро одевшись и простившись со Строевой, он накинул
шинель и вышел из дома по парадной лестнице.
— Мелион без одного! — подмигивая говорил близко проходивший
в прорванной
шинели веселый солдат и скрывался; за ним
проходил другой, старый солдат.
В то время как
проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без
шинели,
в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетою набекрень и с поля, марш-марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
Выждав минуту, когда
в зале снова заиграли, Павел осторожно выглянул
в пустую столовую,
прошел ее и возле ванной, где висело кучею ненужное платье, отыскал свою старенькую летнюю
шинель. Потом быстро
прошел кухню и по черной лестнице спустился во двор, а оттуда на улицу.