Неточные совпадения
Он слушал и химию, и
философию прав, и профессорские углубления во все тонкости политических наук, и всеобщую
историю человечества в таком огромном виде, что профессор в три года успел только прочесть введение да развитие общин каких-то немецких городов; но все это оставалось в голове его какими-то безобразными клочками.
Он прочел все, что было написано во Франции замечательного по части
философии и красноречия в XVIII веке, основательно знал все лучшие произведения французской литературы, так что мог и любил часто цитировать места из Расина, Корнеля, Боало, Мольера, Монтеня, Фенелона; имел блестящие познания в мифологии и с пользой изучал, во французских переводах, древние памятники эпической поэзии, имел достаточные познания в
истории, почерпнутые им из Сегюра; но не имел никакого понятия ни о математике, дальше арифметики, ни о физике, ни о современной литературе: он мог в разговоре прилично умолчать или сказать несколько общих фраз о Гете, Шиллере и Байроне, но никогда не читал их.
— Ты не москвичка, а тоже заплуталась: читаешь «
Историю материализма» и «
Философию мистики» Дюпреля.
— Совет невежды! В тот век, когда Бергсон начинает новую эру в
истории философии…
В углу, на маленькой полке стояло десятка два книг в однообразных кожаных переплетах. Он прочитал на корешках: Бульвер Литтон «Кенельм Чиллингли», Мюссе «Исповедь сына века», Сенкевич «Без догмата», Бурже «Ученик», Лихтенберже «
Философия Ницше», Чехов «Скучная
история». Самгин пожал плечами: странно!
Отношения между русским народом, которого славянофилы прославляли народом безгосударственным, и огромным русским государством до сих пор остаются загадкой
философии русской
истории.
Славянофильская
философия русской
истории не объясняет загадки превращения России в величайшую империю в мире или объясняет слишком упрощенно.
Уже категория бытия, которая играет такую роль в
истории философии, начиная с Греции, есть продукт объективации мысли.
Но все же сказывается длительный период упадка философского творчества, когда
философия была сведена к
истории философии, к
философии наук и социологии.
Они применяли к русской
истории принципы гегелевской
философии.
Курьез в печальной
истории русского просвещения, что министр народного просвещения кн. Ширинский-Шихматов, упразднивший в 50-е годы преподавание
философии, рекламировал естественные науки, которые представлялись ему политически нейтральными, философские же науки представлялись источником вольномыслия.
Как объяснить, с точки зрения славянофильской
философии русской
истории, возникновение огромной империи военного типа и гипертрофии государства на счет свободной народной жизни?
Чернышевский был очень ученый человек, он знал все, знал богословие,
философию Гегеля, естественные науки,
историю и был специалистом по политической экономии.
Историческое введение. Определение русского национального типа. Восток и Запад. Противоположности русской души. Прерывность русской
истории. Русская религиозность. Москва — Третий Рим. Раскол XVII в. Реформа Петра. Масонство. Эпоха Александра I. Декабристы. Пушкин. Русская интеллигенция. Радищев. Интеллигенция и действительность. Трагическая судьба
философии. Влияние немецкого идеализма.
Высокая оценка Толстого в
истории русской идеи совсем не означает принятия его религиозной
философии, которую я считаю слабой и неприемлемой с точки зрения христианского сознания.
Но мистическая
философия должна избежать того крайнего и исключительного мистицизма, который отвергает сверхиндивидуальный Разум и его традиции в
истории и вместе с тем поглощает индивидуальность, растворяет личность в хаотической стихии.
Нужно выйти из круга, а для этого необходимо сознать, что происходит не только философский кризис, каких немало было в
истории мысли, а кризис
философии, т. е. в корне подвергается сомнению возможность и правомерность отвлеченной рационалистической
философии.
Теория Гарнака о том, что догматы были рационализацией христианства, интеллектуализмом, внесением начал греческой
философии, опровергается всей
историей Церкви, которая учит, что все догматы были мистичны и безумны, опытны и для разума человеческого антиномичны, ереси же были рационалистичны, человеческим разумом устраняли антиномичность, были выдумкой человеческой.
И после того как
философия была превращена Гегелем в идол,
философия была свергнута, она пала так низко, как не падала еще никогда в
истории человеческого самосознания.
Ясно, что множественность и повторяемость в индийской
философии и религии, отрицание смысла конкретной
истории, допущение скитания душ по разным краям бытия, по темным коридорам и индивидуального спасения этих душ путем превращения в новые и новые формы — все это несовместимо с принятием Христа и с надеждой на спасительный конец
истории мира.
Кант велик, и значение его в
истории философской мысли огромно не потому, что он породил неокантианство, а потому, что породил
философию Фихте, Гегеля и Шеллинга.
Но отвлеченная
философия не в силах осмыслить мировой
истории, не в силах осветить источников зла.
Тот дифференцирующий процесс самосознания, которым наполнена
история философии, имел положительную миссию, он ко многому привел.
Мировая
история философии громко свидетельствует, что связь с бытием и абсолютным не порвана окончательно, что нить вечной связи тянется через всю
историю философского самосознания человечества.
— Тогда они устно слышали от него учение, а мы ныне из книг божественных оное почерпаем: нас, священников, и
философии греческой учили, и риторике, и
истории церкви христианской, — нам можно разуметь священное писание; а что же их поп и учитель — какое ученье имел? Он — такой же мужик, только плутоватей других!
Я, вы знаете, занимаюсь
историей,
философией.
Содержание их было различное:
история, математика,
философия, редкие издания с описаниями старинных путешествий, морских битв, книги по мореходству и справочники, но более всего — романы, где рядом с Теккереем и Мопассаном пестрели бесстыдные обложки парижской альковной макулатуры.
Больше всего он любит сочинения по
истории и
философии; по медицине же выписывает одного только «Врача», которого всегда начинает читать с конца.
Выучись по-латынски, по-французски, по-немецки… географию, конечно,
историю, богословие,
философию, математику…
— Апостол Павел говорит: на учения странна и различна не прилагайтеся. Конечно, если чернокнижие, буесловие или духов с того света вызывать, как Саул, или такие науки учить, что от них пользы ни себе, ни людям, то лучше не учиться. Надо воспринимать только то, что бог благословил. Ты соображайся… Святые апостолы говорили на всех языках — и ты учи языки; Василий Великий учил математику и
философию — и ты учи, святый Нестор писал
историю — и ты учи и пиши
историю. Со святыми соображайся…
Еще у меня усов не было, а я уж, брат, читал и по-латынски, и по-гречески, и по-французски, знал
философию, математику, гражданскую
историю и все науки.
Например, где-нибудь в большом обществе, за обедом ли, или в собрании скажешь что-нибудь по-латынски, или из
истории, или
философии, а людям и приятно, да и мне самому приятно…
— Нашел, что лучше учить азбуке как должно, чем
истории и
философии как не надобно.
Наконец, в исходе августа все было улажено, и лекции открылись в следующем порядке: Григорий Иваныч читал чистую, высшую математику; Иван Ипатыч — прикладную математику и опытную физику; Левицкий — логику и
философию; Яковкин — русскую
историю, географию и статистику; профессор Цеплин — всеобщую
историю; профессор Фукс — натуральную
историю; профессор Герман — латинскую литературу и древности...
Им удивительно, о чем люди хлопочут, когда все объяснено, сознано и человечество достигло абсолютной формы бытия [Это не выдумка, а сказано в Байергофферовой «
Истории философии» («Die Idee und Geschichte der Philosophie» von Bayerhoffer. Leipzig, 1838.
Он это где-то прямо сказал [Помнится, в «
Истории философии».].
Обладая громадною памятью, он вооружался и
философией, и
историей, и социологией, сыпал цитатами и, в конце концов, сам начинал верить своей быстро возникшей теории.
Но кончим этот скучный эпизод
И обратимся к нашему герою.
До этих пор он не имел забот
Житейских и невинною душою
Искал страстей, как пищи. Длинный год
Провел он средь тетрадей, книг,
историй,
Грамматик, географий и теорий
Всех
философий мира. Пять систем
Имел маркиз, а на вопрос: зачем?
Он отвечал вам гордо и свободно:
«Monsieur, c'est mon affaire» — так мне угодно!
Иные отказались от своих богатств с той ветреною беззаботностию, которая встречается лишь у нас да у поляков, и отправились на чужбину искать себе рассеяния; другие, не способные переносить духоту петербургского воздуха, закопали себя в деревнях. Молодежь вдалась кто в панславизм, кто в немецкую
философию, кто в
историю или политическую экономию; одним словом, никто из тех русских, которые были призваны к умственной деятельности, не мог, не захотел покориться застою.
Он не был ветрен, занятия его искусствами,
историей, потом
философией и
историей шли ровно и последовательно; в мнениях своих он постоянно был независим, как видно из отношений его к друзьям.
Отношение между Софией и миром может получить и получало в
истории философии различную метафизическую транскрипцию в соответствии общему стилю и рисунку данной системы.
Напротив, Штекль в своей
истории средневековой
философии считает, что «Беме сводит происхождение мира к особому виду эманации из Бога» (A. Stock!. Lehrbuch der Geschichte der Philosophie.
Поскольку это учение направлено против возможности всякой метафизики, оно достаточно опровергается
историей философии.
В
истории философии понятию веры придается иногда расширенное гносеологическое значение, этим именем называется всякая интуиция, установляющая транссубъективное бытие, — внешнего ли мира или чужого «я».
Формы, в которые они облекаются, их логические одежды, заимствуются из господствующей философской доктрины: так, напр., — конечно, не без особой воли Божией, — в
истории христианской догматики весьма ощутительно и благотворно сказывается влияние эллинской
философии.
Мы не ставим себе задачу проследить здесь судьбы отрицательного богословия в новой
философии, ибо для этого, в сущности, пришлось бы написать полную ее
историю; кроме того, ясно, что метафизический, а тем более научный рационализм, в ней господствовавший, менее всего ему благоприятствовал.
Эта связь, которая для меня и ранее неизменно намечалась в общих очертаниях, здесь раскрывается более конкретно, и
история новой
философии предстает в своем подлинном религиозном естестве, как христианская ересеология, а постольку и как трагедия мысли, не находящей для себя исхода» (Вестник РСХД.
И это сродство было осознано и самим Гегелем, который неоднократно и с глубоким уважением говорит о Беме [В своей «
Истории философии» Гегель отводит Я. Беме место в «новейшей
философии», в ряду ее зачинателей (Ankündigung der neuern Philosophie), наряду с Бэконом Веруламским.
Нельзя не признать, что учение Шлейермахера носит явные черты двойственности, которая позволяет его истолковывать и как философа субъективизма в религии (как и мы понимаем его здесь вслед за Гегелем) [Бывает, что «я» находит в субъективности и индивидуальности собственного миросозерцания свое наивысшее тщеславие — свою религию», — писал о Ф. Шлейермахере Гегель в «Лекциях по
истории философии» (Гегель. Соч. М.; Л., 1935.
Если иметь в виду эту аксиоматическую или мифическую основу философствования, то
философию можно назвать критической или идеологической мифологией, и излагать
историю философии надо не как
историю саморазвития понятия (по Гегелю), но как
историю религиозного самосознания, поскольку оно отражается в критической идеологии.