Неточные совпадения
В
истории философии понятию веры придается иногда расширенное гносеологическое значение, этим именем называется всякая интуиция, установляющая транссубъективное бытие, — внешнего ли мира или чужого «я».
Нельзя не признать, что учение Шлейермахера носит явные черты двойственности, которая позволяет его истолковывать и как философа субъективизма в религии (как и мы понимаем его здесь вслед за Гегелем) [Бывает, что «я» находит в субъективности и индивидуальности собственного миросозерцания свое наивысшее тщеславие — свою религию», — писал о Ф. Шлейермахере Гегель в «Лекциях по
истории философии» (Гегель. Соч. М.; Л., 1935.
Формы, в которые они облекаются, их логические одежды, заимствуются из господствующей философской доктрины: так, напр., — конечно, не без особой воли Божией, — в
истории христианской догматики весьма ощутительно и благотворно сказывается влияние эллинской
философии.
Если иметь в виду эту аксиоматическую или мифическую основу философствования, то
философию можно назвать критической или идеологической мифологией, и излагать
историю философии надо не как
историю саморазвития понятия (по Гегелю), но как
историю религиозного самосознания, поскольку оно отражается в критической идеологии.
Эта связь, которая для меня и ранее неизменно намечалась в общих очертаниях, здесь раскрывается более конкретно, и
история новой
философии предстает в своем подлинном религиозном естестве, как христианская ересеология, а постольку и как трагедия мысли, не находящей для себя исхода» (Вестник РСХД.
Мы не ставим себе задачу проследить здесь судьбы отрицательного богословия в новой
философии, ибо для этого, в сущности, пришлось бы написать полную ее
историю; кроме того, ясно, что метафизический, а тем более научный рационализм, в ней господствовавший, менее всего ему благоприятствовал.
Поскольку это учение направлено против возможности всякой метафизики, оно достаточно опровергается
историей философии.
И это сродство было осознано и самим Гегелем, который неоднократно и с глубоким уважением говорит о Беме [В своей «
Истории философии» Гегель отводит Я. Беме место в «новейшей
философии», в ряду ее зачинателей (Ankündigung der neuern Philosophie), наряду с Бэконом Веруламским.
Напротив, Штекль в своей
истории средневековой
философии считает, что «Беме сводит происхождение мира к особому виду эманации из Бога» (A. Stock!. Lehrbuch der Geschichte der Philosophie.
Отношение между Софией и миром может получить и получало в
истории философии различную метафизическую транскрипцию в соответствии общему стилю и рисунку данной системы.
Возражаю: «Нет организма без функции!» Не уступает: «Есть, и это — вы!» Насмешил он меня, но — я задумался, а потом серьезно взялся за Маркса и понял, что его
философия истории совершенно устраняет все буржуазные социологии и прочие хитросплетения.
«Вот они, эти исторические враги, от которых отсиживался Тит Привалов вот в этом самом доме, — думал Привалов, когда смотрел на башкир. — Они даже не знают о том славном времени, когда башкиры горячо воевали с первыми русскими насельниками и не раз побивали высылаемые против них воинские команды… Вот она, эта беспощадная
философия истории!»
Из книг другого типа: «Судьба человека в современном мире», которая гораздо лучше формулирует мою
философию истории современности, чем «Новое средневековье», и «Источники и смысл русского коммунизма», для которой должен был много перечитать по русской истории XIX века, и «Русская идея».
Неточные совпадения
Он слушал и химию, и
философию прав, и профессорские углубления во все тонкости политических наук, и всеобщую
историю человечества в таком огромном виде, что профессор в три года успел только прочесть введение да развитие общин каких-то немецких городов; но все это оставалось в голове его какими-то безобразными клочками.
Он прочел все, что было написано во Франции замечательного по части
философии и красноречия в XVIII веке, основательно знал все лучшие произведения французской литературы, так что мог и любил часто цитировать места из Расина, Корнеля, Боало, Мольера, Монтеня, Фенелона; имел блестящие познания в мифологии и с пользой изучал, во французских переводах, древние памятники эпической поэзии, имел достаточные познания в
истории, почерпнутые им из Сегюра; но не имел никакого понятия ни о математике, дальше арифметики, ни о физике, ни о современной литературе: он мог в разговоре прилично умолчать или сказать несколько общих фраз о Гете, Шиллере и Байроне, но никогда не читал их.
— Ты не москвичка, а тоже заплуталась: читаешь «
Историю материализма» и «
Философию мистики» Дюпреля.
— Совет невежды! В тот век, когда Бергсон начинает новую эру в
истории философии…
В углу, на маленькой полке стояло десятка два книг в однообразных кожаных переплетах. Он прочитал на корешках: Бульвер Литтон «Кенельм Чиллингли», Мюссе «Исповедь сына века», Сенкевич «Без догмата», Бурже «Ученик», Лихтенберже «
Философия Ницше», Чехов «Скучная
история». Самгин пожал плечами: странно!