Неточные совпадения
И Левин стал осторожно, как бы ощупывая почву, излагать свой взгляд. Он знал, что Метров
написал статью против общепринятого политико-экономического учения, но до какой степени он мог надеяться на сочувствие в нем к своим новым взглядам, он не знал и не мог догадаться по умному и спокойному лицу
ученого.
— Католики дали Кампанеллу, Менделя, вообще множество
ученых, историков, а наши монахи чугунные невежды, даже сносной истории русских сект не могут
написать.
«Отошлите это в
ученое общество, в академию, — говорите вы, — а беседуя с людьми всякого образования,
пишите иначе. Давайте нам чудес, поэзии, огня, жизни и красок!» Чудес, поэзии! Я сказал, что их нет, этих чудес: путешествия утратили чудесный характер. Я не сражался со львами и тиграми, не пробовал человеческого мяса. Все подходит под какой-то прозаический уровень.
Нет науки о путешествиях: авторитеты, начиная от Аристотеля до Ломоносова включительно, молчат; путешествия не попали под ферулу риторики, и писатель свободен пробираться в недра гор, или опускаться в глубину океанов, с
ученою пытливостью, или, пожалуй, на крыльях вдохновения скользить по ним быстро и ловить мимоходом на бумагу их образы; описывать страны и народы исторически, статистически или только посмотреть, каковы трактиры, — словом, никому не отведено столько простора и никому от этого так не тесно
писать, как путешественнику.
В один из приездов Николая в Москву один
ученый профессор
написал статью в которой он, говоря о массе народа, толпившейся перед дворцом, прибавляет, что стоило бы царю изъявить малейшее желание — и эти тысячи, пришедшие лицезреть его, радостно бросились бы в Москву-реку.
С раннего утра сидел Фогт за микроскопом, наблюдал, рисовал,
писал, читал и часов в пять бросался, иногда со мной, в море (плавал он как рыба); потом он приходил к нам обедать и, вечно веселый, был готов на
ученый спор и на всякие пустяки, пел за фортепьяно уморительные песни или рассказывал детям сказки с таким мастерством, что они, не вставая, слушали его целые часы.
Но я
пишу и не как
ученый, и не как артист, я не стремлюсь объективировать своего творчества, я хочу выразить себя, крикнуть другим, что услыхал изнутри.
Это был человек обширной учености, много
ученее Михайловского, но менее талантливый, он
писал очень скучно.
Приехав из-за границы, он привез с собой религию Диониса, о которой
написал замечательную и очень
ученую книгу.
— Вот послушай ты его, — говорил Ставрученко Максиму, лукаво подталкивая его локтем, когда студент ораторствовал с раскрасневшимся лицом и сверкающими глазами. — Вот, собачий сын, говорит, как
пишет!.. Подумаешь, и в самом деле голова! А расскажи ты нам,
ученый человек, как тебя мой Нечипор надул, а?
— Вот этой-то госпоже я и думаю
написать, — заключил Вихров, — тем более, что она и прежде всегда ободряла во мне стремление быть
ученым и литератором.
Чтобы объяснить эти слова Клеопатры Петровны, я должен сказать, что она имела довольно странный взгляд на писателей; ей как-то казалось, что они непременно должны были быть или люди знатные, в больших чинах, близко стоящие к государю, или, по крайней мере, очень
ученые, а тут Вихров, очень милый и дорогой для нее человек, но все-таки весьма обыкновенный, хочет сделаться писателем и
пишет; это ей решительно казалось заблуждением с его стороны, которое только может сделать его смешным, а она не хотела видеть его нигде и ни в чем смешным, а потому, по поводу этому, предполагала даже поговорить с ним серьезно.
Я с ним попервоначалу было спорить зачал, что какая же, мол, ваша вера, когда у вас святых нет, но он говорит: есть, и начал по талмуду читать, какие у них бывают святые… очень занятно, а тот талмуд, говорит,
написал раввин Иовоз бен Леви, который был такой
ученый, что грешные люди на него смотреть не могли; как взглянули, сейчас все умирали, через что бог позвал его перед самого себя и говорит: «Эй ты,
ученый раввин, Иовоз бен Леви! то хорошо, что ты такой
ученый, но только то нехорошо, что чрез тебя, все мои жидки могут умирать.
Буду составлять лекции и даже вперед проходить предметы, так что на первом курсе буду первым и
напишу диссертацию; на втором курсе уже вперед буду знать все, и меня могут перевести прямо в третий курс, так что я восемнадцати лет кончу курс первым кандидатом с двумя золотыми медалями, потом выдержу на магистра, на доктора и сделаюсь первым
ученым в России… даже в Европе я могу быть первым
ученым…
Господин обер-пастор города Герлица Рихтер восстал на сочинение Бема, называемое «Аврора», за то, что книга эта стяжала похвалы, а между тем она была написана простым сапожником и о предметах, непонятных даже людям
ученым, значит, толковала о нелепостях, отвергаемых здравым смыслом, и господин пастор преследование свое довел до того, что Бем был позван на суд в магистрат, книга была у него отобрана и ему запрещено было
писать; но, разумеется, хоть и смиренный, но в то же время боговдохновляемый Бем недолго повиновался тому.
— Да, батюшка, правда ваша. Хотят, хотят в
ученые попасть. У меня вот нагловские: есть нечего, а намеднись приговор
написали, училище открывать хотят…
ученые!
Я, изволите понимать, в винном угаре, а Варнавка мне, знаете, тут мне по-своему, по-ученому торочит, что «тогда ведь, говорит, вон и мани факел фарес было на пиру Вальтасаровом написано, а теперь, говорит, ведь это вздор; я вам могу это самое сейчас фосфорною спичкой
написать».
«Отныне, —
писал он, — город Дэбльтоун может гордиться тем обстоятельством, что его судья, мистер Дикинсон, удачно разрешил вопрос, над которым тщетно ломали головы лучшие
ученые этнографы Нью-Йорка.
«Возможно ли избавиться от войны?» —
пишет ученый человек в «Revue des Revues». — Все согласны, что если она разразится в Европе, то последствия ее будут подобны великим нашествиям варваров. Дело при предстоящей войне будет идти уже о существовании целых народностей, и потому она будет кровавая, отчаянная, жестокая.
«Мы живем во время, полное противоречий, —
пишет в своем
ученом трактате профессор международного права граф Комаровский.
— Ничего… — тянул из меня душу Пепко. — Завтра ты отправляешься в университет, на
ученый диспут; какой-то черт
написал целую диссертацию о греческих придыханиях…
— Как ничего?.. А что скажут господа
ученые, о которых я
писал? Что скажет публика?.. Мне казалось, что глаза всей Европы устремлены именно на мой несчастный отчет… Весь остальной мир существовал только как прибавление к моему отчету. Роженица, вероятно, чувствует то же, когда в первый раз смотрит на своего ребенка…
Да им даже под рукою можно было бы это и рассказывать, а они все
писали бы, что «москали всех повешали»;
ученая Европа и порешила бы, что на Балтийском поморье немцев уже нет, что немцы все уже перевешаны, а которые остались, те, стало быть, наши.
Дулебов. Ах да… я смешал… Полевого… Николай Полевой. Он из мещан… По-французски выучился самоучкой,
ученые книги
писал, всё с французского брал… Только он тогда заспорил с кем-то… с
учеными или с профессорами… Ну, где же, возможно ли, да и прилично ли! Ну, ему и не велели
ученых книг
писать, приказали водевили сочинять. После сам был благодарен, большие деньги получал. «Мне бы, говорит, и не догадаться». Что вы так печальны?
Григорий Иваныч серьезно занимался своей наукой и, пользуясь трудами знаменитых тогда
ученых по этой части,
писал собственный курс чистой математики для преподавания в гимназии; он читал много немецких писателей, философов и постоянно совершенствовал себя в латинском языке.
Говорю я много, а он все молчит. В конце концов я мало-помалу стихаю и, разумеется, сдаюсь. Докторант получит от меня тему, которой грош цена,
напишет под моим наблюдением никому не нужную диссертацию, с достоинством выдержит скучный диспут и получит ненужную ему
ученую степень.
Переписка эта указана Штелином, профессором аллегории (как его удачно называет г. Устрялов), который обнародовал даже вполне письмо Гревия, в котором он
писал к Гейнзию в Москву, что сообщенные им астрологические знамения поверены утрехтскими
учеными и признаны справедливыми.
Ученые трудятся,
пишут только для
ученых; для общества, для масс
пишут образованные люди; бóльшая часть писателей, произведших огромное влияние, потрясавших, двигавших массы, не принадлежат к
ученым — Байрон, Вальтер Скотт, Вольтер, Руссо.
Гегель, говоря где-то об гигантском труде читать какую-то
ученую немецкую книгу, присовокупил, что ее, верно, было легче
писать.]; впрочем, такого труда никто и не предпринимает;
ученые общества, академии, библиотеки покупают их фолианты; иногда нуждающиеся в них справляются, но никогда никто не читает их от доски до доски.
Этот
ученый гуманист был Эразм Роттердамский, тот самый, который, улыбаясь,
написал что-то такое de libero et servo arbitrio [о свободном и рабском суждении (лат.).], от чего Лютер, дрожа от гнева, сказал: «Если кто-нибудь меня ранил в самое сердце, так это Эразм, а не защитники папы».
(58) Видно, однако ж, что в свое время княгиня Дашкова всего более известна была своими стихотворениями. В словаре Новикова читаем: «Княгиня Дашкова…
писала стихи; из них некоторые, весьма изрядные, напечатаны в ежемесячном сочинении «Невинное упражнение» 1763 года, в Москве. Впрочем, она почитается за одну из
ученых российских дам и любительницу свободных наук» («Опыт исторического словаря о российских писателях» Новикова, 1772, стр. 55).
Барин наш, Константин Николаевич Лосев, богат был и много земель имел; в нашу экономию он редко наезжал: считалась она несчастливой в их семействе, в ней баринову мать кто-то задушил, дед его с коня упал, разбился, и жена сбежала. Дважды видел я барина: человек высокий, полный, в золотых очках, в поддёвке и картузе с красным околышком; говорили, что он важный царю слуга и весьма
учёный — книги
пишет. Титова однако он два раза матерно изругал и кулак к носу подносил ему.
Стихотворство увлекательно. Как ни ненавидел я вообще
ученые занятия, но стихи меня соблазнили, и я захотел
написать маменьке поздравительные с наступающим новым годом. Чего для, притворясь больным, не пошел по обыкновению в школу, а, позавтракав, сделав сам себе мерку, принялся и к обеду
написал...
У меня на примете есть один, который что когда
напишет, так иной
ученый и с грамматикою вовеки того разуметь не может.
Вот что
пишет об этом один пражский
ученый к известному нашему профессору славянских древностей, О. М.
Все обрадовались «Юрию Милославскому», как общественному приятному событию; все обратились к Загоскину: знакомые и незнакомые, знать, власти, дворянство и купечество,
ученые и литераторы — обратились со всеми знаками уважения, с восторженными похвалами; все, кто жили или приезжали в Москву, ехали к Загоскину; кто были в отсутствии —
писали к нему.
Стихи эти были в самом деле довольно гладки, в некоторых видно было искреннее чувство, и многим интересно было читать его стишки, чтобы удивляться в них, как это русский простолюдин-самоучка дошел до того, что
пишет не хуже многих других,
ученых и образованных людей.
Господин Дарьялов при начале мне говорил: «
Напишите нам проект упрощенного способа выщипки руна из овец!» Я
ученый!
Муаллим-Наджи [Муаллим-Наджи (Омер Хулюш, 1850–1893) — турецкий писатель, литературовед и историограф.], турок, литератор, еще в 80-х годах
писал Анджело Губернатису [Губернатис Анджела де (1840–1913) — итальянский
ученый, издатель, политический деятель.]: «Мы не научимся понимать друг друга, пока между вами и нами будет стоять стена религиозного фанатизма».
Был какой-то
ученый, какой-то трудной специальности, говорили, будто астроном. Ему надо было
написать ученое сочинение на какую-то степень по этому предмету, который он хорошо знал, но был совершенно бездарен. Сидел, сидел этот
ученый, мучился и пришел в отчаяние, а Самбурский был к ним вхож и в доме дружен. Видит он это горе, день, два, месяц, давал советы, обещал помощь и, наконец, рассердясь, говорит...
Клементьев. Будем говорить о чем-нибудь другом. Пожалуй, хоть о ваших
ученых трудах. Что вы теперь
пишете?
«Странные люди, ей-богу! — подумал он. — Чего ради они напускают на свои лица
ученый колер? Дерут с ближнего втридорога, продают мази для ращения волос, а глядя на их лица, можно подумать, что они и в самом деле жрецы науки.
Пишут по-латыни, говорят по-немецки… Средневековое из себя что-то корчат… В здоровом состоянии не замечаешь этих сухих, черствых физиономий, а вот как заболеешь, как я теперь, то и ужаснешься, что святое дело попало в руки этой бесчувственной утюжной фигуры…»
Мужик не поверил барину и сказал: «В книгах ваших много дурно
пишут. Так-то
ученый машинист построил крупорушку купцу в городе, да только испортил; а я хоть неграмотный, да как взглянул, так увидал и переладил рушку — стала работать».
Войницкий. При моей наблюдательности мне бы роман
писать. Сюжет так и просится на бумагу. Отставной профессор, старый сухарь,
ученая вобла… Подагра, ревматизм, мигрень, печёнка и всякие штуки… Ревнив, как Отелло. Живет поневоле в именье своей первой жены, потому что жить в городе ему не по карману. Вечно жалуется на свои несчастья, хотя в то же время сам необыкновенно счастлив.
Я, конечно, не профессор и чужд
ученых степеней, но, тем не менее, все-таки я вот уже тридцать лет, не переставая, можно даже сказать, для вреда собственному здоровью и прочее, работаю над вопросами строго научного свойства, размышляю и даже
пишу иногда, можете себе представить,
ученые статьи, то есть не то чтобы
ученые, а так, извините за выражение, вроде как бы
ученые.
Ряд случайностей сделал то, что Гете, в начале прошлого столетия бывший диктатором философского мышления и эстетических законов, похвалил Шекспира, эстетические критики подхватили эту похвалу и стали
писать свои длинные, туманные, quasi-ученые статьи, и большая европейская публика стала восхищаться Шекспиром.
Но так как признается, что гениальный Шекспир не может
написать ничего плохого, то
ученые люди все силы своего ума направляют на то, чтобы найти необычайные красоты в том, что составляет очевидный, режущий глаза, в особенности резко выразившийся в Гамлете, недостаток, состоящий в том, что у главного лица нет никакого характера.
Спаланцо получил отпущение толедских грехов…Его простили за то, что он учился лечить людей и занимался наукой, которая впоследствии стала называться химией. Епископ похвалил его и подарил ему книгу собственного сочинения…В этой книге
ученый епископ
писал, что бесы чаще всего вселяются в женщин с черными волосами, потому что черные волосы имеют цвет бесов.
— Садитесь, садитесь, — подгоняет
ученый, нетерпеливо потирая руки. — Несносный вы человек… Знаете, что работа срочная, и так опаздываете. Поневоле браниться станешь. Ну,
пишите… На чем мы остановились?
— Ах, да
пишите, пожалуйста! — сердится
ученый. — Характер…
написали? Говоря же о преобразованиях, относящихся к устройству… государственных функций, а не регулированию народного быта… запятая… нельзя сказать, что они отличаются национальностью своих форм… последние три слова в кавычках… Э-э… тово… Так что вы хотели сказать про гимназию?