Неточные совпадения
Бывало, покуда поправляет Карл Иваныч лист с диктовкой, выглянешь
в ту сторону, видишь черную головку матушки, чью-нибудь
спину и смутно
слышишь оттуда говор и смех; так сделается досадно, что нельзя там быть, и думаешь: «Когда же я буду большой, перестану учиться и всегда буду сидеть не за диалогами, а с теми, кого я люблю?» Досада перейдет
в грусть, и, бог знает отчего и о чем, так задумаешься, что и не
слышишь, как Карл Иваныч сердится за ошибки.
Катя повела Аркадия
в сад. Встреча с нею показалась ему особенно счастливым предзнаменованием; он обрадовался ей, словно родной. Все так отлично устроилось: ни дворецкого, ни доклада. На повороте дорожки он увидел Анну Сергеевну. Она стояла к нему
спиной.
Услышав шаги, она тихонько обернулась.
Клим смотрел
в каменную
спину извозчика, соображая:
слышит извозчик эту пьяную речь? Но лихач, устойчиво покачиваясь на козлах, вскрикивал, предупреждая и упрекая людей, пересекавших дорогу...
Самгин встал, прошелся по комнате.
Слышал, как за
спиной его булькало вино, изливаясь
в стакан.
Самгин движением плеча оттолкнулся от стены и пошел на Арбат, сжав зубы, дыша через нос, — шел и
слышал, что отяжелевшие ноги его топают излишне гулко.
Спина и грудь обильно вспотели; чувствовал он себя пустой бутылкой, —
в горлышко ее дует ветер, и она гудит...
Слышал, как рыжий офицер, стоя лицом к солдатам, матерно ругался, грозя кулаком
в перчатке, тыкая
в животы концом шашки, как он, повернувшись к ним
спиной и шагнув вперед, воткнул шашку
в подростка и у того подломились руки.
В комнате Алексея сидело и стояло человек двадцать, и первое, что
услышал Самгин, был голос Кутузова, глухой, осипший голос, но — его. Из-за
спин и голов людей Клим не видел его, но четко представил тяжеловатую фигуру, широкое упрямое лицо с насмешливыми глазами, толстый локоть левой руки, лежащей на столе, и уверенно командующие жесты правой.
В день похорон с утра подул сильный ветер и как раз на восток,
в направлении кладбища. Он толкал людей
в спины, мешал шагать женщинам, поддувая юбки, путал прически мужчин, забрасывая волосы с затылков на лбы и щеки. Пение хора он относил вперед процессии, и Самгин, ведя Варвару под руку, шагая сзади Спивак и матери,
слышал только приглушенный крик...
— Сегодня — пою! Ой, Клим, страшно! Ты придешь? Ты — речи народу говорил? Это тоже страшно? Это должно быть страшнее, чем петь! Я ног под собою не
слышу, выходя на публику, холод
в спине, под ложечкой — тоска! Глаза, глаза, глаза, — говорила она, тыкая пальцем
в воздух. — Женщины — злые, кажется, что они проклинают меня, ждут, чтоб я сорвала голос, запела петухом, — это они потому, что каждый мужчина хочет изнасиловать меня, а им — завидно!
Никто, кажется, не подумал даже, что могло бы быть, если бы Альфонс Богданыч
в одно прекрасное утро взял да и забастовал, то есть не встал утром с пяти часов, чтобы несколько раз обежать целый дом и обругать
в несколько приемов на двух диалектах всю прислугу; не пошел бы затем
в кабинет к Ляховскому, чтобы получить свою ежедневную порцию ругательств, крика и всяческого неистовства, не стал бы сидеть ночи за своей конторкой во главе двадцати служащих, которые, не разгибая
спины, работали под его железным началом, если бы, наконец, Альфонс Богданыч не обладал счастливой способностью являться по первому зову, быть разом
в нескольких местах, все видеть, и все
слышать, и все давить, что попало к нему под руку.
Я вскочил на ноги и взял ружье. Через минуту я
услышал, как кто-то действительно вышел из воды на берег и сильно встряхивался.
В это время ко мне подошли Дерсу и Чжан Бао. Мы стали
спиной к огню и старались рассмотреть, что делается на реке, но туман был такой густой и ночь так темна, что
в двух шагах решительно ничего не было видно.
Ночь выпала ветреная и холодная. За недостатком дров огня большого развести было нельзя, и потому все зябли и почти не спали. Как я ни старался завернуться
в бурку, но холодный ветер находил где-нибудь лазейку и знобил то плечо, то бок, то
спину. Дрова были плохие, они трещали и бросали во все стороны искры. У Дерсу прогорело одеяло. Сквозь дремоту я
слышал, как он ругал полено, называя его по-своему — «худой люди».
Я
слышал, как он ударил ее, бросился
в комнату и увидал, что мать, упав на колени, оперлась
спиною и локтями о стул, выгнув грудь, закинув голову, хрипя и страшно блестя глазами, а он, чисто одетый,
в новом мундире, бьет ее
в грудь длинной своей ногою. Я схватил со стола нож с костяной ручкой
в серебре, — им резали хлеб, это была единственная вещь, оставшаяся у матери после моего отца, — схватил и со всею силою ударил вотчима
в бок.
В продолжение этой пылкой тирады старый извозчик многозначительно, хотя и молча, рассмеялся, и от этого беззвучного смеха тряслась его
спина. Старые извозчики очень многое
слышат, потому что извозчику, сидящему спереди, все прекрасно слышно, чего вовсе не подозревают разговаривающие седоки, и многое старые извозчики знают из того, что происходит между людьми. Почем знать, может быть, он
слышал не раз и более беспорядочные, более возвышенные речи?
Наконец я решаюсь, так сказать, замереть, чтобы не
слышать этот разговор; но едва я намереваюсь привести это решение
в исполнение, как за
спиной у меня
слышу два старушечьих голоса, разговаривающих между собою.
Матери хотелось сказать ему то, что она
слышала от Николая о незаконности суда, но она плохо поняла это и частью позабыла слова. Стараясь вспомнить их, она отодвинулась
в сторону от людей и заметила, что на нее смотрит какой-то молодой человек со светлыми усами. Правую руку он держал
в кармане брюк, от этого его левое плечо было ниже, и эта особенность фигуры показалась знакомой матери. Но он повернулся к ней
спиной, а она была озабочена воспоминаниями и тотчас же забыла о нем.
«Благодетель — есть необходимая для человечества усовершенствованнейшая дезинфекция, и вследствие этого
в организме Единого Государства никакая перистальтика…» — я прыгающим пером выдавливал эту совершенную бессмыслицу и нагибался над столом все ниже, а
в голове — сумасшедшая кузница, и
спиною я
слышал — брякнула ручка двери, опахнуло ветром, кресло подо мною заплясало…
Он
слышал, как Николаев спросил
в буфете рюмку коньяку и как он прощался с кем-то. Потом почувствовал мимо себя шаги Николаева. Хлопнула на блоке дверь. И вдруг через несколько секунд он
услышал со двора за своей
спиной осторожный шепот...
— Вчера у окна подсматривал, — рассказывала Вершина. — Забрался
в сад, когда мы ужинали. Кадка под окном стояла, мы подставили под дождь, — целая натекла. Покрыта была доской, воды не видно, он влез на кадку да и смотрит
в окно. А у нас лампа горит, — он нас видит, а мы его не видим. Вдруг
слышим шум. Испугались сначала, выбегаем. А это он провалился
в воду. Однако вылез до нас, убежал весь мокрый, — по дорожке так мокрый след. Да мы и по
спине узнали.
Ее лицо сияло, гневалось и смеялось. Невольно я встал с холодом
в спине, что сделал тотчас же и Филатр, — так изумительно зазвенел голос моей жены. И я
услышал слова, сказанные без внешнего звука, но так отчетливо, что Филатр оглянулся.
Уже час постукивала она вальком, когда
услышала за
спиною чьи-то приближающиеся шаги. Нимало не сомневаясь, что шаги эти принадлежали тетушке Анне, которая спешила, вероятно, сообщить о крайней необходимости дать как можно скорее груди ребенку (заботливость старушки
в деле кормления кого бы то ни было составляла, как известно, одно из самых главных свойств ее нрава), Дуня поспешила положить на камень белье и валек и подняла голову. Перед ней стоял Захар.
Стоя
в двери, он видел
спины людей, тесно стоявших у стола,
слышал, как они чавкают. Алая кофточка хозяйки окрашивала всё вокруг Ильи
в цвет, застилавший глаза туманом.
Он дал Илье небольшой мешок, палку с железным концом, — мальчик гордился этим орудием.
В свой мешок он собирал разные коробки, поломанные игрушки, красивые черепки, ему нравилось чувствовать все эти вещи у себя за
спиной,
слышать, как они постукивают там. Собирать всё это научил его дед Еремей.
И я, имея оправдание, что не преследовал никаких дурных целей, степенно обошел дом, увидел со стороны моря раскрытое окно, признал узор занавески и сел под ним
спиной к стене,
слыша почти все, что говорилось
в комнате.
— Что это? — отвечала барыня. — Настасья! Настасья! — А та не
слышит. — Да что ты
в самом деле дурачишься-то! — крикнула барыня и толкнула Настасью кулаком
в спину.
Наталья заплетала косу, когда слова мужа вдруг зажгли
в ней злой огонь. Она прислонилась к стене, прижав
спиною руки, которым хотелось бить, рвать; захлёбываясь словами, сухо всхлипывая, она говорила, не слушая себя, не
слыша окриков изумлённого мужа, — говорила о том, что она чужая
в доме, никем не любима, живёт, как прислуга.
Вливая
в слова псалмов тоску свою, он не
слышал, когда вошла Наталья, и вдруг за
спиной его раздался тихий плеск её голоса.
В спальне,
в чистилке, стояла скамейка, покрытая простыней. Войдя, он видел и не видел дядьку Балдея, державшего руки за
спиной. Двое других дядек Четуха и Куняев — спустили с него панталоны, сели Буланину на ноги и на голову. Он
услышал затхлый запах солдатских штанов. Было ужасное чувство, самое ужасное
в этом истязании ребенка, — это сознание неотвратимости, непреклонности чужой воли. Оно было
в тысячу раз страшнее, чем физическая боль…
Мы ложились на
спины и смотрели
в голубую бездну над нами. Сначала мы
слышали и шелест листвы вокруг, и всплески воды
в озере, чувствовали под собою землю… Потом постепенно голубое небо как бы притягивало нас к себе, мы утрачивали чувство бытия и, как бы отрываясь от земли, точно плавали
в пустыне небес, находясь
в полудремотном, созерцательном состоянии и стараясь не разрушать его ни словом, ни движением.
Он быстро стал протирать глаза — мокрый песок и грязь были под его пальцами, а на его голову, плечи, щёки сыпались удары. Но удары — не боль, а что-то другое будили
в нём, и, закрывая голову руками, он делал это скорее машинально, чем сознательно. Он
слышал злые рыдания… Наконец, опрокинутый сильным ударим
в грудь, он упал на
спину. Его не били больше. Раздался шорох кустов и замер…
От мысли, что ему всю ночь придется просидеть
в темном лесу на холоде и
слышать только волков, эхо да фырканье тощей кобылки, землемера стало коробить вдоль
спины, словно холодным терпугом.
Вдруг — шасть… Хлопнулось что-то об пол, будто здоровенная кошка упала. Это проклятый
в трубу влетел, ударился, подскочил… И
слышит мельник — сидит уже на
спине и запускает когти.
И когда они так лежат и надрываются, Хапун, как большой ворон, влетает
в горницу; все
слышат, как от его крыльев холод идет по сердцам, а тот, которого он высмотрел ранее, чувствует, как
в его
спину впиваются чортовы когти.
Он приехал домой, едва
слыша под собою ноги. Были уже сумерки. Печальною или чрезвычайно гадкою показалась ему квартира после всех этих неудачных исканий. Взошедши
в переднюю, увидел он на кожаном запачканном диване лакея своего Ивана, который, лежа на
спине, плевал
в потолок и попадал довольно удачно
в одно и то же место. Такое равнодушие человека взбесило его; он ударил его шляпою по лбу, примолвив: «Ты, свинья, всегда глупостями занимаешься!»
Так я и устроил:
в карете на сиденье положил два целкювых, что за экипаж следовало, а сам открыл дверцу — и только задом-то выполз и ступил на мостовую, как вдруг
слышу: «б-гись!», и мимо самой моей
спины пролетела пара вороных лошадей
в коляске и прямо к подъезду, и я вижу — французский посол
в мундире и во всех орденах скоро сел и поскакал, а возле меня как из земли вырос этот мой посол-француз, тоже очень взволнован, и говорит...
Воскресенский вдруг встал; не глядя ни на кого, с потупленными глазами неуклюже обошел стол и торопливо сбежал с балкона
в цветник, где сладко и маслено пахло розами. За своей
спиной он
слышал тревожный голос Анны Георгиевны...
Недели две спустя,
в жаркий, истомный июньский полдень, Авилов лежал на краю громадного густого сада, на сене, и читал. Вдруг он
услышал совсем близко за своею
спиной легкие шаги. Он обернулся и увидел Харитину, которая, по-видимому, его не замечала.
— Да, брат… — продолжает Малахин,
слыша, как Яша ложится рядом и своей громадной
спиной прижимается к его
спине. — Холодно. Из всех щелей так и дует. Поспи тут твоя мать или сестра одну ночь, так к утру бы ноги протянули. Так-то, брат, не хотел учиться и
в гимназию ходить, как братья, ну вот и вози с отцом быков. Сам виноват, на себя и ропщи… Братья-то теперь на постелях спят, одеялами укрылись, а ты, нерадивый и ленивый, на одной линии с быками… Да…
Услышит это Аполлон и с омерзением отшатнется от Ницше: если лютый, не знающий стыда Ахиллес — дикий лев, то ведь Цезарь Борджиа — просто подлая гиена, а «радость и невинность зверя» есть и
в гиене, хотя она и питается падалью. Но вглядится Аполлон попристальнее
в грозное лицо Ницше, вглядится — и рассмеется, и махнет рукою, и пренебрежительно повернется к нему
спиной.
Милица знала, чувствовала, что погоня не замедлит помчаться за ней. Она уже
слышала ответные выстрелы за своей
спиной,
слышала поднявшуюся сразу позади неё
в селении суматоху и характерное гиканье, подбадривающее коней. Её лошадь, прекрасный быстроногий скакун, мчал ее с поразительной быстротой, возбуждаемый выстрелами через каждый определенный промежуток времени раздававшийся y него под ухом.
Беседа его текла с особенной — не слащавой, а обаятельной мягкостью; но когда речь касалась какого-нибудь сюжета, близкого его гуманному credo, и у него слышались очень горячие ноты. Я замечал и тогда уже нервность
в его лице и
в движениях рук, которые он на подмостках закладывал всегда за
спину и жестов не делал. На этих избирательных подмостках я его и
слышал, а
в Палате он выступал очень редко, и при мне — ни разу.
Она приподняла меня, и мы отделились от земли и неслись
в каком-то пространстве,
в облаках серебристого света. Она наклонила ко мне свое лицо. Я
слышал ее дыхание, — оно было горячо, как огонь; я прильнул губами к ее раскаленным губам и ощутил, что жар ее дыхания наполнял меня всего, проходя горячей струей по всем фибрам моего тела, и лишь ее руки леденили мне
спину и бока.
— Ты чего там, дорогой, с Алешкой Басмановым насчет Прозоровских перешептывался? Думал, чай, не
слышу я? Шалишь, брат, уши еще не заложило! Говори, выкладывай, что знаешь,
в лицо мне говори, а не за
спиною! Знаешь, что не люблю я этих шепотков слуг моих!