Неточные совпадения
― Вы называете жестокостью то, что муж предоставляет жене
свободу, давая ей честный кров имени только под
условием соблюдения приличий. Это жестокость?
Шестнадцать часов дня надо было занять чем-нибудь, так как они жили за границей на совершенной
свободе, вне того круга
условий общественной жизни, который занимал время в Петербурге.
— Послушайте-с, Павел Иванович, — сказал он, — я привез вам
свободу на таком
условии, чтобы сейчас вас не было в городе.
— Все — программы, спор о программах, а надобно искать пути к последней
свободе. Надо спасать себя от разрушающих влияний бытия, погружаться в глубину космического разума, устроителя вселенной. Бог или дьявол — этот разум, я — не решаю; но я чувствую, что он — не число, не вес и мера, нет, нет! Я знаю, что только в макрокосме человек обретет действительную ценность своего «я», а не в микрокосме, не среди вещей, явлений,
условий, которые он сам создал и создает…
Если под революцией понимать совершаемые в известный исторический день насилия, убийства, кровопролития, если понимать под ней отмену всех
свобод, концентрационные лагеря и пр., то желать революции нельзя и нельзя ждать от нее явления нового человека, можно только при известных
условиях видеть в ней роковую необходимость и желать ее смягчения.
Это означает монизм в
условиях нашего мира, т. е. отрицание
свободы и рабство.
Гонит ссыльных из Сахалина также стремление к
свободе, присущее человеку и составляющее, при нормальных
условиях, одно из его благороднейших свойств.
Лозунг его в то время выражался в трех словах:
свобода, развитие и справедливость.
Свобода — как стихия, в которой предстояло воспитываться человеку; развитие — как неизбежное
условие, без которого никакое начинание не может представлять задатков жизненности; справедливость — как мерило в отношениях между людьми, такое мерило, за чертою которого должны умолкнуть все дальнейшие притязания.
Папа, считавший всегда
свободу и равенство необходимым
условием в семейных отношениях, надеялся, что его любимица Любочка и добрая молодая жена сойдутся искренно и дружески; но Авдотья Васильевна жертвовала собой и считала необходимым оказывать настоящей хозяйке дома, как она называла Любочку, неприличное уважение, больно оскорблявшее папа.
Приписывая своей личности права бесконечной
свободы, отнимали все человеческие
условия бытия у целых сословий; их самоотвержение было эгоизмом, их молитва была корыстная просьба, их воины были монахи, их архиереи были военачальники; обоготворяемые ими женщины содержались, как узники, — воздержность от наслаждений невинных и преданность буйному разврату, слепая покорность и беспредельное своеволие.
Начались переговоры; но когда Овэн объявил непременным
условием совершенную
свободу совести и религиозного обучения, духовенство и тут восстало на него и еще раз помешало его намерениям.
Катерина Матвеевна. Позвольте, позвольте! Но как вы объясняете себе это явление? Всякому мыслящему человеку должно быть известно, что влечение к миловидности есть только низшее проявление человеческой природы. Как может такая личность, как этот господин, не видеть всю гнусность этого увлечения, всю высоту своего падения! Как не понимать, что, раз вступив в эту среду и подчинившись всем этим суеверным и мертвящим
условиям, возврата нет. А он понимает
свободу женщины. Я имею данные…
Люди Запада давно уже доросли до понимания планетарного смысла труда, для них деяние — начало, единственно способное освободить человека из плена древних пережитков, из-под гнета
условий, стесняющих
свободу духовного роста личности.
При таких
условиях даже и временное лишение личной
свободы не так тяжело.
Человеческий организм должен, наконец, установиться и вполне приспособиться к
условиям существования. Но в каком направлении пойдет само это приспособление? Ястреб, с головокружительной высоты различающий глазом приникшего к земле жаворонка, приспособлен к
условиям существования; но приспособлен к ним и роющийся в земле слепой крот. К чему же предстоит приспособляться человеку — к
свободе ястреба или к рабству крота? Предстоит ли ему улучшать и совершенствовать имеющиеся у него свойства или терять их?
Каренин говорит ей: «Вы называете жестокостью то, что муж предоставляет жене
свободу, давши ей честный кров имени только под
условием соблюдения приличий. Это жестокость?
Для любви необходимым
условием является полная
свобода…
Утопия совершенного общества в
условиях нашего мира, утопия священного царства и священной власти, утопия совершенной и абсолютной общей воли народа или пролетариата, утопия абсолютной справедливости и абсолютного братства сталкивается с верховной ценностью личности, с личной совестью и личным достоинством, со
свободой духа и совести.
Этика законническая, нормативная, для которой
свобода есть лишь
условие выполнения нормы добра, не понимает трагизма нравственной жизни.
Свобода есть основное
условие нравственной жизни, не только
свобода добра, но и
свобода зла.
Для того чтобы она раскрылась, необходима совершенная
свобода от преходящих
условий социального быта, от суеверных страхов, от предрассудков.
— Я сказал, что подумаю, но что, во всяком случае, необходимое
условие —
свобода слова и печати, что иначе я просвещения не мыслю. Они заявили, что в принципе со мною совершенно согласны, что меры против печати принимаются только ввиду военного положения. Уверяли, что теперь большевики совсем не те, как в прошлом году, что они дорожат сотрудничеством интеллигенции. Через два дня обещались приехать за ответом.
Стало быть, и мои итоги не могли выйти вполне объективными, когда я оставлял Дерпт. Но я был поставлен в
условия большей умственной и, так сказать, бытовой
свободы. Я приехал уже студентом третьего курса, с серьезной, определенной целью, без всякого национального или сословного задора, чтобы воспользоваться как можно лучше тем «академическим» (то есть учебно-ученым) режимом, который выгодно отличал тогда Дерпт от всех университетов в России.
«Завтра в 12 часов он получает
свободу. По
условию, я должен буду уплатить ему два миллиона. Если я уплачу, то всё погибло: я окончательно разорен…»
Но для христианской духовности, для христианской мистики можно установить три
условия, три признака: личность,
свобода, любовь.
Острое впечатление от неожиданного визита Лопухина миновало, но хорошее расположение духа лишь изредка за эти дни посетило Александра Васильевича. Скука и тоска одолевала его все больше и больше, тем более что он не имел самого необходимого
условия для довольства настоящим — личной
свободы.
Если понятие о
свободе для разума представляется бессмысленным противоречием, как возможность совершить два paзные поступка в одних и тех же
условиях, или как действие без причины, то это доказывает только то, что сознание не подлежит разуму.
1) Как бы ни увеличивалось наше знание тех пространственных
условий, в которых находится человек, знание это никогда не может быть полное, так как число этих
условий бесконечно, велико так же, как бесконечно пространство. И потому как скоро определены не все
условия, не все влияния на человека, то и нет полной необходимости, а есть известная доля
свободы.
Итак, для того чтобы представить себе действие человека, подлежащее одному закону необходимости, без
свободы, мы должны допустить знание бесконечного количества пространственных
условий, бесконечно великого периода времени и бесконечного ряда причин.
Они мечтали о каком-то правовом строе в России, о правах и
свободах человека и гражданина в русских
условиях.
Всякий человек, дикий и мыслитель, как бы неотразимо ему ни доказывали рассуждение и опыт то, что невозможно представить себе два разных поступка в одних и тех же
условиях, чувствует, что без этого бессмысленного представления (составляющего сущность
свободы), он не может себе представить жизни.
Разрешение вопроса о
свободе и необходимости для истории, перед другими отраслями знания, в которых разрешался этот вопрос, имеет то преимущество, что для истории вопрос этот относится не к самой сущности воли человека, а к представлению о проявлении этой воли в прошедшем и в известных
условиях.
После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те
условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжеле были
свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде.
Каждому историку, смотря по его взгляду на то, чтó составляет цель движения народа, представляются эти
условия в величии, богатстве,
свободе, просвещении граждан Франции или другого государства.
Только пойми, кто ты, и как, с одной стороны, ничтожно то, что ты ошибочно называешь собою, признавая себя в своем теле, как необъятно велико то, что ты сознаешь истинно собою, — твое духовное существо, — только пойми это и начни каждый час своей жизни жить не для внешних целей, а для исполнения того истинного назначения твоей жизни, которое открыто тебе и мудростью всего мира, и учением Христа, и твоим собственным сознанием, начни жить, полагая цель и благо твоей жизни в том, чтобы с каждым днем всё больше и больше освобождать дух свой от обманов плоти, всё больше и больше совершенствоваться в любви, что в сущности одно и то же; только начни делать это — и с первого часа, дня ты почувствуешь, какое новое и радостное чувство сознания полной
свободы и блага всё больше и больше будет вливаться в твою душу и — что больше всего поразит тебя — как те самые внешние
условия, которыми ты так был озабочен и которые всё-таки так далеки были от твоих желаний, — как эти
условия сами собой (оставляя тебя в твоем внешнем положении или выводя из него) перестанут быть препятствиями и будут только всё большими и большими радостями твоей жизни.
Если же мы рассматриваем человека в наименьшей зависимости от внешних
условий; если действие его совершено в ближайший момент к настоящему, и причины его действия нам недоступны, то мы получим представление о наименьшей необходимости и наибольшей
свободе.
Если
условия, под которыми передается власть, состоят в богатстве,
свободе, просвещении народа, то почему Людовики ХІV-е и Иоанны ІV-е спокойно доживают свои царствования, а Людовики ХVІ-е и Карлы І-е казнятся народами?