Неточные совпадения
«Он совершенно уверен, что мне нужно знать систему его фраз. Так рассуждают, наверное, десятки
тысяч людей, подобных ему. Он удобно одет, обут, у него удивительно удобные чемоданы, и вообще он чувствует себя вполне удобно на земле», — думал Самгин со смешанным
чувством досады и снисхождения.
Идея, то есть
чувство, состояла опять лишь в том (как и
тысячу раз прежде), чтоб уйти от них совсем, но уже непременно уйти, а не так, как прежде, когда я
тысячу раз задавал себе эту же тему и все не мог исполнить.
«Если ты действительно любишь ее, — шептал ему внутренний голос, — то полюбишь и его, потому что она счастлива с ним, потому что она любит его…» Гнетущее
чувство смертной тоски сжимало его сердце, и он подолгу не спал по ночам,
тысячу раз передумывая одно и то же.
У меня есть только один преданный человек, который слишком глубоко любит меня и которому я плачу за его
чувства ко мне
тысячью мелких обид, невниманием, собственной глупостью.
Вы бы мне эти три
тысячи выдали… так как кто же против вас капиталист в этом городишке… и тем спасли бы меня от… одним словом, спасли бы мою бедную голову для благороднейшего дела, для возвышеннейшего дела, можно сказать… ибо питаю благороднейшие
чувства к известной особе, которую слишком знаете и о которой печетесь отечески.
И какой странный характер стал заметен в этом
чувстве, когда стал выясняться его характер: будто это не она, Вера Павловна Кирсанова, лично чувствует недовольство, а будто в ней отражается недовольство
тысяч и миллионов; и будто не лично собою она недовольна, а будто недовольны в ней собою эти
тысячи и миллионы.
Значат, если при простом
чувстве, слабом, слишком слабом перед страстью, любовь ставит вас в такое отношение к человеку, что вы говорите: «лучше умереть, чем быть причиною мученья для него»; если простое
чувство так говорит, что же скажет страсть, которая в
тысячу раз сильнее?
Дети вообще любят слуг; родители запрещают им сближаться с ними, особенно в России; дети не слушают их, потому что в гостиной скучно, а в девичьей весело. В этом случае, как в
тысяче других, родители не знают, что делают. Я никак не могу себе представить, чтоб наша передняя была вреднее для детей, чем наша «чайная» или «диванная». В передней дети перенимают грубые выражения и дурные манеры, это правда; но в гостиной они принимают грубые мысли и дурные
чувства.
И я еще теперь помню
чувство изумления, охватившее меня в самом раннем детстве, когда небольшое квадратное пятно, выползшее в ее перспективе из-за горизонта, стало расти, приближаться, и через некоторое время колонны солдат заняли всю улицу, заполнив ее топотом
тысяч ног и оглушительными звуками оркестра.
Бедная мать! Слепота ее ребенка стала и ее вечным, неизлечимым недугом. Он сказался и в болезненно преувеличенной нежности, и в этом всю ее поглотившем
чувстве, связавшем
тысячью невидимых струн ее изболевшее сердце с каждым проявлением детского страдания. По этой причине то, что в другой вызвало бы только досаду, — это странное соперничество с хохлом-дударем, — стало для нее источником сильнейших, преувеличенно-жгучих страданий.
По-моему, на меня далеко еще меньше десяти
тысяч всего истрачено, но я положил десять
тысяч, и, согласитесь сами, что, отдавая долг, я никак не мог предлагать господину Бурдовскому более, даже если б я его ужасно любил, и не мог уже по одному
чувству деликатности, именно потому, что отдавал ему долг, а не посылал ему подаяние.
— Сама знаю, что не такая, и с фокусами, да с какими? И еще, смотри, Ганя, за кого она тебя сама почитает? Пусть она руку мамаше поцеловала. Пусть это какие-то фокусы, но она все-таки ведь смеялась же над тобой! Это не стоит семидесяти пяти
тысяч, ей-богу, брат! Ты способен еще на благородные
чувства, потому и говорю тебе. Эй, не езди и сам! Эй, берегись! Не может это хорошо уладиться!
На столе, между
тысячью разнообразных вещей, стоял около перилец шитый портфель с висячим замочком, и мне захотелось попробовать, придется ли к нему маленький ключик. Испытание увенчалось полным успехом, портфель открылся, и я нашел в нем целую кучу бумаг.
Чувство любопытства с таким убеждением советовало мне узнать, какие были эти бумаги, что я не успел прислушаться к голосу совести и принялся рассматривать то, что находилось в портфеле…
Тысячи мрачных мыслей наполнили голову Юлии после разговора ее с братом. Она именно после того и сделалась больна. Теперь же Вихров говорил как-то неопределенно. Что ей было делать? И безумная девушка решилась сама открыться в
чувствах своих к нему, а там — пусть будет, что будет!
Молодежь находила
тысячи средств веселиться, пока люди зрелого возраста рыли друг другу волчьи ямы, злословили и преисполнялись самыми ожесточенными мыслями и
чувствами.
Тут он вспомнил про 12 р., которые был должен Михайлову, вспомнил еще про один долг в Петербурге, который давно надо было заплатить; цыганский мотив, который он пел вечером, пришел ему в голову; женщина, которую он любил, явилась ему в воображении, в чепце с лиловыми лентами; человек, которым он был оскорблен 5 лет тому назад, и которому не отплатил за оскорбленье, вспомнился ему, хотя вместе, нераздельно с этими и
тысячами других воспоминаний,
чувство настоящего — ожидания смерти и ужаса — ни на мгновение не покидало его.
Сначала губернский предводитель слушал довольно равнодушно, когда Иван Петрович повествовал ему, что вот один добрый человек из мещанского сословия, движимый патриотическими и христианскими
чувствами, сделал пожертвование в тридцать
тысяч рублей для увеличения гимназии, за что и получил от правительства Владимира.
— Благодаря бога, имею склонность к добрым делам! — произнес с
чувством Тулузов и, получив квитанцию в представленных им Артасьеву тридцати
тысячах, раскланялся с ним и уехал.
Он воображал, как он и его Юлия пойдут под венец, в сущности совершенно незнакомые друг другу, без капли
чувства с ее стороны, точно их сваха сосватала, и для него теперь оставалось только одно утешение, такое же банальное, как и самый этот брак, утешение, что он не первый и не последний, что так женятся и выходят замуж
тысячи людей и что Юлия со временем, когда покороче узнает его, то, быть может, полюбит.
— Вы ошибаетесь, извините-с; первый указал на подобное смешение
чувств Катулл, римский поэт Катулл две
тысячи лет тому назад.
А Лунёв подумал о жадности человека, о том, как много пакостей делают люди ради денег. Но тотчас же представил, что у него — десятки, сотни
тысяч, о, как бы он показал себя людям! Он заставил бы их на четвереньках ходить пред собой, он бы… Увлечённый мстительным
чувством, Лунёв ударил кулаком по столу, — вздрогнул от удара, взглянул на дядю и увидал, что горбун смотрит на него, полуоткрыв рот, со страхом в глазах.
Далее затем в голове князя начались противоречия этим его мыслям: «Конечно, для удовлетворения своего патриотического
чувства, — обсуживал он вопрос с другой стороны, — Елене нужны были пятнадцать
тысяч, которые она могла взять только у князя, и неужели же она не стоила подобного маленького подарка от него, а получив этот подарок, она могла располагать им, как ей угодно?..
— Но зачем же погибать, друг мой милый? Вдумайтесь вы хорошенько и поспокойней в ваше положение, — начал князь сколь возможно убедительным голосом. — На что вам служба?.. Зачем она вам?.. Неужели я по своим
чувствам и по своим средствам, наконец, — у меня ведь, Елена, больше семидесяти
тысяч годового дохода, — неужели я не могу обеспечить вас и вашу матушку?
— Ошиблась, больше ничего! — пояснила ему Елена. — Никак не ожидала, чтобы люди, опутанные самыми мелкими
чувствами и предрассудками, вздумали прикидываться людьми свободными от всего этого!.. Свободными людьми — легко сказать! — воскликнула она. — А надобно спросить вообще: много ли на свете свободных людей?.. Их нужно считать единицами посреди сотней
тысяч, — это герои: они не только что не боятся измен жен, но даже каторг и гильотин, и мы с вами, ваше сиятельство, никак уж в этот сорт людей не годимся.
Правда, и у него была минута слабости — минута, когда он предложил молодому Хлестакову десять
тысяч рублей срыву, но затем он уже, как говорится, осатанел и вел себя как человек, в котором естественное
чувство собственности совершенно заглушило все другие, наплывные соображения…
Рославлев несколько раз перечитывал письмо; каждое слово, начертанное рукою умирающей Полины, возбуждало в душе его
тысячу противуположных
чувств.
Самый простой, здравый смысл и даже некоторое
чувство великодушия говорили Домне Осиповне, что на таких условиях она должна была сойтись с мужем, — во-первых, затем, чтобы не лишить его, все-таки близкого ей человека, пяти миллионов (а что дед, если они не послушаются его, действительно исполнит свою угрозу, — в этом она не сомневалась); а потом — зачем же и самой ей терять пятьсот
тысяч?
Ипполит. Ежели мне моя жизнь не мила, так разве от
тысячи рублей она мне приятней станет? Мне жить тошно, я вам докладывал; мне теперь, чтоб опять в настоящие
чувства прийти, меньше пятнадцати
тысяч взять никак невозможно потому мне надо будет себя всяческими манерами веселить.
— Какой пыл! какой восторг! какое благородство
чувств! — воскликнула Марья Александровна. — И вы могли, князь, вы могли губить себя, удаляясь от света? Я
тысячу раз буду это говорить! Я вне себя, когда вспомню об этой адской…
Тузенбах. Что ж? После нас будут летать на воздушных шарах, изменятся пиджаки, откроют, быть может, шестое
чувство и разовьют его, но жизнь останется все та же, жизнь трудная, полная тайн и счастливая. И через
тысячу лет человек будет так же вздыхать: «Ах, тяжко жить!» — вместе с тем точно так же, как теперь, он будет бояться и не хотеть смерти.
Юрий, выскакав на дорогу, ведущую в село Палицыно, приостановил усталую лошадь и поехал рысью;
тысячу предприятий и еще более опасений теснилось в уме его; но спасти Ольгу или по крайней мере погибнуть возле нее было первым
чувством, господствующею мыслию его; любовь, сначала очень обыкновенная, даже не заслуживавшая имя страсти, от нечаянного стечения обстоятельств возросла в его груди до необычайности: как в тени огромного дуба прячутся все окружающие его скромные кустарники, так все другие
чувства склонялись перед этой новой властью, исчезали в его потоке.
Вадим, сказал я, почувствовал сострадание к нищим, и становился, чтобы дать им что-нибудь; вынув несколько грошей, он каждому бросал по одному; они благодарили нараспев, давно затверженными словами и даже не подняв глаз, чтобы рассмотреть подателя милостыни… это равнодушие напомнило Вадиму, где он и с кем; он хотел идти далее; но костистая рука вдруг остановила его за плечо; — «постой, постой, кормилец!» пропищал хриплый женский голос сзади его, и рука нищенки всё крепче сжимала свою добычу; он обернулся — и отвратительное зрелище представилось его глазам: старушка, низенькая, сухая, с большим брюхом, так сказать, повисла на нем: ее засученные рукава обнажали две руки, похожие на грабли, и полусиний сарафан, составленный из
тысячи гадких лохмотьев, висел криво и косо на этом подвижном скелете; выражение ее лица поражало ум какой-то неизъяснимой низостью, какой-то гнилостью, свойственной мертвецам, долго стоявшим на воздухе; вздернутый нос, огромный рот, из которого вырывался голос резкий и странный, еще ничего не значили в сравнении с глазами нищенки! вообразите два серые кружка, прыгающие в узких щелях, обведенных красными каймами; ни ресниц, ни бровей!.. и при всем этом взгляд, тяготеющий на поверхности души; производящий во всех
чувствах болезненное сжимание!..
Прекрасное, трагическое, комическое — только три наиболее определенных элемента из
тысячи элементов, от которых зависит интерес жизни и перечислить которые значило бы перечислить все
чувства, все стремления, от которых может волноваться сердце человека.
И были всегда, везде
тысячи людей, вся жизнь которых была непрерывным рядом возвышенных
чувств и дел.
Нет человека, одаренного эстетическим
чувством, которому бы не встречались в действительности
тысячи лиц, явлений и предметов, казавшихся ему безукоризненно прекрасными.
В спальне, в чистилке, стояла скамейка, покрытая простыней. Войдя, он видел и не видел дядьку Балдея, державшего руки за спиной. Двое других дядек Четуха и Куняев — спустили с него панталоны, сели Буланину на ноги и на голову. Он услышал затхлый запах солдатских штанов. Было ужасное
чувство, самое ужасное в этом истязании ребенка, — это сознание неотвратимости, непреклонности чужой воли. Оно было в
тысячу раз страшнее, чем физическая боль…
Прерывающимся от внутреннего
чувства, но в то же время твердым голосом я сказал ему, что я могу без малейшего стеснения, совершенно свободно располагать двумя
тысячами рублей; что ему будет грех, если он хотя на одну минуту усумнится; что не он будет должен мне, а я ему; что помочь ему в затруднительном положении я считаю самою счастливою минутой моей жизни; что я имею право на это счастье по моей дружбе к нему; имею право даже на то, чтобы он взял эту помощь без малейшего смущения и не только без неприятного
чувства, но с удовольствием, которое чувствует человек, доставляя удовольствие другому человеку.
Потерпевшие ругались, как умели, и старались изобрести
тысячи самых ядовитых способов извести алеута. Как все очень рассерженные люди, они не только сами верили своим жестоким намерениям, но требовали непременно, чтобы и все другие разделяли их
чувства. Мы с Гаврилой Ивановичем сделались невольными жертвами этого озлобления и принуждены были выражать свое полное согласие.
Чувство мое заставило меня сделать это, потому что когда я возвратился в Петербург, то через два же месяца получил от Ольги Петровны письмо, где она умоляла меня достать и выслать к ней двести
тысяч франков, которыми она могла бы заплатить долги свои; а иначе ей угрожала опасность быть посаженной в тюрьму!..
Таким образом даже
чувство тщеславия при двадцати
тысячах дохода удовлетворяется очень немногим более того, как при десяти
тысячах; что же касается до удовольствий, которые можно назвать положительными, в них разница совершенно незаметна.
Не предчувствовал ли этот человек, что в недалеком будущем его нравственному
чувству придется испытать оскорбления в
тысячу раз горшие?
У многих
тысяч дрожало в душе
чувство, что в эту минуту они выходят из сада, быть может, уже круглыми нищими.
И теперь, пожимаясь от холода, студент думал о том, что точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре и что при них была точно такая же лютая бедность, голод, такие же дырявые соломенные крыши, невежество, тоска, такая же пустыня кругом, мрак,
чувство гнета — все эти ужасы были, есть и будут, и оттого, что пройдет еще
тысяча лет, жизнь не станет лучше.
Желтухин. Кто же уполномочивал тебя говорить с нею? Непрошеная сваха, баба! Ты мне все дело испортила! Она подумает, что я сам не умею говорить, и… и какое мещанство!
Тысячу раз говорил я, что все это надо оставить. Ничего кроме унижения и этих всяких намеков, низостей, подлостей… Старик, вероятно, догадался, что я люблю ее, и уж эксплоатирует мое
чувство! Хочет, чтобы я купил у него это имение.
Шум экипажей начинает казаться мне громом, в уличной вони различаю я
тысячи запахов, глаза мои в трактирных лампах и уличных фонарях видят ослепительные молнии. Мои пять
чувств напряжены и хватают через норму. Я начинаю видеть то, чего не видел ранее.
В Успенском соборе, куда сначала попал Теркин, обедня только что отошла. Ему следовало бы идти прямо к «Троице», с золоченым верхом. Он знал, что там, у южной стены, около иконостаса почивают мощи Сергия. Его удержало смутное
чувство неуверенности в себе самом: получит ли он там, у подножия позолоченной раки угодника, то, чего жаждала его душа, обретение детской веры, вот как во всех этих нищих, калеках, богомолках с котомками, стариках в отрепанных лаптях, пришедших сюда за
тысячи верст?
Начать с того, что переход от обстановки и неизбежных расходов редактора-издателя с бюджетом не в одну
тысячу рублей к"пайку"французского студента, то есть к двумстам пятидесяти франкам в месяц, не вызывал ни малейшего
чувства лишений и"умаления"жизни.
…А сегодня утром я прочел, это сражение продолжается, и снова овладела мною жуткая тревога и
чувство чего-то падающего в мозгу. Оно идет, оно близко — оно уже на пороге этих пустых и светлых комнат. Помни, помни же обо мне, моя милая девушка: я схожу с ума. Тридцать
тысяч убитых. Тридцать
тысяч убитых…
Берем оклад ординарного профессора — три
тысячи рублей — и проследим, как должны, в экономическом отношении, видоизменяться указанные
чувства его к людям, выше его поставленным».
В душе бывшего подручного самоубийцы предпринимателя играло в эту минуту проснувшееся
чувство живой приманки — большой, готовой, сулящей впереди осуществление его планов… Вот этот дом! Он отлично выстроен, тридцать
тысяч дает доходу; приобрести его каким-нибудь"особым"способом — больше ничего не нужно. В нем найдешь ты прочный грунт. Ты пойдешь дальше, но не замотаешься, как этот отставной поручик, кончивший самоубийством.