Неточные совпадения
К сожалению, летописцы не предвидели
страшного распространения этого зла в
будущем, а потому, не обращая должного внимания на происходившие перед ними факты, заносили их в свои тетрадки с прискорбною краткостью.
Он не подумал, что она чутьем знала это и, готовясь к этому
страшному труду, не упрекала себя в минутах беззаботности и счастия любви, которыми она пользовалась теперь, весело свивая свое
будущее гнездо.
Когда она думала о сыне и его
будущих отношениях к бросившей его отца матери, ей так становилось страшно за то, что она сделала, что она не рассуждала, а, как женщина, старалась только успокоить себя лживыми рассуждениями и словами, с тем чтобы всё оставалось по старому и чтобы можно было забыть про
страшный вопрос, что будет с сыном.
Ей наяву снилось, как царство ее рушилось и как на месте его легла мерзость запустения в близком
будущем. После, от нее самой, он узнал
страшный сон, ей снившийся.
За ваши планы говорит все: и оригинальность мысли, и чистота намерений, и полная возможность осуществления, но у этих планов есть
страшный недостаток, потому что здесь все зависит от одной личности и затем
будущее обеспечено только формой.
Если бы возможно было помыслить, лишь для пробы и для примера, что три эти вопроса
страшного духа бесследно утрачены в книгах и что их надо восстановить, вновь придумать и сочинить, чтоб внести опять в книги, и для этого собрать всех мудрецов земных — правителей, первосвященников, ученых, философов, поэтов — и задать им задачу: придумайте, сочините три вопроса, но такие, которые мало того, что соответствовали бы размеру события, но и выражали бы сверх того, в трех словах, в трех только фразах человеческих, всю
будущую историю мира и человечества, — то думаешь ли ты, что вся премудрость земли, вместе соединившаяся, могла бы придумать хоть что-нибудь подобное по силе и по глубине тем трем вопросам, которые действительно были предложены тебе тогда могучим и умным духом в пустыне?
«Может, — писал я тогда, — для него смерть — благо, жизнь ему сулила
страшные удары, у него не было выхода. Но страшно быть свидетелем такого спасения от
будущего. Он развился под моим влиянием, но слишком поспешно, его развитие мучило его своей неравномерностью».
Впрочем, она была опытной в подобных делах и нисколько не стеснялась, тем более что и
будущий свекор ничего
страшного не представлял своею особой.
У Тютчева было целое обоснованное теократическое учение, которое по грандиозности напоминает теократическое учение Вл. Соловьева. У многих русских поэтов было чувство, что Россия идет к катастрофам. Еще у Лермонтова, который выражал почти славянофильскую веру в
будущее России, было это чувство. У него есть
страшное стихотворение...
«Свое» — вот слово, заключающее в себе
страшную иронию, так как ни один из живших и живущих людей не может реально назвать это «
будущее» своим; ни один человек не войдет в это
будущее живым, войдут его истлевшие кости.
И самый
страшный ужас ждет человечество впереди, самое
страшное зло воплотится в
будущем, когда окончательно исчезнут первоначальные формы зла.
— Клеопаша всегда желала быть похороненною в их приходе рядом с своим мужем. «Если, говорит, мы несогласно жили с ним в жизни, то пусть хоть на
страшном суде явимся вместе перед богом!» — проговорила Катишь и, кажется, вряд ли не сама все это придумала, чтобы хоть этим немного помирить Клеопатру Петровну с ее мужем: она не только в здешней, но и в
будущей даже жизни желала устроивать счастье своих друзей.
И народ бежал встречу красному знамени, он что-то кричал, сливался с толпой и шел с нею обратно, и крики его гасли в звуках песни — той песни, которую дома пели тише других, — на улице она текла ровно, прямо, со
страшной силой. В ней звучало железное мужество, и, призывая людей в далекую дорогу к
будущему, она честно говорила о тяжестях пути. В ее большом спокойном пламени плавился темный шлак пережитого, тяжелый ком привычных чувств и сгорала в пепел проклятая боязнь нового…
И я вижу: пульсирует и переливается что-то в стеклянных соках «Интеграла»; я вижу: «Интеграл» мыслит о великом и
страшном своем
будущем, о тяжком грузе неизбежного счастья, которое он понесет туда вверх, вам, неведомым, вам, вечно ищущим и никогда не находящим.
Пройдут всего два месяца, и после храмового праздника училища, после дня святых великомучеников Георгия и царицы Александры, их же память празднуется двадцать третьего апреля, начнутся тяжелые
страшные экзамены, которые решат
будущую судьбу каждого «обер-офицера».
Вся Москва от мала до велика ревностно гордилась своими достопримечательными людьми: знаменитыми кулачными бойцами, огромными, как горы, протодиаконами, которые заставляли
страшными голосами своими дрожать все стекла и люстры Успенского собора, а женщин падать в обмороки, знаменитых клоунов, братьев Дуровых, антрепренера оперетки и скандалиста Лентовского, репортера и силача Гиляровского (дядю Гиляя), московского генерал-губернатора, князя Долгорукова, чьей вотчиной и удельным княжеством почти считала себя самостоятельная первопрестольная столица, Сергея Шмелева, устроителя народных гуляний, ледяных гор и фейерверков, и так без конца, удивительных пловцов, голубиных любителей, сверхъестественных обжор, прославленных юродивых и прорицателей
будущего, чудодейственных, всегда пьяных подпольных адвокатов, свои несравненные театры и цирки и только под конец спортсменов.
Все мечты о
будущем соединялись с образами Амалат-беков, черкешенок, гор, обрывов,
страшных потоков и опасностей.
Но
страшное однообразие убивает московские гулянья: как было в прошлом году, так в нынешнем и в
будущем; как тогда с вами встретился толстый купец в великолепном кафтане с чернозубой женой, увешанной всякими драгоценными каменьями, так и нынче непременно встретится — только кафтан постарше, борода побелее, зубы у жены почернее, — а все встретится; как тогда встретился хват с убийственными усами и в шутовском сюртуке, так и нынче встретится, несколько исхудалый; как тогда водили на гулянье подагрика, покрытого нюхательным табаком, так и нынче его поведут…
Во всех мечтах, во всех самопожертвованиях этого возраста, в его готовности любить, в его отсутствии эгоизма, в его преданности и самоотвержении — святая искренность; жизнь пришла к перелому, а занавесь
будущего еще не поднялась; за ней
страшные тайны, тайны привлекательные; сердце действительно страдает по чем-то неизвестном, и организм складывается в то же время, и нервная система раздражена, и слезы готовы беспрестанно литься.
Хоть бы на краешек, на одну линию поднялась завеса
будущего — и в изумлении, подобном окаменению страха, увидел бы юноша обреченный, что смерть не есть еще самое
страшное из всего
страшного, приуготовленного человеку.
— Не льстить пороку. Мы проклинаем порок только за глаза, а это похоже на кукиш в кармане. Я зоолог, или социолог, что одно и то же, ты — врач; общество нам верит; мы обязаны указывать ему на тот
страшный вред, каким угрожает ему и
будущим поколениям существование госпож вроде этой Надежды Ивановны.
— Да, да, вы очень несчастны! — вздохнула Марья Константиновна, едва удерживаясь, чтобы не заплакать. — И вас ожидает в
будущем страшное горе! Одинокая старость, болезни, а потом ответ на
Страшном судилище… Ужасно, ужасно! Теперь сама судьба протягивает вам руку помощи, а вы неразумно отстраняете ее. Венчайтесь, скорее венчайтесь!
Ехав домой, он предавался сладостным мечтаниям. Перспектива
будущей семейной жизни рисовалась пред ним в чудном свете; вот будет свадьба: какой это чудный и в то же время
страшный день! Какое нужно иметь присутствие духа и даже некоторое… а там, там будет лучше, там пойдет все ровнее, попривыкнешь к новому положению; тут-то вот и можно наслаждаться мирно, тихо. В это время Павел подъехал к крыльцу, и необходимость вылезть из дрожек остановила на несколько времени его мечтания.
Однако в этот вечер мы с Катей долго не засыпали и все говорили, не о нем, а о том, как проведем нынешнее лето, где и как будем жить зиму.
Страшный вопрос: зачем? — уже не представлялся мне. Мне казалось очень просто и ясно, что жить надо для того, чтобы быть счастливою, и в
будущем представлялось много счастия. Как будто вдруг наш старый, мрачный покровский дом наполнился жизнью и светом.
Помню, это была кучка лачуг, как и большинство станков — под отвесными скалами. Те, кто выбирали места для этих станков, мало заботились об удобствах
будущих обитателей. N-ский станок стоял на открытой каменной площадке, выступавшей к реке, которая в этом месте вьется по равнине, открытой прямо на север. Несколько верст далее станок мог бы укрыться за выступом горы. Здесь он стоял, ничем не прикрытый, как бы отданный в жертву
страшному северному ветру.
Страшные картины
будущего рисовались перед ним на темной гладкой воде, и среди бледных женских фигур он видел самого себя, малодушного, слабого, с виноватым лицом…
Профессор говорил еще долго, но я его уже не слушал. Сообщение его как бы столкнуло меня с неба, на которое меня вознесли мои тогдашние восторги перед успехами медицины. Я думал: «Наш профессор — европейски известный специалист, всеми признанный талант, тем не менее даже и он не гарантирован от таких
страшных ошибок. Что же ждет в
будущем меня, ординарнейшего, ничем не выдающегося человека?»
Толстой объясняет: «главная причина этого было то слово сын, которого она не могла выговорить. Когда она думала о сыне и его
будущих отношениях к бросившей его отца матери, ей так становилось страшно, что она старалась только успокоить себя лживыми рассуждениями и словами, с тем, чтобы все оставалось по-старому, и чтобы можно было забыть про
страшный вопрос, что будет с сыном».
Но веры в
будущее не было. Меня угнетала
страшная медленность писания; и даже напишешь уже — и опять перечеркиваешь, переделываешь. Иногда только во время писания вдруг какая-то победительная волна выносила тебя высоко вверх.
Увы, несчастный, он не мог даже догадаться о
страшной истине, которую ему суждено было узнать в близком
будущем, при исключительных обстоятельствах.
Хотя болезнь Григория Лукьяновича, как мы уже заметили, и не разрушила его планов, и враги его: архиепископ Пимен, печатник Иван Михайлович Висковатый, казначей Никита Фуников, Алексей Басманов и сын его Феодор, Афанасий Вяземский — последние трое бывшие любимцы государя — погибли вместе с другими
страшною смертию, обвиненные в сообщничестве с покойным князем Владимиром Андреевичем и в участии в измене Новгорода, но звезда Малюты за время его отсутствия сильно померкла: появился новый любимец — хитрый и умный Борис Годунов,
будущий венценосец.
Эту сплошную тучу перерезывают порой лучи света, лучи искреннего раскаяния в прошлом, лучи светлой надежды на
будущее, но мрак,
страшный мрак этого прошлого борется с этими проблесками света, и в этой борьбе, кажется, сгущается вокруг нее еще сильнее, еще тяжелей ложится на ее душу, давит ее, и со дня на день невыносимее становится жить ей, особенно, когда гнетущие воспоминания так ясно и рельефно восстают перед нею, как теперь…
Тяжелое и
страшное дело, порученное ему графом Свенторжецким, награда за которое было целое состояние, необходимое ему для
будущей полной отрады и утехи жизни с молодой женой, заставило его отсрочить исполнение задуманного им плана.
Будущему «великолепному князю Тавриды» приходилось в это время занимать неподходящие должности и делать
страшные скачки от одного дела к другому.
Княжна Людмила не заметила этого. Вскоре они расстались. Княжна пошла к матери, сидевшей на террасе в радужных думах о
будущем ее дочери, а Таня пошла чистить снятое с княжны платье. С особенною злобою выколачивала она пыль из подола платья княжны. В этом самом платье он видел ее, говорил с ней и, по ее словам, увлекся ею. Ревность,
страшная, беспредметная ревность клокотала в груди молодой девушки.
Мысль о
будущем была для нее как
страшный сон, в котором снятся собственные похороны.
— Это что-то
страшное по своему цинизму. Вроде проституции. Мне теперь странно, как может идти на это женщина. Так же не могу это представить, как не могу себе представить, чтоб за деньги отдавать себя. Это всю душу может изломать, — все, что там со мною делали. На губы навсегда от этого должна лечь складка разврата, а в глазах застынут страдание и цинизм. Легальная бойня
будущих людей. Не могу об этом больше думать.