Неточные совпадения
Она теперь ясно сознавала зарождение в себе нового чувства
любви к будущему, отчасти для нее уже настоящему ребенку и с наслаждением прислушивалась к этому чувству. Он теперь уже не был вполне частью ее, а иногда жил и своею независимою от нее жизнью. Часто ей бывало больно от этого, но вместе с тем хотелось смеяться от
странной новой радости.
Моя
любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил: я любил для себя, для собственного удовольствия; я только удовлетворял
странную потребность сердца, с жадностью поглощая их чувства, их нежность, их радости и страданья — и никогда не мог насытиться.
Нельзя сказать наверно, точно ли пробудилось в нашем герое чувство
любви, — даже сомнительно, чтобы господа такого рода, то есть не так чтобы толстые, однако ж и не то чтобы тонкие, способны были к
любви; но при всем том здесь было что-то такое
странное, что-то в таком роде, чего он сам не мог себе объяснить: ему показалось, как сам он потом сознавался, что весь бал, со всем своим говором и шумом, стал на несколько минут как будто где-то вдали; скрыпки и трубы нарезывали где-то за горами, и все подернулось туманом, похожим на небрежно замалеванное поле на картине.
Он оставляет раут тесный,
Домой задумчив едет он;
Мечтой то грустной, то прелестной
Его встревожен поздний сон.
Проснулся он; ему приносят
Письмо: князь N покорно просит
Его на вечер. «Боже! к ней!..
О, буду, буду!» и скорей
Марает он ответ учтивый.
Что с ним? в каком он
странном сне!
Что шевельнулось в глубине
Души холодной и ленивой?
Досада? суетность? иль вновь
Забота юности —
любовь?
Оба сидели рядом, грустные и убитые, как бы после бури выброшенные на пустой берег одни. Он смотрел на Соню и чувствовал, как много на нем было ее
любви, и странно, ему стало вдруг тяжело и больно, что его так любят. Да, это было
странное и ужасное ощущение! Идя к Соне, он чувствовал, что в ней вся его надежда и весь исход; он думал сложить хоть часть своих мук, и вдруг теперь, когда все сердце ее обратилось к нему, он вдруг почувствовал и сознал, что он стал беспримерно несчастнее, чем был прежде.
И вдруг
странное, неожиданное ощущение какой-то едкой ненависти к Соне прошло по его сердцу. Как бы удивясь и испугавшись сам этого ощущения, он вдруг поднял голову и пристально поглядел на нее; но он встретил на себе беспокойный и до муки заботливый взгляд ее; тут была
любовь; ненависть его исчезла, как призрак. Это было не то; он принял одно чувство за другое. Это только значило, что та минута пришла.
Неужели барственный Григорович, картежный игрок Некрасов, Златовратский и другие действительно обладали каким-то
странным чувством, которое казалось им
любовью к народу?
Да, не
любви ее,
странной и жуткой, искал он, а — дружбы.
—
Странная просьба, брат, дать горячку! Я не верю страсти — что такое страсть? Счастье, говорят, в глубокой, сильной
любви…
Имя сестры начинало теснить меня, теперь мне недостаточно было дружбы, это тихое чувство казалось холодным.
Любовь ее видна из каждой строки ее писем, но мне уж и этого мало, мне нужно не только
любовь, но и самое слово, и вот я пишу: «Я сделаю тебе
странный вопрос: веришь ли ты, что чувство, которое ты имеешь ко мне, — одна дружба? Веришь ли ты, что чувство, которое я имею к тебе, — одна дружба?Я не верю».
Да, мы были противниками их, но очень
странными. У нас была одна
любовь, но не одинакая.
Мне всегда казалось
странным, когда люди говорят о радостях
любви.
Они расстались. Евгений Павлович ушел с убеждениями
странными: и, по его мнению, выходило, что князь несколько не в своем уме. И что такое значит это лицо, которого он боится и которое так любит! И в то же время ведь он действительно, может быть, умрет без Аглаи, так что, может быть, Аглая никогда и не узнает, что он ее до такой степени любит! Ха-ха! И как это любить двух? Двумя разными
любвями какими-нибудь? Это интересно… бедный идиот! И что с ним будет теперь?
Рассказывали, хотя слухи были и не совершенно точные, что Гавриле Ардалионовичу и тут ужасно не посчастливилось; что, улучив время, когда Варвара Ардалионовна бегала к Лизавете Прокофьевне, он, наедине с Аглаей, вздумал было заговорить о
любви своей; что, слушая его, Аглая, несмотря на всю свою тоску и слезы, вдруг расхохоталась и вдруг предложила ему
странный вопрос: сожжет ли он, в доказательство своей
любви, свой палец сейчас же на свечке?
—
Странная ты девушка, Тамара. Вот гляжу я на тебя и удивляюсь. Ну, я понимаю, что эти дуры, вроде Соньки,
любовь крутят. На то они и дуры. А ведь ты, кажется, во всех золах печена, во всех щелоках стирана, а тоже позволяешь себе этакие глупости. Зачем ты эту рубашку вышиваешь?
Она была совершенный ребенок, но какой-то
странный, убежденныйребенок, с твердыми правилами и с страстной, врожденной
любовью к добру и к справедливости.
Она судорожно сжимала мои колени своими руками. Все чувство ее, сдерживаемое столько времени, вдруг разом вырвалось наружу в неудержимом порыве, и мне стало понятно это
странное упорство сердца, целомудренно таящего себя до времени и тем упорнее, тем суровее, чем сильнее потребность излить себя, высказаться, и все это до того неизбежного порыва, когда все существо вдруг до самозабвения отдается этой потребности
любви, благодарности, ласкам, слезам…
На улицах быстро темнело. По шоссе бегали с визгом еврейские ребятишки. Где-то на завалинках у ворот, у калиток, в садах звенел женский смех, звенел непрерывно и возбужденно, с какой-то горячей, животной, радостной дрожью, как звенит он только ранней весной. И вместе с тихой, задумчивой грустью в душе Ромашова рождались
странные, смутные воспоминания и сожаления о никогда не бывшем счастье и о прошлых, еще более прекрасных вёснах, а в сердце шевелилось неясное и сладкое предчувствие грядущей
любви…
После того, что сейчас высказано мною по поводу сквернословия, может показаться
странною эта ссылка на
любовь к родине, но в действительности она не подлежит сомнению.
— Молюсь! — отвечал Калинович со вздохом. — Какое
странное, однако, наше свидание, — продолжал он, взмахнув глаза на Настеньку, — вместо того чтоб говорить слова
любви и нежности, мы толкуем бог знает о чем… Такие ли мы были прежде?
Еще одно его смущало, его сердило: он с
любовью, с умилением, с благодарным восторгом думал о Джемме, о жизни с нею вдвоем, о счастии, которое его ожидало в будущем, — и между тем эта
странная женщина, эта госпожа Полозова неотступно носилась… нет! не носилась — торчала… так именно, с особым злорадством выразился Санин — торчала перед его глазами, — и не мог он отделаться от ее образа, не мог не слышать ее голоса, не вспоминать ее речей, не мог не ощущать даже того особенного запаха, тонкого, свежего и пронзительного, как запах желтых лилий, которым веяло от ее одежд.
И все собирались и хохотали, а Кусака вертелась, кувыркалась и падала, и никто не видел в ее глазах
странной мольбы. И как прежде на собаку кричали и улюлюкали, чтобы видеть ее отчаянный страх, так теперь нарочно ласкали ее, чтобы вызвать в ней прилив
любви, бесконечно смешной в своих неуклюжих и нелепых проявлениях. Не проходило часа, чтобы кто-нибудь из подростков или детей не кричал...
Другое отношение — это отношение трагическое, людей, утверждающих, что противоречие стремления и
любви к миру людей и необходимости войны ужасно, но что такова судьба человека. Люди эти большею частью чуткие, даровитые люди, видят и понимают весь ужас и всю неразумность и жестокость войны, но по какому-то
странному повороту мысли не видят и не ищут никакого выхода из этого положения, а, как бы расчесывая свою рану, любуются отчаянностью положения человечества.
И
странное дело, откуда вдруг взялась у нее такая
любовь и признательность к своему двоюродному брату, какой она вовсе не чувствовала до замужства и еще менее, казалось, могла почувствовать после своей свадьбы?
И вдруг на него нашло такое
странное чувство беспричинного счастия и
любви ко всему, что он, по старой детской привычке, стал креститься и благодарить кого-то.
—
Странный вопрос! Ну, да как для чего, я не знаю, для чего; ну, жить, все же лучше жить, нежели умереть; всякое животное имеет
любовь к жизни.
Что же засим? — герой этой, долго утолявшей читателя повести умер, и умер, как жил, среди
странных неожиданностей русской жизни, так незаслуженно несущей покор в однообразии, — пора кончить и самую повесть с пожеланием всем ее прочитавшим — силы, терпения и
любви к родине, с полным упованием, что пусть, по пословице «велика растет чужая земля своей похвальбой, а наша крепка станет своею хайкою».
Но Феня сердцем чувствовала эту
любовь и ценила своего молчаливого, немножко
странного отца.
Ты
странный человек!.. когда красноречиво
Ты про
любовь свою рассказываешь мне,
И голова твоя в огне,
И мысль твоя в глазах сияет живо,
Тогда всему я верю без труда;
Но часто…
И я покинул всё, с того мгновенья,
Всё: женщин и
любовь, блаженство юных лет,
Мечтанья нежные и сладкие волненья,
И в свете мне открылся новый свет,
Мир новых,
странных ощущений,
Мир обществом отверженных людей,
Самолюбивых дум и ледяных страстей
И увлекательных мучений.
Клянется в
любви, говорит пошлые фразы, желая придать своему лицу страстное выражение, делает какие-то
странные, кислые улыбки.
—
Странный ты! — удивленно взглянув на него, сказала
Любовь. — Разве не видишь?
Была уже совсем поздняя ночь. Луна светила во все окна, и Анне Михайловне не хотелось остаться ни в одной из трех комнат. Тут она лелеяла красавицу Дору и завивала ее локоны; тут он, со слезами в голосе, рассказывал ей о своей тоске, о сухом одиночестве; а тут… Сколько над собою выказано силы, сколько уважения к ней? Сколько времени чистый поток этой
любви не мутился страстью, и… и зачем это он не мутился? Зачем он не замутился… И какой он…
странный человек, право!..
Барон, молча поклонившись княгине и Петицкой, устремил на первую из них грустный взгляд: он уже слышал о
странном выборе ею предмета
любви и в душе крайне удивлялся тому.
— Это еще
страннее и глупее! — продолжала Елена, все более и более краснея в лице. — Впрочем, виновата: вы сами когда-то от
любви сходили с ума!
Анна Юрьевна вовсе не считала
любовь чем-нибудь нехорошим или преступным, но все-таки этот заезд к ней кузена со своей любовницей, которая была подчиненною Анны Юрьевны, показался ей несколько
странным и не совсем приличным с его стороны, и потому, как она ни старалась скрыть это чувство, но оно выразилось в ее голосе и во всех манерах ее.
При первом взгляде на его вздернутый кверху нос, черные густые усы и живые, исполненные ума и веселости глаза Рославлев узнал в нем, несмотря на
странный полуказачий и полукрестьянской наряд, старинного своего знакомца, который в мирное время — певец
любви, вина и славы — обворожал друзей своей любезностию и добродушием; а в военное, как ангел-истребитель, являлся с своими крылатыми полками, как молния, губил и исчезал среди врагов, изумленных его отвагою; но и посреди беспрерывных тревог войны, подобно древнему скальду, он не оставлял своей златострунной цевницы...
Нет, это нельзя назвать лицом, и это не слезы — то, что с
любовью и
странным удовольствием размазывает Тимошка по скуластым щекам своим.
Я задумывался над несправедливостью людей, осуждавших меня за то, что я пегий, я задумывался о непостоянстве материнской и вообще женской
любви и зависимости ее от физических условий, и главное я задумывался над свойствами той
странной породы животных, с которыми мы так тесно связаны и которых мы называем людьми — теми свойствами, из которых вытекала особенность моего положения на заводе, которую я чувствовал, но не мог понять.
И этот
странный, прадедовский дом, в котором жила она столько времени уединенно и грустно, с старым, угрюмым мужем, вечно молчаливым и желчным, пугавшим их, робких, как детей, уныло и боязливо таивших друг от друга
любовь свою?
Стояли светлые, теплые, лунные ночи — сладкие ночи
любви! На ложе из тигровых шкур лежала обнаженная Суламифь, и царь, сидя на полу у ее ног, наполнял свой изумрудный кубок золотистым вином из Мареотиса, и пил за здоровье своей возлюбленной, веселясь всем сердцем, и рассказывал он ей мудрые древние
странные сказания. И рука Суламифи покоилась на его голове, гладила его волнистые черные волосы.
Некоторое время, давно уж, месяца два назад, я стал замечать, что она хочет сделать меня своим другом, поверенным и даже отчасти уж и пробует. Но это почему-то не пошло у нас тогда в ход; вот взамен того и остались
странные теперешние отношения; оттого-то и стал я так говорить с нею. Но, если ей противна моя
любовь, зачем прямо не запретить мне говорить о ней?
Варвара Александровна тотчас же решилась ехать к старухе Ступицыной и, вызвав Мари, обеим им рассказать о низких поступках Хозарова. Нетерпение ее было чрезвычайно сильно: не дожидаясь своего экипажа, она отправилась на извозчике, и даже без человека, а потом вошла без доклада.
Странная и совершенно неожиданная для нее сцена представилась ее глазам: Мари сидела рядом с офицером, и в самую минуту входа Варвары Александровны уста молодых людей слились в первый поцелуй преступной
любви.
Драпировка над окнами была в китайском вкусе, а вечером, или когда солнце ударяло в стеклы, опускались пунцовые шторы, — противуположность резкая с цветом горницы, но показывающая какую-то
любовь к
странному, оригинальному.
Еще более
странною представляется нам ошибка, какую делают добрые люди, толкуя о третьем элементе их цивилизации, — о
любви к общему благу, независимо от знаний и умственного развития народа.
Любовь к животным была тоже выдающейся чертой этого
странного человека.
Опять ночь, опять луна и опять
странная, неизъяснимая для меня смесь очарования
любви и мучений ущемленного самолюбия. Не игрушка ли… Чьи-то шаги под окном…
После этого смотра прошлому в душе Орловой родилось
странное чувство к мужу, — она всё так же любила его, как и раньше, — слепой
любовью самки, но ей стало казаться, как будто Григорий — должник её. Порой она, говоря с ним, принимала тон покровительственный, ибо он часто возбуждал в ней жалость своими беспокойными речами. Но всё-таки иногда её охватывало сомнение в возможности тихой и мирной жизни с мужем, хотя она верила, что Григорий остепенится и погаснет в нём его тоска.
Между прочим, я имел неосторожность сказать, что меня удивляет
странный выбор пиесы для сегодняшнего спектакля и что, кажется, нетрудно было бы найти другую, с содержанием более серьезным, написанную человеческим языком, в которой образованный и храбрый капитан не влюблялся бы с первого взгляда в дочь старосты, не бросался бы перед ней на колени и не объяснялся в
любви языком аркадского пастушка.
Клеопатра Сергеевна.
Странные рассуждения! По
любви твоей ко мне, я думаю, что если что-нибудь знаешь про мужа, так должна была бы не обиняками, а прямо и откровенно мне все сказать, — вот как бы я поступила в отношении тебя…