Неточные совпадения
Дело дошло наконец до того, что Евдоксия, вся красная от выпитого вина и стуча плоскими ногтями по клавишам расстроенного фортепьяно, принялась петь сиплым
голосом сперва цыганские песни, потом романс Сеймур-Шиффа «Дремлет
сонная Гранада», а Ситников повязал голову шарфом и представлял замиравшего любовника при словах...
Через два часа Клим Самгин сидел на скамье в парке санатории, пред ним в кресле на колесах развалился Варавка, вздувшийся, как огромный пузырь, синее лицо его, похожее на созревший нарыв, лоснилось, медвежьи глаза смотрели тускло, и было в них что-то
сонное, тупое. Ветер поднимал дыбом поредевшие волосы на его голове, перебирал пряди седой бороды, борода лежала на животе, который поднялся уже к подбородку его. Задыхаясь, свистящим
голосом он понукал Самгина...
И с самим человеком творилось столько непонятного: живет-живет человек долго и хорошо — ничего, да вдруг заговорит такое непутное, или учнет кричать не своим
голосом, или бродить
сонный по ночам; другого, ни с того ни с сего, начнет коробить и бить оземь. А перед тем как сделаться этому, только что курица прокричала петухом да ворон прокаркал над крышей.
Слышу, деточки,
голоса ваши веселые, слышу шаги ваши на родных отчих могилках в родительский день; живите пока на солнышке, радуйтесь, а я за вас Бога помолю, в
сонном видении к вам сойду… все равно и по смерти любовь!..
Но через четыре дня было уже очевидно для нее, что больной почти перестал быть больным, улики ее скептицизму были слишком ясны: в этот вечер они втроем играли в карты, Лопухов уже полулежал, а не лежал, и говорил очень хорошим
голосом. Кирсанов мог прекратить свои
сонные дежурства и объявил об этом.
Но оно и не прошло так: на минуту все, даже
сонные и забитые, отпрянули, испугавшись зловещего
голоса. Все были изумлены, большинство оскорблено, человек десять громко и горячо рукоплескали автору. Толки в гостиных предупредили меры правительства, накликали их. Немецкого происхождения русский патриот Вигель (известный не с лицевой стороны по эпиграмме Пушкина) пустил дело в ход.
Райнеру видится его дед, стоящий у столба над выкопанной могилой. «Смотри, там Рютли», — говорит он ребенку, заслоняя с одной стороны его детские глаза. «Я не люблю много слов. Пусть Вильгельм будет похож сам на себя», — звучит ему отцовский
голос. «Что я сделаю, чтоб походить самому на себя? — спрашивает
сонный юноша. — Они сделали уже все, что им нужно было сделать для этих гор».
Лихонин смутился. Таким странным ему показалось вмешательство этой молчаливой, как будто
сонной девушки. Конечно, он не сообразил того, что в ней говорила инстинктивная, бессознательная жалость к человеку, который недоспал, или, может быть, профессиональное уважение к чужому сну. Но удивление было только мгновенное. Ему стало почему-то обидно. Он поднял свесившуюся до полу руку лежащего, между пальцами которой так и осталась потухшая папироса, и, крепко встряхнув ее, сказал серьезным, почти строгим
голосом...
Наконец пятое лицо — местный околоточный надзиратель Кербеш. Это атлетический человек; он лысоват, у него рыжая борода веером, ярко-синие
сонные глаза и тонкий, слегка хриплый, приятный
голос. Всем известно, что он раньше служил по сыскной части и был грозою жуликов благодаря своей страшной физической силе и жестокости при допросах.
Старик и мальчик легли рядом на траве, подмостив под головы свои старые пиджаки. Над их головами шумела темная листва корявых, раскидистых дубов. Сквозь нее синело чистое голубое небо. Ручей, сбегавший с камня на камень, журчал так однообразно и так вкрадчиво, точно завораживал кого-то своим усыпительным лепетом. Дедушка некоторое время ворочался, кряхтел и говорил что-то, но Сергею казалось, что
голос его звучит из какой-то мягкой и
сонной дали, а слова были непонятны, как в сказке.
В этом
голосе было столько повелительного, что бедный фараон мгновенно вскочил на ноги, стряхнул с глаз
сонную истому и сразу увидел, что кричал старший юнкер Тучабский.
Со своего места он видел всех, все они были моложе его, все казались странными и несколько смешными. Длинный Цветаев, выставив вперёд острые колени, качал носом, точно
сонная ворона в жаркий день, и глухо, сорванным, как у пьяного дьячка,
голосом, с неожиданными взвизгиваниями говорил...
Приведите их в таинственную сень и прохладу дремучего леса, на равнину необозримой степи, покрытой тучною, высокою травою; поставьте их в тихую, жаркую летнюю ночь на берег реки, сверкающей в тишине ночного мрака, или на берег
сонного озера, обросшего камышами; окружите их благовонием цветов и трав, прохладным дыханием вод и лесов, неумолкающими
голосами ночных птиц и насекомых, всею жизнию творения: для них тут нет красот природы, они не поймут ничего!
Долинский задыхался, а светляки перед ним все мелькали, и зеленые майки качались на гнутких стеблях травы и наполняли своим удушливым запахом неподвижный воздух, а трава все растет, растет, и уж Долинскому и нечем дышать, и негде повернуться. От страшной, жгучей боли в груди он болезненно вскрикнул, но
голос его беззвучно замер в
сонном воздухе пустыни, и только переросшая траву задумчивая пальма тихо покачала ему своей печальной головкой.
Голос у нее не резкий, как у Веры Сергеевны, а какой-то гулкий, круглозвучный, словно запоздалая цапля тяжело машет крыльями, пролетая темной ночью над
сонным болотом.
В эту ночь, последнюю перед началом действия, долго гуляли, как новобранцы, и веселились лесные братья. Потом заснули у костра, и наступила в становище тишина и
сонный покой, и громче зашумел ручей, дымясь и холодея в ожидании солнца. Но Колесников и Саша долго не могли заснуть, взволнованные вечером, и тихо беседовали в темноте шалашика; так странно было лежать рядом и совсем близко слышать
голоса — казалось обоим, что не говорят обычно, а словно в душу заглядывают друг к другу.
Все разбрелись куда попало, и на месте остались только Кирилин, Ачмианов и Никодим Александрыч. Кербалай принес стулья, разостлал на земле ковер и поставил несколько бутылок вина. Пристав Кирилин, высокий, видный мужчина, во всякую погоду носивший сверх кителя шинель, своею горделивою осанкою, важной походкой и густым, несколько хриплым
голосом напоминал провинциальных полицеймейстеров из молодых. Выражение у него было грустное и
сонное, как будто его только что разбудили против его желания.
Теперь оставим пирующую и
сонную ватагу казаков и перенесемся в знакомую нам деревеньку, в избу бедной солдатки; дело подходило к рассвету, луна спокойно озаряла соломенные кровли дворов, и всё казалось погруженным в глубокий мирный сон; только в избе солдатки светилась тусклая лучина и по временам раздавался резкий грубый
голос солдатки, коему отвечал другой, черезвычайно жалобный и плаксивый — и это покажется черезвычайно обыкновенным, когда я скажу, что солдатка била своего сына!
Сонный шум волн гудел угрюмо и был страшен. Вот гавань… За ее гранитной стеной слышались людские
голоса, плеск воды, песня и тонкие свистки.
— Проиграл. Ну, что тебе? — пробормотал Ильин
сонным, равнодушно-недовольным
голосом, не переменяя положения.
В ущельях гор его
голос будил сердитое эхо, а по утрам на озере, когда ловили рыбу, он кругло перекатывался по
сонной и блестящей воде и заставлял улыбаться первые робкие солнечные лучи.
До слуха его ещё долетали дрожащие, жалкие ноты дедова
голоса, плутавшие в
сонном и знойном воздухе над станицей. Кругом было всё так тихо, точно ночью. Лёнька подошёл к плетню и сел в тени от свесившихся через него на улицу ветвей вишни. Где-то гулко жужжала пчела…
Но тишина была полная: ни
голосов, ни шума шагов, ни покашливания — ничего не было слышно. Не желая пугать приближающихся ко мне людей, я умышленно громко кашлянул, затем стал напевать какую-то мелодию, потом снова прислушался. Абсолютная тишина наполняла
сонный воздух. Тогда я оглянулся и спросил: кто идет? Мне никто не ответил. И вдруг я увидел, что фонарь двигается не по тропе, а в стороне, влево от меня кустарниковой зарослью.
— Эй, вы, сони! — повысил он
голос, обращаясь по адресу остальных спящих товарищей, — продерите глаза, не видите, разве? Я поймал шпиона… Просыпайтесь живее,
сонные кроты!
— Роза! Роза! Проснитесь! — закричала не своим
голосом Тася. — Она отрезала вам волосы! Она отрезала вам косу! — теребя
сонную девочку лепетала она в страхе.
Это самые те небесные
голоса, те гусли-самогуды, которые в
сонных видениях ее детства так сладко пели над сердцем ее.
Минуты через три послышались за дверью шаги и отмыкание дверного крюка, а потом хмурый и
сонный женский
голос...
—
Сонное… Вижу это я, кругом меня люди лежат, умирают, стон стоймя стоит, кругом родные убиваются… А
голос мне неведомый шепчет строго на ухо: «Это все от твоих снадобий…» Три ночи мучил меня все тот же сон.
Я, признаюсь вам, с детства страшный враг
сонного храпа, и где в комнате хоть один храпливый человек есть, я уже мученик и ни за что уснуть не могу; а так как у нас, в семинарии и академии, разумеется, было много храпунов, и я их поневоле много и прилежно слушивал, то, не в смех вам сказать, я вывел себе о храпе свои наблюдения: по храпу, уверяю вас, все равно как по
голосу и по походке, можно судить о темпераменте и о характере человека.