Неточные совпадения
На другой день по своем приезде князь в своем длинном пальто, со своими
русскими морщинами и одутловатыми щеками, подпертыми крахмаленными воротничками, в самом веселом расположении
духа пошел с дочерью на воды.
Русский возница имеет доброе чутье вместо глаз; от этого случается, что он, зажмуря глаза, качает иногда во весь
дух и всегда куда-нибудь да приезжает.
Только и успел сказать бедняк: «Пусть же пропадут все враги и ликует вечные веки
Русская земля!» И там же испустил
дух свой.
А уж упал с воза Бовдюг. Прямо под самое сердце пришлась ему пуля, но собрал старый весь
дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века
Русская земля!» И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам, как умеют биться на
Русской земле и, еще лучше того, как умеют умирать в ней за святую веру.
Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский
дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка
русской природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: «Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
— «Западный буржуа беднее
русского интеллигента нравственными идеями, но зато его идеи во многом превышают его эмоциональный строй, а главное — он живет сравнительно цельной духовной жизнью». Ну, это уже какая-то поповщинка! «Свойства
русского национального
духа указуют на то, что мы призваны творить в области религиозной философии». Вот те раз! Это уже — слепота. Должно быть, Бердяев придумал.
— «
Русская интеллигенция не любит богатства». Ух ты! Слыхал? А может, не любит, как лиса виноград? «Она не ценит, прежде всего, богатства духовного, культуры, той идеальной силы и творческой деятельности человеческого
духа, которая влечет его к овладению миром и очеловечению человека, к обогащению своей жизни ценностями науки, искусства, религии…» Ага, религия? — «и морали». — Ну, конечно, и морали. Для укрощения строптивых. Ах, черти…
— У нас развивается опасная болезнь, которую я назвал бы гипертрофией критического отношения к действительности. Трансплантация политических идей Запада на
русскую почву — необходима, это бесспорно. Но мы не должны упускать из виду огромное значение некоторых особенностей национального
духа и быта.
Толпились перед ним, точно живые, тени других великих страдалиц:
русских цариц, менявших по воле мужей свой сан на сан инокинь и хранивших и в келье
дух и силу; других цариц, в роковые минуты стоявших во главе царства и спасавших его…
Пришла в голову Райскому другая царица скорби, великая
русская Марфа, скованная, истерзанная московскими орлами, но сохранившая в тюрьме свое величие и могущество скорби по погибшей славе Новгорода, покорная телом, но не
духом, и умирающая все посадницей, все противницей Москвы и как будто распорядительницей судеб вольного города.
— Мне не нравится в славянофильстве учение о национальной исключительности, — заметил Привалов. —
Русский человек, как мне кажется, по своей славянской природе, чужд такого
духа, а наоборот, он всегда страдал излишней наклонностью к сближению с другими народами и к слепому подражанию чужим обычаям… Да это и понятно, если взять нашу историю, которая есть длинный путь ассимиляции десятков других народностей. Навязывать народу то, чего у него нет, — и бесцельно и несправедливо.
Она может плениться идеалами мирового господства не
русского по
духу, чуждого славянской расе.
И Катков, идеолог национализма, был западником, никогда не был выразителем
русского народного
духа.
Проблема «
духа и машины» имеет огромное значение для
русского сознания, она предстоит перед Россией, как проблема ее будущего.
Наиболее положительные черты
русского человека, обнаружившиеся в революции и войне, необыкновенная жертвенность, выносливость к страданию,
дух коммюнотарности — есть черты христианские, выработанные христианством в
русском народе, т. е. прошлым.
Русский человек с большой легкостью
духа преодолевает всякую буржуазность, уходит от всякого быта, от всякой нормированной жизни.
И если
русский империализм не будет выражением этого
русского народного
духа, то он начнет разлагаться и приведет к распадению России.
Некоторые славянофильствующие и в наши горестные дни думают, что если мы,
русские, станем активными в отношении к государству и культуре, овладевающими и упорядочивающими, если начнем из глубины своего
духа создавать новую, свободную общественность и необходимые нам материальные орудия, если вступим на путь технического развития, то во всем будем подобными немцам и потеряем нашу самобытность.
Эта пассивная, рецептивная, женственная апокалиптичность
русской души должна быть соединена с мужественным, активным, творческим
духом.
Всечеловеческий и щедрый
дух русского народа победит
дух провинциальной исключительности и самоутверждения.
Истинный
русский мессианизм предполагает освобождение религиозной жизни, жизни
духа от исключительной закрепощенности у начал национальных и государственных, от всякой прикованности к материальному быту.
Достоевский прямо провозгласил, что
русский человек — всечеловек, что
дух России — вселенский
дух, и миссию России он понимал не так, как ее понимают националисты.
В мировой борьбе народов
русский народ должен иметь свою идею, должен вносить в нее свой закал
духа.
То же есть и в
русском сектантстве, в мистической народной жажде, в этом исступленном желании, чтобы «накатил
Дух».
Русское национальное самосознание должно полностью вместить в себя эту антиномию:
русский народ по
духу своему и по призванию своему сверхгосударственный и сверхнациональный народ, по идее своей не любящий «мира» и того, что в «мире», но ему дано могущественнейшее национальное государство для того, чтобы жертва его и отречение были вольными, были от силы, а не от бессилия.
У
русских есть открытость
духа.
Смысл этот может быть лишь в выковывании мужественного, активного
духа в
русском народе, в выходе из женственной пассивности.
Для
русского мессианизма нужен мужественный
дух, без него опять и опять будет провал в эту пленительную и затягивающую первородную стихию
русской земли, которая ждет своего просветления и оформления.
Русский народ победит германизм, и
дух его займет великодержавное положение в мире, лишь победив в себе «розановщину».
Мы должны сознать, что
русский мессианизм не может быть претензией и самоутверждением, он может быть лишь жертвенным горением
духа, лишь великим духовным порывом к новой жизни для всего мира.
Нам,
русским, необходимо духовное воодушевление на почве осознания великих исторических задач, борьба за повышение ценности нашего бытия в мире, за наш
дух, а не на почве того сознания, что немцы злодеи и безнравственны, а мы всегда правы и нравственно выше всех.
Русский народ не дерзает даже думать, что святым можно подражать, что святость есть внутренний путь
духа, — это было бы слишком мужественно-дерзновенно.
Наше народничество — явление характерно-русское, незнакомое Западной Европе, — есть явление безгосударственного
духа.
Апокалиптическая настроенность глубоко отличает
русскую мистику от мистики германской, которая есть лишь погружение в глубину
духа и которая никогда не была устремлением к Божьему граду, к концу, к преображению мира.
Вырождается и приходит к концу какое-то темное начало в
русской стихии, которая вечно грозила погромом ценностей, угашением
духа.
Мужественный
дух потенциально заключен в России пророческой, в
русском странничестве и
русском искании правды.
Но необходимо понять, что исконный
русский коллективизм есть лишь преходящее явление первоначальной стадии натуральной эволюции, а не вечное явление
духа.
Сверхнационализм, универсализм — такое же существенное свойство
русского национального
духа, как и безгосударственность, анархизм.
Такие великие явления мировой культуры, как греческая трагедия или культурный ренессанс, как германская культура XIX в. или
русская литература XIX в., совсем не были порождениями изолированного индивидуума и самоуслаждением творцов, они были явлением свободного творческого
духа.
Россия тогда лишь будет на высоте мировых империалистических задач, когда преодолеет свою старую националистическую политику, в сущности не согласную с
духом русского народа, и вступит на новый путь.
Славянофилы хотели оставить
русскому народу свободу религиозной совести, свободу думы, свободу
духа, а всю остальную жизнь отдать во власть силы, неограниченно управляющей
русским народом.
Величайшие
русские гении боялись этой ответственности личного
духа и с вершины духовной падали вниз, припадали к земле, искали спасения в стихийной народной мудрости.
Но в глубине
русского народа есть живой
дух, скрыты великие возможности.
Человек иного, не интеллигентского
духа — национальный гений Лев Толстой — был поистине
русским в своей религиозной жажде преодолеть всякую национальную ограниченность, всякую тяжесть национальной плоти.
Русский мессианизм опирается прежде всего на
русское странничество, скитальчество и искание, на
русскую мятежность и неутолимость
духа, на Россию пророческую, на
русских — града своего не имеющих, града грядущего взыскующих.
Сама любовь
русского человека к родной земле принимала форму, препятствующую развитию мужественного личного
духа.
Недра
русской жизни не где-либо, а везде, везде можно открыть глубину народного
духа.
В
русском народе поистине есть свобода
духа, которая дается лишь тому, кто не слишком поглощен жаждой земной прибыли и земного благоустройства.
Дух России не может еще диктовать народам тех условий, которые может диктовать
русская дипломатия.
Вселенский
дух Христов, мужественный вселенский логос пленен женственной национальной стихией,
русской землей в ее языческой первородности.