Неточные совпадения
Дух России не может еще диктовать народам тех условий, которые может диктовать
русская дипломатия.
Наше народничество — явление характерно-русское, незнакомое Западной Европе, — есть явление безгосударственного
духа.
И как ни поверхностны, как ни банальны были космополитические доктрины интеллигенции, в них все-таки хоть искаженно, но отражался сверхнациональный, всечеловеческий
дух русского народа.
Человек иного, не интеллигентского
духа — национальный гений Лев Толстой — был поистине
русским в своей религиозной жажде преодолеть всякую национальную ограниченность, всякую тяжесть национальной плоти.
Они хотели верить, что в
русском народе живет всечеловеческий христианский
дух, и они возносили
русский народ за его смирение.
Достоевский прямо провозгласил, что
русский человек — всечеловек, что
дух России — вселенский
дух, и миссию России он понимал не так, как ее понимают националисты.
И Катков, идеолог национализма, был западником, никогда не был выразителем
русского народного
духа.
Сверхнационализм, универсализм — такое же существенное свойство
русского национального
духа, как и безгосударственность, анархизм.
Вселенский
дух Христов, мужественный вселенский логос пленен женственной национальной стихией,
русской землей в ее языческой первородности.
Русский народ не дерзает даже думать, что святым можно подражать, что святость есть внутренний путь
духа, — это было бы слишком мужественно-дерзновенно.
Большое дело, совершенное Владимиром Соловьевым для
русского сознания, нужно видеть прежде всего в его беспощадной критике церковного национализма, в его вечном призыве к вселенскому
духу Христову, к освобождению Христова
духа из плена у национальной стихии, стихии натуралистической.
Утверждение свободы
духа, как чего-то характерно-русского, всегда было существенной особенностью славянофильства.
В
русском народе поистине есть свобода
духа, которая дается лишь тому, кто не слишком поглощен жаждой земной прибыли и земного благоустройства.
Русский человек с большой легкостью
духа преодолевает всякую буржуазность, уходит от всякого быта, от всякой нормированной жизни.
То же есть и в
русском сектантстве, в мистической народной жажде, в этом исступленном желании, чтобы «накатил
Дух».
Но необходимо понять, что исконный
русский коллективизм есть лишь преходящее явление первоначальной стадии натуральной эволюции, а не вечное явление
духа.
Она может плениться идеалами мирового господства не
русского по
духу, чуждого славянской расе.
Для
русского мессианизма нужен мужественный
дух, без него опять и опять будет провал в эту пленительную и затягивающую первородную стихию
русской земли, которая ждет своего просветления и оформления.
Истинный
русский мессианизм предполагает освобождение религиозной жизни, жизни
духа от исключительной закрепощенности у начал национальных и государственных, от всякой прикованности к материальному быту.
Русский мессианизм опирается прежде всего на
русское странничество, скитальчество и искание, на
русскую мятежность и неутолимость
духа, на Россию пророческую, на
русских — града своего не имеющих, града грядущего взыскующих.
Апокалиптическая настроенность глубоко отличает
русскую мистику от мистики германской, которая есть лишь погружение в глубину
духа и которая никогда не была устремлением к Божьему граду, к концу, к преображению мира.
Славянофилы хотели оставить
русскому народу свободу религиозной совести, свободу думы, свободу
духа, а всю остальную жизнь отдать во власть силы, неограниченно управляющей
русским народом.
Сама любовь
русского человека к родной земле принимала форму, препятствующую развитию мужественного личного
духа.
Русская душевность, столь хорошо всем известная, связана с этой теплотой и влажностью; в ней много еще плоти и недостаточно
духа.
Русское национальное самосознание должно полностью вместить в себя эту антиномию:
русский народ по
духу своему и по призванию своему сверхгосударственный и сверхнациональный народ, по идее своей не любящий «мира» и того, что в «мире», но ему дано могущественнейшее национальное государство для того, чтобы жертва его и отречение были вольными, были от силы, а не от бессилия.
Мужественный
дух потенциально заключен в России пророческой, в
русском странничестве и
русском искании правды.
Смысл этот может быть лишь в выковывании мужественного, активного
духа в
русском народе, в выходе из женственной пассивности.
Русский народ победит германизм, и
дух его займет великодержавное положение в мире, лишь победив в себе «розановщину».
Но либеральный империализм слишком уж создается по образцам западноевропейским, слишком уж мало
русский и национальный по
духу.
Вырождается и приходит к концу какое-то темное начало в
русской стихии, которая вечно грозила погромом ценностей, угашением
духа.
Некоторые славянофильствующие и в наши горестные дни думают, что если мы,
русские, станем активными в отношении к государству и культуре, овладевающими и упорядочивающими, если начнем из глубины своего
духа создавать новую, свободную общественность и необходимые нам материальные орудия, если вступим на путь технического развития, то во всем будем подобными немцам и потеряем нашу самобытность.
Недра
русской жизни не где-либо, а везде, везде можно открыть глубину народного
духа.
Но сама
русская душевность не была подчинена духовности, не прошла через
дух.
Величайшие
русские гении боялись этой ответственности личного
духа и с вершины духовной падали вниз, припадали к земле, искали спасения в стихийной народной мудрости.
В мировой борьбе народов
русский народ должен иметь свою идею, должен вносить в нее свой закал
духа.
Но в глубине
русского народа есть живой
дух, скрыты великие возможности.
Уход из национальной жизни, странничество — чисто
русское явление, запечатленное
русским национальным
духом.
Эта пассивная, рецептивная, женственная апокалиптичность
русской души должна быть соединена с мужественным, активным, творческим
духом.
У наших националистов официальной марки, как старой формации, так и новейшей западной формации, уж во всяком случае меньше
русского мессианского
духа, чем у иных сектантов или иных анархистов, людей темных по своему сознанию, но истинно
русских по своей стихии.
Мы должны сознать, что
русский мессианизм не может быть претензией и самоутверждением, он может быть лишь жертвенным горением
духа, лишь великим духовным порывом к новой жизни для всего мира.
Россия тогда лишь будет на высоте мировых империалистических задач, когда преодолеет свою старую националистическую политику, в сущности не согласную с
духом русского народа, и вступит на новый путь.
Всечеловеческий и щедрый
дух русского народа победит
дух провинциальной исключительности и самоутверждения.
И если
русский империализм не будет выражением этого
русского народного
духа, то он начнет разлагаться и приведет к распадению России.
У
русских есть открытость
духа.
Духа есть жажда славянская,
русская и польская жажда.
Русские — непротивленцы по своему
духу.
Нам,
русским, необходимо духовное воодушевление на почве осознания великих исторических задач, борьба за повышение ценности нашего бытия в мире, за наш
дух, а не на почве того сознания, что немцы злодеи и безнравственны, а мы всегда правы и нравственно выше всех.
Но в отношении к жизни
русской интеллигенции, да и вообще
русских людей есть как бы преобладание женственного, господства чувства женственного сострадания, женственных «частных» оценок, женственного отвращения к истории, к жестокости и суровости всего исторического, к холоду и огню восходящего ввысь
духа.
Проблема «
духа и машины» имеет огромное значение для
русского сознания, она предстоит перед Россией, как проблема ее будущего.
Нужно ведь признать, что и славянофилы и народники и разные
русские религиозные направления не всегда только
дух противополагали машине и власти материальности, но также противополагали более развитой технике и хозяйству технику и хозяйство менее развитое, отсталое и примитивное.
Неточные совпадения
На другой день по своем приезде князь в своем длинном пальто, со своими
русскими морщинами и одутловатыми щеками, подпертыми крахмаленными воротничками, в самом веселом расположении
духа пошел с дочерью на воды.
Русский возница имеет доброе чутье вместо глаз; от этого случается, что он, зажмуря глаза, качает иногда во весь
дух и всегда куда-нибудь да приезжает.
Только и успел сказать бедняк: «Пусть же пропадут все враги и ликует вечные веки
Русская земля!» И там же испустил
дух свой.
А уж упал с воза Бовдюг. Прямо под самое сердце пришлась ему пуля, но собрал старый весь
дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века
Русская земля!» И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам, как умеют биться на
Русской земле и, еще лучше того, как умеют умирать в ней за святую веру.
Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский
дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка
русской природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: «Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).