Неточные совпадения
Связь с этой женщиной и раньше уже тяготила его, а за время войны Елена стала возбуждать в нем определенно враждебное чувство, — в ней проснулась трепетная жадность к деньгам, она участвовала в каких-то крупных спекуляциях, нервничала, говорила дерзости, капризничала и — что особенно возбуждало Самгина — все более резко обнаруживала презрительное отношение ко всему
русскому — к
армии, правительству, интеллигенции, к своей прислуге — и все чаще, в разных формах, выражала свою тревогу о судьбе Франции...
— Нет, вы обратите внимание, — ревел Хотяинцев, взмахивая руками, точно утопающий. — В
армии у нас командуют остзейские бароны Ренненкампфы, Штакельберги, и везде сколько угодно этих бергов, кампфов. В средней школе — чехи. Донской уголь — французы завоевали. Теперь вот бессарабец-царанин пошел на нас: Кассо, Пуришкевич, Крушеван, Крупенский и — черт их сосчитает! А мы,
русские, — чего делаем? Лапти плетем, а?
В 1814 году, в Кульмском сражении,
армия Наполеона побеждала
русскую и немецкую
армии.
Наконец, и Тебеньков, и Плешивцев — оба уважают народность, но Тебеньков смотрит на этот предмет с точки зрения
армий и флотов, а Плешивцев — с точки зрения подоплеки. Оба говорят:"Есть ли на свете другой такой народ, как
русский!"Но Тебеньков относит свои похвалы преимущественно к дисциплине, а Плешивцев — к смирению.
Курзал прибодряется и расцвечивается флагами и фонарями самых причудливых форм и сочетаний; лужайки около него украшаются вычурными цветниками, с изображением официальных гербов;
армия лакеев стоит, притаив дыхание, готовая по первому знаку ринуться вперед; в кургаузе, около источников, появляются дородные вассерфрау 12; всякий частный дом превращается в Privat-Hotel, напоминающий невзрачную провинциальную
русскую гостиницу (к счастию, лишенную клопов), с дерюгой вместо постельного белья и с какими-то нелепыми подушками, которые расползаются при первом прикосновении головы; владельцы этих домов, зимой ютившиеся в конурах ради экономии в топливе, теперь переходят в еще более тесные конуры ради прибытка; соседние деревни, не покладывая рук, доят коров, коз, ослиц и щупают кур; на всяком перекрестке стоят динстманы, пактрегеры 13 и прочий подневольный люд, пришедший с специальною целью за грош продать душу; и тут же рядом ржут лошади, ревут ослы и без оглядки бежит жид, сам еще не сознавая зачем, но чуя, что из каждого кармана пахнет талером или банковым билетом.
Потом поднимались тосты за всех военных и штатских, за великую Россию, за победоносную
армию, за
русское искусство и художество.
Говорили об уничтожении цензуры и буквы ъ, о заменении
русских букв латинскими, о вчерашней ссылке такого-то, о каком-то скандале в Пассаже, о полезности раздробления России по народностям с вольною федеративною связью, об уничтожении
армии и флота, о восстановлении Польши по Днепр, о крестьянской реформе и прокламациях, об уничтожении наследства, семейства, детей и священников, о правах женщины, о доме Краевского, которого никто и никогда не мог простить господину Краевскому, и пр., и пр.
Славный Моро [Моро Жан Виктор (1761–1813) — французский полководец, сражался под началом Наполеона; после конфликта с ним уехал в 1805 г. в Америку; восемь лет спустя вернулся в Европу и в мундире
русского генерала воевал против наполеоновской
армии.], поспешая с берегов Миссисипи на помощь Европе, восставшей против своего победителя, не мог проехать мимо уженья трески, не посвятив ему нескольких часов, драгоценных для ожидавшего его вооруженного мира, — так страстно любил он эту охоту!
Вильна была наполнена
русскими офицерами; один лечился от ран, другой от болезни, третий ни от чего не лечился; но так как неприятельская
армия существовала в одних только французских бюллетенях и первая кампания казалась совершенно конченою, то
русские офицеры не слишком торопились догонять свои полки, из которых многие, перейдя за границу, формировались и поджидали спокойно свои резервы.
— «Какое дело! — закричал я, — мы пойдем вперед; при виде победоносных орлов наших все побегут; мы раздавим
русской осадный корпус, сожжем Берлин, истребим прусскую
армию…» — «Он сумасшедший!» — закричали все генералы.
Генерал, при котором служил Рославлев, перейдя за границу, присоединился с своей дивизиею к войскам, назначенным для осады Данцига, а полк Зарецкого остался по-прежнему в авангарде
русской большой
армии. С большим горем простились наши друзья.
— Нет, — отвечал Давыд, — мы теперь французов бьем [В 1799 году
русские войска под командованием великого полководца Суворова одержали блестящие победы над французской
армией в Италии и Швейцарии.].
Он легкомысленно перебегает от одного признака к другому; он упоминает и о географических границах, и о расовых отличиях, и о равной для всех обязательности законов, и о присяге, и об окраинах, и о необходимости обязательного употребления в присутственных местах
русского языка, и о господствующей религии, и об
армии и флотах, и, в конце концов, все-таки сводит вопрос к Грацианову.
Вообще, моя мысль не задерживалась ни на
армиях, ни на флотах, ни на подрядах и поставках и даже к представлениям о гражданском мундирном шитье прибегала лишь в тех случаях, когда, по издревле установленным условиям
русской жизни, без этого уж ни под каким видом нельзя было обойтись.
Сорок тысяч —
русских было растянуто на семьдесят верст; около ста тысяч турок стояло против них, и только осторожные действия нашего начальника, не рисковавшего людьми, а довольствовавшегося отпором наступающего неприятеля, да вялость турецкого паши позволили нам исполнить нашу задачу: не дать туркам прорваться и отрезать нашу главную
армию от Дуная.
Не успел я доложить и половины бумаг, как входит дежурный ординарец и говорит, что раненый гвардейский
русский офицер, только что приехавший из действующей
армии, просит позволение явиться к его высокопревосходительству.
Хотя все и обозвали Кошкина «ретроградом», которому место не в
русском флоте, а где-нибудь в турецкой или персидской
армии, тем не менее он ожесточенно отстаивал занятое им положение «блюстителя закона» и ничего более. Оба спорщика были похожи на расходившихся петухов. Оба уже угостили друг друга язвительными эпитетами, и спор грозил перейти в ссору, когда черный, как жук, Иволгин, с маленькими на смешливыми глазами на подвижном нервном лице, проговорил...
Он писал из Адрианополя, от 13 июля (2 по старому стилю, то есть за восемь дней до заключения Кучук-Кайнарджиского мира), что турецкая
армия находится в самом жалком состоянии, средства Турции истощены, и, устрашенная победами
русских, она склоняется к миру.
В молодости служил он в войсках знаменитого полководца XVIII века принца Евгения, командовавшего в 1735 году на Рейне австрийскою
армиею, ив 1740 году, будучи 22 лет, воротился в Россию и, вступив на дипломатическое поприще, находился сначала в Константинополе при
русском после Румянцеве, а потом посланником при саксонском дворе.
По возвращении из Парижа в Страсбург, он немедленно послал в Константинополь одного из своих приближенных, Коссаковского, чтобы склонить Порту на сторону конфедератов и выпросить для Радзивила султанский фирман на проезд в турецкую
армию, действовавшую тогда против
русских. В то же самое время другой его приверженец, Доманский, начал свои таинственные посещения к оберштейнской красавице.
A война все кипит, все пылает своим кровавым полымем. Все идут и идут на защиту правого дела могучие
русские дружины, смелая и непоколебимая мужественная
армия и бесстрашно рвутся вперед на врагов отечества наши славные герои — чудо-богатыри!
Делалось это с той целью, чтобы, когда большая часть отступающей неприятельской
армии переправится через реку, другая, засевшая на горе, в окопах часть её должна прикрыть эту переправу, осыпая наседавшие на её арьергард
русские авангардные отряды градом пуль и снарядов.
Пехотный полк, где служил Павел Павлович Любавин, совершал свои операции в Галиции, где, преследуя разбитые корпуса австрийцев, бегущие в беспорядке вглубь страны, шел чуть ли не в самой главе
русской галицийской
армии. Впереди его полка, то и дело уклоняясь на много верст вправо и влево, ехали разве одни только казачьи разъезды, всюду нащупывающие врага.
Передовые
русские отряды, казаки-разведчики и стрелковая пехота, находящаяся во главе нашей
армии, ушли далеко вперед, преследуя по пятам неприятеля.
Или вы желаете услышать еще раз про славное занятие нашими чудо-богатырями древних городов Галича и Львова, или про преследование ими вашей разбитой австро-венгерской
армии, отступающей перед славным
русским оружием?
И вот, император Вильгельм приказывает большей части своих войск покинут Францию и Бельгию и всей силой обрушиться на
русские героические
армии, так успешно орудующие в Галиции и Восточной Пруссии.
Француз, живший у нас около четырех лет, лицо скорее комическое, с разными слабостями и чудачествами, был обломок великой эпохи, бывший военный врач в
армии Наполеона, взятый в плен в 1812 году казаками около города Орши, потом «штаб-лекарь»
русской службы, к старости опустившийся до заработка домашнего преподавателя.
Это была история тяжелой и героической борьбы кучки
русских с огромной
армией турок.
Вследствие этого, когда Фридрих II уже собирался уступить нам Восточную Пруссию, о чем мечтала Елизавета, Петр Федорович не только примирился с ним, но присоединил
русский отряд к его
армии.
— Видишь, конь не имеет седока: излови его и лети на нем прямо в ряды шведские, промчись только мимо них, как дух, и пронеси весть, что главная
армия русских идет в обход от Пекгофа.
Вы сегодня же отправитесь в действующую
армию и дадите мне слово
русского дворянина, что не будете избегать опасности.
Затем у них завязался разговор о политике, об организации
армий, как
русской, так и германской, и о социальном вопросе, так сильно интересующем всех в Германии.
Только крайний пыл нападения, поставивший в тупик турецкую
армию и заставивший Османа-пашу быть излишне осторожным, спас
русские войска от еще больших потерь при преследовании.
По плану кампании, составленному самим Потемкиным, екатеринославская
армия, предводимая самим князем, должна была охранять Крым и взять ключ Бессарабии — Очаков; украинская
армия, под командой Румянцева, овладеть Молдавией. Австрийский император, который, на основании договора с
русскою императрицею, тоже объявил войну Турции, должен был занять Сербию и Валахию.
В некотором опьянении первым успехом под Никополем,
русские силы не были соображены с силою противника, и корпус был брошен на целую
армию.
Одно появление короля в этом войске, одно имя Карла, победителя
русских, датчан, немцев и поляков, есть уже важное приращение сил лифляндской
армии, есть залог в ней драгоценный, который будут защищать верные подданные любовью и восторгом, чувствами, теперь в ней уснувшими.
Впрочем, кроме обычая, в Польшу манило Густава Бирона и то обстоятельство, что в тамошней королевско-республиканской
армии давно уже служил родной дядя его по отцу и туда же недавно определился брат Густава — Карл, бывший до того
русским офицером и бежавший из шведского плена, но не обратно в Россию, а в Польшу.
Через полчаса по всей
армии затрубили побудок; барабанный бой перекатился по всем линиям — и пятидесятитысячное
русское войско, помолясь Отцу Всеобщему и вкусив насущного хлеба, тронулось и загремело по гати. Знамена развеялись, гобои, трубы, литавры и фаготы зазычали, и песни, без которых
русский нейдет на веселье и на горе, на торжество и на смерть, раздались по полкам.
Вы имеете много ближайших тому примеров: вы знаете, кто был тот, кого называет государь своим Алексашею, дитею своего сердца, чьи заслуги вы сами признали; другой любимец государев — Шафиров [Шафиров Петр Павлович (1669–1739) — известный дипломат петровского времени, в 1717–1722 гг. — вице-президент коллегии иностранных дел.] — сиделец, отличный офицер в вашей
армии; Боур [Боур Родион Христианович (1667–1717) — сподвижник Петра, кавалерийский генерал, служивший в молодости в шведском войске и перешедший на сторону
русских в сражении под Нарвой в 1700 г.] — лифляндский крестьянин.
Он-то спас под Эррастфером артиллерию
русскую, давал фельдмаршалу через Паткуля известия не только о движениях шведской
армии, но и намерениях ее предводителя, навел
русских на розенгофский форпост и так много содействовал победе под Гуммельсгофом.
2 июля утром в десятом часу около кумирни бога войны, где помещается редакция «Вестника Маньчжурской
Армии» и живут корреспонденты
русских и иностранных газет, в числе которых и я, вдруг раздаются выстрелы.
Или я не боярин
русский, не главнокомандующий
армиею царского величества!
Кстати об Ояме — он, оказывается, жив и здоров, несмотря на то, что о его погибели телеграфировали во все газеты, а в «Вестнике Маньчжурской
Армии» так картинно было описано его самоубийство на гибнущем транспорте, во избежание
русского плена.
Вчера на мой тост за нашу доблестную
армию, полковник Леш любезно ответил тостом за другую тоже сильную
армию —
русскую печать.
Александр Павлович избегал войны с Пруссией, но честь России считал выше всего и не желал унизить достоинства ее в самом начале похода; могли говорить, что
русский государь дошел со своей
армией до границы и должен был отступить по воле прусского короля; поэтому он сам отправился в Берлин для личных переговоров с Фридрихом-Вильгельмом и, в случае упорства, думал даже объявить ему войну.
Наполеон видел и невыгодное расположение союзной
армии, и намерение ее обойти его правый фланг, чтобы отрезать ему дорогу на Вену и отделить от остальных полков, расквартированных в окрестностях этого города; поэтому он был почти уверен в победе и накануне битвы велел объявить по
армии следующее воззвание: «Позиции, занимаемые нашими — страшны; и в то же время, как
русские будут идти в обход моего правого фланга, они мне подставят свой фланг.
Для недоумевающих
русских людей я и пишу эти строки, по мере сил желая разъяснить положение театра войны, опираясь в данном случае на такие военные авторитеты, как офицеры генерального штаба с командующим
армией А. Н. Куропаткиным во главе.
В Ляояне письма военных корреспондентов, как
русских, так и иностранных, доставлялись в редакцию «Вестника Маньчжурской
Армии».
На этой улице, в доме жида-подрядчика Моисея Соломоновича Шмуль, разбогатевшего исключительно на поставке для
армии подошв, — тех исторических подошв, которые никак не могли долго удержаться на сапогах
русского солдата и принудили нашу победоносную
армию сделать русско-турецкую компанию почти босиком, — помещался театр кружка под управлением Анны Аркадьевны Львенко.
Русские с двух сторон подошли к Варшаве на несколько миль. Король, согласясь с большинством своих советников, отказался от дальнейшей борьбы и со всей
армией присоединился к тарговицкой конфедерации.