Неточные совпадения
В Петербурге Райский поступил в юнкера: он с одушевлением скакал во фронте, млея и горя, с бегающими по спине мурашками, при звуках полковой музыки, вытягивался, стуча саблей и шпорами, при встрече с генералами, а по вечерам в удалой
компании на тройках уносился за город, на веселые пикники, или брал уроки жизни и любви у столичных
русских и нерусских «Армид», в том волшебном царстве, где «гаснет вера в лучший край».
Работая в «
Русских ведомостях», я часто встречался с Глебом Ивановичем. Не раз просиживали мы с ним подолгу и в
компании и вдвоем, обедывали и вечера вместе проводили. Как-то Глеб Иванович обедал у меня, и за стаканом вина разговор пошел о трущобах.
Галактион действительно прервал всякие отношения с пьяной запольской
компанией, сидел дома и бывал только по делу у Стабровского. Умный поляк долго приглядывался к молодому мельнику и кончил тем, что поверил в него. Стабровскому больше всего нравились в Галактионе его раскольничья сдержанность и простой, но здоровый
русский ум.
В Александровске в одной избе я встретил
русскую бабу в большой
компании киргиз и кавказцев, которым она прислуживала за столом, и записал ее сожительницей татарина, или, как она называла его, чеченца.
Тут идет речь о том, что Маука есть главное местопребывание
компании, получившей от
русского правительства право в течение 10 лет собирать морские водоросли, и что население его состоит из 3 европейцев, 7
русских солдат и 700 рабочих — корейцев, айно и китайцев.
— Никто вас и не тянет, Гаврила Петрович, непременно совершать грехопадение, — сказал Рамзес примирительно. — К чему этот пафос и эта меланхолия, когда дело обстоит совсем просто?
Компания молодых
русских джентльменов хочет скромно и дружно провести остаток ночи, повеселиться, попеть и принять внутрь несколько галлонов вина и пива. Но все теперь закрыто, кроме этих самых домов. Ergo!.. [Следовательно!.. (лат.)]
— Господа, я, пожалуй, готов с вами поехать… Не подумайте, однако, что меня убедили софизмы египетского фараона Рамзеса… Нет, просто мне жаль разбивать
компанию… Но я ставлю одно условие: мы там выпьем, поврем, посмеемся и все прочее… но чтобы ничего больше, никакой грязи… Стыдно и обидно думать, что мы, цвет и краса
русской интеллигенции, раскиснем и пустим слюни от вида первой попавшейся юбки.
Сперва начали говорить, что учреждается
компания для"разведения и обделки льна", а еще через несколько месяцев прошел слух о другой
компании, которая поставила себе задачей вытеснить из торговли английский прессованный хмель и заменить его таковым же
русским.
За одним из бесчисленных табльдотов Германии мне случилось однажды обедать в большой
компании русских.
И все это у меня выходило очень просто, все уживалось как-то, несмотря на то, что я состоял репортером «Московского листка», дружил с Пастуховым и его
компанией. И в будущем так всегда было, я печатался одновременно в «
Русской мысли» и в «Наблюдателе», в «
Русских ведомостях» и «Новом времени»… И мне, одному только мне, это не ставилось в вину, да я и сам не признавал в этом никакой вины, и даже разговоров об этом не было. Только как-то у Лаврова Сергей Андреевич Юрьев сказал мне...
Я понял намек на
компанию «
Русской мысли», на М.И. Писарева, около которого собрались неугодные полиции люди, но внимания на это не обратил. Благодаря Пастухову уж, что ли, меня не трогали. Так прошло время до апреля.
— А черт его знает — полковник ли он, или нет! Они все меж собой запанибрата; платьем пообносились, так не узнаешь, кто капрал, кто генерал. Да это бы еще ничего; отвели б ему фатеру где-нибудь на селе — в людской или в передбаннике, а то — помилуйте!.. забрался в барские хоромы да захватил под себя всю половину покойного мужа Прасковьи Степановны. Ну, пусть он полковник, сударь; а все-таки француз, все пил кровь нашу; так какой, склад
русской барыне водить с ним
компанию?
Подобно тому, как амфибии оживают после долгой засухи при первом обильном дожде, ожил профессор Персиков в 1926 году, когда соединенная американо-русская
компания выстроила, начав с угла Газетного переулка и Тверской, в центре Москвы пятнадцать пятнадцатиэтажных домов, а на окраинах триста рабочих коттеджей, каждый на восемь квартир, раз и навсегда прикончив тот страшный и смешной жилищный кризис, который так терзал москвичей в годы 1919–1925.
Пастор, Ида и все, кроме бабушки, были в этой комнате, и целой
компанией все снова возвратились в залу, где нас ждал кофе,
русский пирог с дичинным фаршем и полный завтрак со множеством всякого вина.
Константин. Место хорошее! Ну, поедем! Только ты теперь держи себя, братец, в струне. С хорошими людьми в
компании будешь, с купцами с богатыми. Надо тебе
русское платье достать. Скажем, что ты с Волги, из Рыбинска, из крючников.
— К женщинам? А что ж, за
компанию — говорит
русская пословица — и жид удавился. Куда люди, туда и мы. Что, не правда? Ехать так ехать — сказал попугай. Что? Ха-ха-ха!
Это был молодой человек лет 26, охотно принявший предложение путешествовать на
русском корабле, весьма милый и обязательный, добросовестно принявшийся за свое дело, кончивший курс в Оксфордском университете и вдобавок весьма недурной музыкант, доставлявший всем немалое развлечение своей игрой на пианино в кают-компании.
Компания русских моряков с «Коршуна» уселась рядом за огромным, роскошно убранным, сверкавшим хрусталем столом, на котором стояли громадные вазы с вычищенными ананасами, мангустанами и другими плодами…
Поздним вечером возвращалась шумная
компания русских офицеров на корвет. Ночь была восхитительная. На бархатном высоком куполе томно светилась луна, обливая своим мягким, нежным светом и белые дома, и виллы маленького Фунчаля, и кудрявые леса гор. Город спал. Изредка встречались прохожие. Волшебная тишина чудной ночи нарушалась по временам звуками фортепиано, доносившимися из-за опущенных жалюзи.
Когда кто-то из офицеров купил на улице за 5 центов карикатуру и привез в кают-компанию, все весело смеялись над рекламой, ловко придуманной по случаю прихода
русского корвета Джефри Уильстоком и К°, о магазине которого никто не имел ни малейшего понятия. Тем не менее по этому поводу приезжали представители двух влиятельных в С.-Франциско газет и просили не сердиться на эту глупую карикатуру-рекламу.
Не очень мне нравилось и не совсем свободное отношение к
русской заграничной
компании разных сортов, злобность и обличительность.
Члены
русской корпорации жили только"своей
компанией", с буршами-немцами имели лишь официальные сношения по Комману, в разных заседаниях, вообще относились к ним не особенно дружелюбно, хотя и были со всеми на «ты», что продолжалось до того момента, когда
русских подвергли остракизму.
Около Бакунина и группировались, кроме
русских (Утин с своей
компанией) и поляков, французские увриеры (рабочие) революционно-коммунистического credo и интеллигенты из тогдашних самых крайних, вроде Жакляра, впоследствии долго жившего в России после участия в Коммуне 1871 года и бегства из Парижа, где он, конечно, был бы казнен.
Водил он знакомство и с тогдашними
русскими эмигрантами, с той
компанией, которая жила коммуной и занималась отчасти сапожным ремеслом: бывший кавалерист Озеров, некий Т. и тот Сомов, который попал ко мне в секретари и похож был очень на Ломова, являющегося также в"Солидных добродетелях".
Опять, как и в тот раз, в первом ряду сидит враждебная вам
компания из „
Русских ведомостей“.
Самого Игнатова не было (критик „
Русских ведомостей“), но была его жена, ваш лютый враг, и
компания его друзей.
Я осведомился в «горчичном доме»: владеет ли по крайней мере приехавший Пекторалис хотя сколько-нибудь
русским языком, — и получил ответ отрицательный. Пекторалис не только не говорил, но и не понимал ни слова по-русски. На мой вопрос: довольно ли с ним было денег, мне отвечали, что ему выданы «за счет
компании» прогонные и суточные на десять дней и что он более ничего не требовал.
Генерал Петр Михайлович не любил ничего иностранного, и в таком точно духе у них составилась целая
компания: «презирать иностранщину» — в их кружке это было в моде, друг перед другом они этим хвалились. Знакомство у Копцевича было обширное — преимущественно в высшем свете и в высшем духовенстве, которое Копцевич считал призванным и наиболее способным дать наилучшее направление
русскому просвещению.
В то время, когда Михаил Дмитриевич говорил, Савин с интересом слушал все подробности похождения Хватовской
компании, и даже — он сознавал это — с таким интересом, что Маслов был прав, говоря, что он сейчас бы готов принять в этих похождениях живое участие. При описании Масловым прелестей театра Берга, Николай Герасимович с наслаждением думал, что в тот же вечер ближе, как можно ближе, познакомится с «рассадником
русского беспутства», как называл этот театр его приятель.
— Я и мои товарищи, милостивый государь, действительно вас не знаем, но мы приняли вас в свою
компанию с нашею простою
русскою доверчивостию, а между тем вы не могли совершенно скрыть, что вас поразила какая-то внезапность… И это в нашем кружке… Вы, милостивый государь, упомянули слово «репутация». У нас, черт возьми! — надеюсь, тоже есть репутация… Да-с! Мы вам верим, но вас тоже просим довериться нашей честности.
Новые гости присоединились к остальной
компании, и прервавшаяся попойка началась снова. Гул голосов стоял невообразимый. Все говорили сразу, пересыпая свою речь крепкими
русскими словами.
За соседним с нами столом поместилась
компания русских, состоявшая из двух дам и двух кавалеров.
Прежде он любил выпить в
компании, но был, по
русской пословице, «пьян да умен, два угодья в нем», теперь же он забросил адвокатуру и пил почти без просыпу.
Вчера состоялось новоселье. Выручки от лотереи с лишком сто рублей. Тут не только Марье Дементьевне на шубку, но и мне на штаны хватит. В час ночи выгнали всю публику и ужинали в
компании, состоящей из меня, дьячка, француза, Маши и кухарки Аграфены, Ведь поди ж ты! Совсем
русская баба эта Аграфена, в сарафане, а французу понравилась. Это, говорит, бель-фам.
На этой улице, в доме жида-подрядчика Моисея Соломоновича Шмуль, разбогатевшего исключительно на поставке для армии подошв, — тех исторических подошв, которые никак не могли долго удержаться на сапогах
русского солдата и принудили нашу победоносную армию сделать русско-турецкую
компанию почти босиком, — помещался театр кружка под управлением Анны Аркадьевны Львенко.
Этот внес оживление а беседу тем, что стал объясняться по-русски в таком роде: „здравствуй, брат! здорово ли ты живешь? откуда и куда плывете?“ Себя же этот „нарядный плут“ назвал
русским из Риги, приехавшим на галиоте рижского купца Венедикта Ивановича Хватова, и плут угощал
компанию водкою и пивом.
Оказалось, что это едет очень интересная
компания милых и веселых людей, состоящая по преимуществу из французских и
русских артистов и художников, тоже собравшихся полюбоваться красотами Валаама.