Неточные совпадения
Повернувшись опять к аналою, священник с трудом поймал маленькое кольцо Кити и, потребовав руку Левина, надел на первый сустав его
пальца. «Обручается раб Божий Константин рабе Божией Екатерине». И, надев большое кольцо на
розовый, маленький, жалкий своею слабостью
палец Кити, священник проговорил то же.
Чичиков открыл рот, еще не зная сам, как благодарить, как вдруг Манилов вынул из-под шубы бумагу, свернутую в трубочку и связанную
розовою ленточкой, и подал очень ловко двумя
пальцами.
— Да, это… другой тон! С этим необходимо бороться. — И, грозя
розовым кулачком с рубином на одном
пальце, он добавил: — Но прежде всего нужно, чтоб Дума не раздражала государя.
Ее
розовые руки благодатно плавали над столом, без шума перемещая посуду; казалось, что эти пышные руки, с
пальцами, подобными сосискам, обладают силою магнита: стоит им протянуться к сахарнице или молочнику, и вещи эти уже сами дрессированно подвигаются к мягким
пальцам.
Под ветлой стоял Туробоев, внушая что-то уряднику, держа белый
палец у его носа. По площади спешно шагал к ветле священник с крестом в руках, крест сиял, таял, освещая темное, сухое лицо. Вокруг ветлы собрались плотным кругом бабы, урядник начал расталкивать их, когда подошел поп, — Самгин увидал под ветлой парня в
розовой рубахе и Макарова на коленях перед ним.
Привалов еще раз почувствовал на себе теплый взгляд Половодовой и с особенным удовольствием пожал ее полную руку с
розовыми мягкими
пальцами.
Так делал он, когда просыпался по воскресеньям, после обеда. Но он не вставал, всё таял. Солнце уже отошло от него, светлые полосы укоротились и лежали только на подоконниках. Весь он потемнел, уже не шевелил
пальцами, и пена на губах исчезла. За теменем и около ушей его торчали три свечи, помахивая золотыми кисточками, освещая лохматые, досиня черные волосы, желтые зайчики дрожали на смуглых щеках, светился кончик острого носа и
розовые губы.
Носик у ней с пережабинкой, светло-рогового цвета; голова, шея и зоб сизо-розовые; около темных прекрасных глаз лежит ободочек, довольно широкий, из не заросшей перышками кожицы светло-малинового цвета; на обеих сторонах шеи, на
палец от глаз, есть продолговатое, очень красивое, кофейное пятно, пересекаемое белыми полосками, или, лучше сказать, три темно-кофейные пятнышка, обведенные белою каемочкой; по крыльям от плеч лежат темные продолговатые пятна, отороченные коричневым ободочком; длинные перья в крыльях светло-кофейные, такого же цвета и хвост, довольно длинный; два верхние хвостовые пера без каемок, а все нижние оканчиваются белою полосою в
палец шириной; по спине видны небольшие, неясные пестринки; хлупь чисто-белая и ножки
розовые.
— Теодор! — продолжала она, изредка вскидывая глазами и осторожно ломая свои удивительно красивые
пальцы с
розовыми лощеными ногтями, — Теодор, я перед вами виновата, глубоко виновата, — скажу более, я преступница; но вы выслушайте меня; раскаяние меня мучит, я стала самой себе в тягость, я не могла более переносить мое положение; сколько раз я думала обратиться к вам, но я боялась вашего гнева; я решилась разорвать всякую связь с прошедшим… puis, j’ai été si malade, я была так больна, — прибавила она и провела рукой по лбу и по щеке, — я воспользовалась распространившимся слухом о моей смерти, я покинула все; не останавливаясь, день и ночь спешила я сюда; я долго колебалась предстать пред вас, моего судью — paraî tre devant vous, mon juge; но я решилась наконец, вспомнив вашу всегдашнюю доброту, ехать к вам; я узнала ваш адрес в Москве.
Началась настоящая русская громкая и непонятная бестолочь.
Розовый, белокурый, миловидный Толпыгин играл на пианино сегидилью из «Кармен», а Ванька-Встанька плясал под нее камаринского мужика. Подняв кверху узкие плечи, весь искособочившись, растопырив
пальцы опущенных вниз рук, он затейливо перебирал на месте длинными, тонкими ногами, потом вдруг пронзительно ухал, вскидывался и выкрикивал в такт своей дикой пляски...
Не глядя я видел, как вздрагивают коричнево-розовые щеки, и они двигаются ко мне все ближе, и вот в моих руках — сухие, твердые, даже слегка покалывающие
пальцы.
— Ага, — чей-то торжествующий голос — передо мною затылок и нацеленный в небо
палец — очень отчетливо помню желто-розовый ноготь и внизу ногтя — белый, как вылезающий из-за горизонта, полумесяц. И это как компас: сотни глаз, следуя за этим
пальцем, повернулись к небу.
Как фотографическая пластинка — я отпечатываю: вот теперь голая нога — перевесилась через край,
розовый веер
пальцев ступает на воздух — вот сейчас, сейчас об пол —
Ю берет у меня
розовый талон, а над головой у ней — сквозь стекло стены — свешивается с невиданной ветки луна, голубая, пахучая. Я с торжеством показываю
пальцем и говорю...
Это чувство возбуждали во мне их ноги и грязные руки с обгрызенными ногтями, и один отпущенный на пятом
пальце длинный ноготь у Оперова, и
розовые рубашки, и нагрудники, и ругательства, которые они ласкательно обращали друг к другу, и грязная комната, и привычка Зухина беспрестанно немножко сморкаться, прижав одну ноздрю
пальцем, и в особенности их манера говорить, употреблять и интонировать некоторые слова.
Лицо Савелия по-прежнему имело зеленовато-желтый цвет, но наряд его был несколько иной: вместо позолоченного перстня, на
пальце красовался настоящий золотой и даже с каким-то
розовым камнем; по атласному жилету проходил бисерный шнурок, и в кармане имелись часы; жидкие волосы на голове были сильно напомажены; брюки уже не спускались в сапоги, а лежали сверху сапог.
Беленькая, тонкая и гибкая, она сбросила с головы платок, кудрявые волосы осыпались на лоб и щёки ей, закрыли весёлые глаза; бросив книгу на стул, она оправляла их длинными
пальцами, забрасывая за уши, маленькие и
розовые, — она удивительно похожа была на свою мать, такая же куколка, а старое, длинное платье, как будто знакомое Кожемякину, усиливало сходство.
Ручки его были беленькие, чистенькие, вымытые чуть ли не в
розовой воде;
пальцы оканчивались щеголеватыми, длиннейшими
розовыми ногтями.
Руки у ней были узкие,
розовые, с длинными
пальцами, ноги тоже узкие; она ходила быстро, почти стремительно, немного наклоняясь вперед.
Он начал горячо целовать ее узкую,
розовую руку. Елена не отнимала ее от его губ и с какою-то детскою радостью, с смеющимся любопытством глядела, как он покрывал поцелуями то самую руку ее, то
пальцы…
Он видел все, все ее прелести, даже
розовый блеск изящных ногтей на тонких
пальцах, крепко охвативших темную бронзу тяжелого подсвечника, — даже этот блеск не ускользнул от него… и обида еще глубже въедалась в его сердце. А Ирина все хохотала.
Косой заметил, что Евсей смотрит на его разбегающиеся глаза, и надел очки в оправе из черепахи. Он двигался мягко и ловко, точно чёрная кошка, зубы у него были мелкие, острые, нос прямой и тонкий; когда он говорил,
розовые уши шевелились. Кривые
пальцы всё время быстро скатывали в шарики мякиш хлеба и раскладывали их по краю тарелки.
Совершилась пышная свадьба, к которой Ирину Васильевну, как просвещенную девицу, не нужно было нимало склонять, ни приневоливать; стала княжна Ирина Васильевна называться княгинею Сурскою, а князь Сурский немножко еще выше приподнял свое беломраморное чело и отращивал
розовые ногти на своих длинных тонких
пальцах.
У Лаевского была привычка во время разговора внимательно осматривать свои
розовые ладони, грызть ногти или мять
пальцами манжеты. И теперь он делал то же самое.
Розовые ручки с изящно сделанными
пальцами протягивались кверху, и за ними тянулась головка с такими же волосами, как у Коли.
Небо было ясное, чистое, нежно-голубого цвета. Легкие белые облака, освещенные с одной стороны
розовым блеском, лениво плыли в прозрачной вышине. Восток алел и пламенел, отливая в иных местах перламутром и серебром. Из-за горизонта, точно гигантские растопыренные
пальцы, тянулись вверх по небу золотые полосы от лучей еще не взошедшего солнца.
Вот выдалась прогалинка. Будто
розовыми шелковыми тканями покрыта она. То сон-трава [Сон-трава, сонуля, дрема — Viscaria vulgaris.] подняла кверху цветы свои. Окрайны дороги также сон-травой усыпаны. Бессознательно сорвал один цветок Василий Борисыч. Он прилип к его
пальцам.
Он вздрогнул, как под ударом хлыста. Выпрямился во весь рост и побледнел, как полотно. Оскорбление, брошенное мной, казалось, и ему было не под силу. Но в мгновение ока Доуров поборол свои чувства. Его пухлые
пальцы с отполированными
розовыми ногтями легли на мою руку.
Перенюхал Морковников и
розовое мыло, и бергамотовое, и гвоздичное, и миндальное, а в глыбу белого ядра
пальцем ткнул, попробовал, насколько крепко и плотно свáрено.
На клиросе стоит дьячок Отлукавин и держит между вытянутыми жирными
пальцами огрызенное гусиное перо. Маленький лоб его собрался в морщины, на носу играют пятна всех цветов, начиная от
розового и кончая темно-синим. Перед ним на рыжем переплете Цветной триоди лежат две бумажки. На одной из них написано «о здравии», на другой — «за упокой», и под обоими заглавиями по ряду имен… Около клироса стоит маленькая старушонка с озабоченным лицом и с котомкой на спине. Она задумалась.
Тонкие унизанные кольцами
пальцы попечительницы, ее выхоленные,
розовые ладони ласкали эти круглые головенки, а нежный, почти детский голосок звенел на всю рабочую комнату, не переставая...
Грохольский,
розовый, возбужденный, двигая всеми членами, выложил пред Бугровым кучу пачек, бумаг, пакетов. Куча была большая, разноцветная, пестрая. В жизнь свою никогда не видал Бугров такой кучи! Он растопырил свои жирные
пальцы и, не глядя на Грохольского, принялся перебирать пачки кредиток и бланки…
Лоб графини Гольдауген покрылся морщинами. Она мучительно думала, искала в своем мозгу слов и не находила…Ей страстно хотелось оправдать перед Артуром свой поступок, в котором стыдно было сознаться. Пока она думала, кусая свои
розовые губы и ломая
пальцы, Артур зашел за деревья.
«Он бежит меня и tant mieux [тем лучше (франц.).]». Она истерически бросила за окно пахитоску и, хрустнув
пальцами обеих рук, соскользнула на диван, закрыла глаза и заснула при беспрестанных мельканиях слов: «Завтра, завтра, не сегодня — так ленивцы говорят: завтра, завтра». И вдруг пауза, лишь на рассвете в комнату является черноглазый мальчик в
розовой ситцевой рубашке, барабанит и громко поет...
Он, на взгляд Пирожкова, пополнел, борода разрослась, щеки
порозовели. Домашний синий костюм, вроде военной блузы, выставлял его стройную, крепкую фигуру. Пирожков заметил у него на четвертом
пальце левой руки прекрасной воды рубин.
Словно выточенная из мрамора нога покоилась на его руке, он с восторгом любовался ее восхитительною формою, тонкие
пальцы с
розовыми ногтями, казалось, не только не знали, но и не могли знать никаких мозолей.
— Шт, — прошептала она, положив
палец на свои
розовые, соблазнительные губки, потом прибавила очаровательным голосом. — Я знала от пана Жвирждовского, что вы собираетесь здесь для великого дела Польши. Простите великодушно, что не могла быть с вами вовремя, занята была по этому же делу. Уверена, что вы все исполнили свой долг. Я приехала к вам на несколько минут, чтобы положить и мою офяру на алтарь отчизны.
«Теперь ты не будешь держать меня в них, как в железных тисках!..» — думалось ему при виде этих красивых рук, с длинными
пальцами и
розовыми ногтями.
Ресницы Нефоры были подведены по египетской моде, концы
пальцев слегка подрумянены, а тонкие ногти напудрены
розовым перламутром.
Капнул солдат на мизинный
палец с исподу, сразу он
порозовел, будто бутон с яблони райской, — теплотой наливается… С полпятки выправил, — сердце стучит, нет мочи.
Я видела, что он лежит на постели, — говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым
пальцем, — и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно
розовым одеялом, и что он сложил руки, — говорила Соня, убеждаясь по мере того, как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда.