Неточные совпадения
Он все топтался на одном месте, говорил о француженках, которые
отказываются родить
детей, о Zweikindersystem в Германии, о неомальтузианстве среди немецких социал-демократов; все это он считал признаком, что в странах высокой технической культуры инстинкт материнства исчезает.
В лавочках
отказались давать припасы иначе, как на чистые деньги; мы думали об одном — что же завтра будут есть
дети?
Они добровольно
отказывались от замужества и посвящали свою жизнь обучению
детей и разным душеспасительным подвигам.
Он погордился, погорячился; произошла перемена губернского начальства в пользу врагов его; под него подкопались, пожаловались; он потерял место и на последние средства приехал в Петербург объясняться; в Петербурге, известно, его долго не слушали, потом выслушали, потом отвечали отказом, потом поманили обещаниями, потом отвечали строгостию, потом велели ему что-то написать в объяснение, потом
отказались принять, что он написал, велели подать просьбу, — одним словом, он бегал уже пятый месяц, проел всё; последние женины тряпки были в закладе, а тут родился
ребенок, и, и… «сегодня заключительный отказ на поданную просьбу, а у меня почти хлеба нет, ничего нет, жена родила.
Розанов
отказался есть. Горничная убрала со стола и подала самовар. Розанов не стал пить и чаю. Внутреннее состояние его делалось с минуты на минуту тревожнее. «Где они странствуют? Где мычется это несчастное
дитя?» — раздумывал он, чувствуя, что его оставляет не только внутренняя твердость, но даже и физические силы.
Полиньке написал дядя, чтобы она береглась, что она скоро будет нищею. Она попробовала
отказаться от подписи новых векселей; Калистратов взбесился, открыл окно и сказал, что сейчас выкинет
ребенка.
— Что ж мудреного! — подхватил доктор. — Главное дело тут, впрочем, не в том! — продолжал он, вставая с своего места и начиная самым развязным образом ходить по комнате. — Я вот ей самой сейчас говорил, что ей надобно, как это ни печально обыкновенно для супругов бывает, надобно
отказаться во всю жизнь иметь
детей!
— Легко ли мне было отвечать на него?.. Я недели две была как сумасшедшая;
отказаться от этого счастья — не хватило у меня сил; идти же на него — надобно было забыть, что я жена живого мужа, мать
детей. Женщинам, хоть сколько-нибудь понимающим свой долг, не легко на подобный поступок решиться!.. Нужно очень любить человека и очень ему верить, для кого это делаешь…
— Ну так знайте, что Шатов считает этот донос своим гражданским подвигом, самым высшим своим убеждением, а доказательство, — что сам же он отчасти рискует пред правительством, хотя, конечно, ему много простят за донос. Этакой уже ни за что не
откажется. Никакое счастье не победит; через день опомнится, укоряя себя, пойдет и исполнит. К тому же я не вижу никакого счастья в том, что жена, после трех лет, пришла к нему родить ставрогинского
ребенка.
Сусанна прослушала эту легенду с трепетным вниманием. В ее молодом воображении с необыкновенною живостью нарисовался этот огромный, темный храм иерусалимский, сцена убийства Адонирама и, наконец, мудрость царя Соломина, некогда изрекшего двум судившимся у него матерям, что
ребенок, предназначенный им к рассечению, должен остаться жив и принадлежать той, которая
отказалась, что она мать ему.
Он мстил мысленно своим бывшим сослуживцам по департаменту, которые опередили его по службе и растравили его самолюбие настолько, что заставили
отказаться от служебной карьеры; мстил однокашникам по школе, которые некогда пользовались своею физической силой, чтоб дразнить и притеснять его; мстил соседям по имению, которые давали отпор его притязаниям и отстаивали свои права; мстил слугам, которые когда-нибудь сказали ему грубое слово или просто не оказали достаточной почтительности; мстил маменьке Арине Петровне за то, что она просадила много денег на устройство Погорелки, денег, которые, «по всем правам», следовали ему; мстил братцу Степке-балбесу за то, что он прозвал его Иудушкой; мстил тетеньке Варваре Михайловне за то, что она, в то время когда уж никто этого не ждал, вдруг народила
детей «с бору да с сосенки», вследствие чего сельцо Горюшкино навсегда ускользнуло из головлевского рода.
Даже
дети знают, что он «
отказывается от отца и матери».
— От всеобщей жестокости, и — это надо объявить! А жестокость — со страха друг пред другом, страх же — опять от жестокости, — очень просто! Тут — кольцо! И, значит, нужно, чтобы некоторые люди
отказались быть жестокими, тогда — кольцо разорвётся. Это и надо внушить
детям.
Она устраивает спектакли и лотереи в пользу
детей бедных мелкопоместных, хлопочет о стипендиях в местной гимназии и в то же время успевает бросать обворожающие взгляды на молодых семиозерских аристократов и не прочь пококетничать с старым графом Козельским, который уже три трехлетия сряду безуспешно добивается чести быть представителем «интересов земства» и, как достоверно известно, не
отказывается от этого домогательства и теперь.
— Право, Семен Иваныч, я благодарен вам за участие; но все это совершенно лишнее, что вы говорите: вы хотите застращать меня, как
ребенка. Я лучше расстанусь с жизнию, нежели
откажусь от этого ангела. Я не смел надеяться на такое счастие; сам бог устроил это дело.
— Нет, они мне не
дети! Никогда ими не были! — надорванным голосом возразил Глеб. — На что им мое благословение? Сами они от него
отказались. Век жили они ослушниками! Отреклись — была на то добрая воля — отреклись от отца родного, от матери, убежали из дома моего… посрамили мою голову, посрамили всю семью мою, весь дом мой… оторвались они от моего родительского сердца!..
Но горе в том, что он постоянно
отказывался учить грамоте
детей своих: «Не на что, — говорил он, — нанять учителя!»
Детей своих он любил, однако ж: ласкал их и нянчил с утра до вечера.
— Люди, — продолжала она, как
дитя, ибо каждая Мать — сто раз
дитя в душе своей, — люди — это всегда
дети своих матерей, — сказала она, — ведь у каждого есть Мать, каждый чей-то сын, даже и тебя, старик, ты знаешь это, — родила женщина, ты можешь
отказаться от бога, но от этого не
откажешься и ты, старик!
Но как бы хорошо человек ни выбрал жизнь для себя — ее хватает лишь на несколько десятков лет, — когда просоленному морской водою Туба минуло восемьдесят — его руки, изувеченные ревматизмом,
отказались работать — достаточно! — искривленные ноги едва держали согнутый стан, и, овеянный всеми ветрами старик, он с грустью вышел на остров, поднялся на гору, в хижину брата, к
детям его и внукам, — это были люди слишком бедные для того, чтоб быть добрыми, и теперь старый Туба не мог — как делал раньше — приносить им много вкусных рыб.
Глумов. Брак — такое дело великое, такой важный шаг в жизни… не
откажитесь!.. благословение такого высокодобродетельного лица будет служить залогом… уже знакомство с особой вашего превосходительства есть счастие, а в некотором роде родство, хотя и духовное, это даже и для будущих
детей…
Бабушка после этого только скорее заспешила разделом, о котором нечего много рассказать: он был сделан с тем же благородством, как и выдел княжны Анастасии: моему отцу достались Ретяжи, в которых он уже и жил до раздела, дяде Якову Конубрь, а бабушка оставалась в Протозанове, от которого она хотя и
отказывалась, предоставя
детям по жребию делить деревни, в которых были господские дома, но и дядя и отец слышать об этом не хотели и просили мать почтить их позволением оставить в ее владении Протозаново, к которому она привыкла.
Она писала о
детях, о дяде, о нянюшке, о покупках и между прочим, как о вещи самой обыкновенной, о том, что Трухачевский заходил, принес обещанные ноты и обещал играть еще, но что она
отказалась.
И хотя Погодин и уверял, что ударил нечаянно, — и, кажется, это была правда, — оскорбленная женщина решительно
отказалась от
детей и всякой близости с мужем, пока он совсем и навсегда не бросит пить.
Павел хотел было
отказаться, но ему жаль стало сестры, и он снова сел на прежнее место. Через несколько минут в комнату вошел с нянькой старший сын Лизаветы Васильевны. Он, ни слова не говоря и только поглядывая искоса на незнакомое ему лицо Павла, подошел к матери и положил к ней головку на колени. Лизавета Васильевна взяла его к себе на руки и начала целовать. Павел любовался племянником и, кажется, забыл неприятное впечатление, произведенное на него зятем:
ребенок был действительно хорош собою.
Он совершенно
отказался от религиозного обучения, сказавши, что не хочет стеснять никого и предоставляет родителям полную свободу наставлять своих
детей, как им внушают их благочестивые верования.
Ноги даже в калошах зябнут и застывают. Крестьяне решительно
отказались топить школу. Они и детей-то посылают учиться только для того, чтобы даром не пропадал гривенник, который земство взимает на нужды народного образования. Приходится топить остатками забора и брать взаймы охапками у фельдшера. Тому — житье. Однажды мужики попробовали было и его оставить без дров, а он взял и прогнал наутро всех больных, пришедших на пункт. И дрова в тот же день явились сами собой.
Ты знаешь сам, семья моя велика,
Детей больших и малых целый дом,
А я один, четвертый год вдовею.
Хозяйки нет. Не
откажись посватать.
Ноги
отказывались служить ему; он сел, прижавшись в уголок дивана, облокотился на его ручку и, опустив горячую голову на руки, плакал как
дитя.
Несмотря на то, что жене его сделалось в тот день еще хуже, что около него шумел и кричал целый пяток различного возраста
детей, он тотчас же начал учить роль; но, к несчастию, память совсем
отказывалась.
Маргаритов. Не говори так,
дитя мое, не принижай себя; ты меня огорчаешь. Я знаю свою вину, я загубил твою молодость, ну, вот я же и поправить хочу свою вину. Не обижай отца, не
отказывайся наперед от счастья, которого он тебе желает. Ну, прощай! (Целует Людмилу в голову.) Ангел-хранитель над тобой!
Когда
ребенок бьет пол, о который он ударился, — это очень ненужно, но понятно, как понятно то, что человек прыгает, когда он больно зашибся. Понятно также, что если человека ударили, то он первую минуту замахнется или ударит того, кто его ударил. Но делать зло человеку обдуманно, потому что человек сделал зло когда-то прежде, и уверять себя, что это так надо, значит совсем
отказаться от разума.
Случалось, что вольный человек «выкупал крепостного» с тем, чтобы он после пошел в рекруты за
детей этого капиталиста, и выкупаемый крепостной обещался это исполнить, но, получив отпускную в свои руки,
отказывался от «охотничания» и предлагал выкупщику отработать заплаченные за него деньги или — еще проще — благодарил его к уходил иногда с обещанием «помолить бога», а еще чаще с бранью и насмешкою.
— Вы для чего же все это говорите мне? — медленно и тихо спросила она, подавляя в себе накипь внутреннего негодования и волнения. — Как, наконец, прикажете понять все это? Так ли, что вы
отказываетесь и от меня, и от своего будущего
ребенка и бросаете меня в эту минуту совершенно на произвол судьбы? Так, что ли?
Нельзя было не понять, что отец не желает видеть меня, и поездка в аул Бестуди — своего рода ссылка. Мне стало больно и совестно. Однако я давно мечтала — вырваться из дому… Кто смог бы
отказаться от соблазнительной, полной прелести поездки в родной аул, где мою мать знали
ребенком, и каждый горец помнит юного красавца бек-Израэла, моего отца, где от зари до зари звучат веселые песни моей молодой тетки Гуль-Гуль? Угрызения совести смолкли.
Это была такая радость, о которой не смели и мечтать бедные девочки. Теперь только и разговору было, что о даче. Говорили без устали, строили планы, заранее восхищались предстоящим наслаждением провести целое лето на поле природы. Все это казалось таким заманчивым и сказочным для не избалованных радостями жизни
детей, что многие воспитанницы
отказались от летнего отпуска к родным и вместе с «сиротами» с восторгом устремились на «приютскую» дачу.
Соня, кузина Наташи Ростовой, тоже полна самоотвержения. Она покорно
отказывается от прав своих на Николая Ростова, живет в семье бывшего жениха, ухаживает за его
детьми, за старой графиней. «Но все это принималось невольно с слишком слабою благодарностью». Наташа, в разговоре с женою брата, вот как отзывается о Соне...
Добро бы, мы со своим пессимизмом
отказывались от жизни, уходили бы в пещеры или спешили умереть, а то ведь мы, покорные общему закону, живем, чувствуем, любим женщин, воспитываем
детей, строим дороги!
— Да, мое
дитя, это не высоко; но зато Христя поступила очень благоразумно и великодушно, что
отказалась от Сержа.
— Сладкие пирожки… — усмехнулась незнакомка. — Дома
детям есть нечего, а тут сладкие пирожки. Вы решительно
отказываетесь возвратить вещи?
Было так. Папа считался лучшим в Туле детским врачом. Из Ясной Поляны приехал Лев Толстой просить папу приехать к больному
ребенку. Папа ответил, что у него много больных в городе и что за город он не ездит. Толстой настаивал, папа решительно
отказывался. Толстой рассердился, сказал, что папа как врач обязан поехать. Папа ответил, что по закону врачи, живущие в городе, за город не обязаны ездить. Расстались они враждебно.
Хотя и после этого напоминания Клим Иванович продолжал дело, но в конце концов делать было нечего, и вот через 10 лет по смерти Марфы он наконец представил палате это злополучное для себя расписание, и вот после всей этой оказии те лица, коим все сие ведать надлежало, растолковали наконец непонятливому на этот раз Климу Ивановичу, что он в завещании хоть и назначен душеприказчиком и распорядителем части Марфы Гавриловой, но что это-де не значит, что вы владелец и собственник этой части, а потому-де вы и должны от этой части
отказаться в пользу ее сыновей и законных наследников: Сергея, Александра и Григория, а так как эти лица примерли, то отдать эту часть малолетним
детям Григория, над которыми будет учреждена опека.
Вид этого плачущего, испуганного
ребенка пробудил в его сердце жалость. Первой мыслью его было отвезти ее назад, на ферму, но он тотчас же прогнал эту мысль. Трепет, хотя и болезненный, ее молодого, нежного тела, который он так недавно ощущал около своей груди, заставил его содрогнуться при мысли
отказаться от обладания этим непорочным, чистым созданием, обладания, то есть неземного наслаждения. Рука, протянутая уже было к звонку, чтобы приказать готовить лошадей, бессильно опустилась.
То обстоятельство, что Дарья Васильевна упорно
отказывалась от факта нахождения у нее
ребенка княгини и настойчиво выдавала его за сына Акулины, привело Сидорыча к мысли, что старуха сама спохватилась, что совершила преступление, и отпирается.
Он
отказывался понимать, для чего
ребенок, только что начавший жить, должен умереть.
Как счастлив Антонио своими мечтами! Чудное
дитя судьбы, он в совершенном неведении о том, что для него делается и как о нем хлопочут! Он не знает ни о знатности и богатстве своего отца, ни о том, что этот изверг
отказывается от него. Счастливое неведение! пускай в нем и остается. Это житель рая, пока он не вкусил запрещенного плода. Наша обязанность оставить его в этом очаровании.
Избалованная светскими удовольствиями и выдающейся ролью, играемой ею в обществе, окруженная толпой раболепных поклонников и немых обожателей, она в чаду великосветских успехов осталась верна своему долгу не только жены, но и матери, и когда сыновья ее: Сергей, герой наш — Николай и Михаил стали подрастать, почти
отказалась от света и всецело отдалась воспитанию
детей, несмотря на то, что была в это время в полном расцвете женской красоты.
Молодой врач предложил, через Аристотеля, услуги свои увеченным. Вместо ответа отцы со страхом заслоняли от него
детей своих и начисто
отказывались от этой помощи. Легче было видеть их уродами! Уж конечно, пришедши домой, пускали четверговую соль и уголья на воду и спрыскивали ею свое детище, на которого поглядел недобрый глаз басурмана.
— Я готова оставить
ребенка у себя, — степенно отвечала Фекла. — Мы с мужем хотя и не богаты, и у нас у самих трое ребят, но бросить и чужого
ребенка несогласны.
Отказываться принять малютку — грех, я же так любила Арину, и в память о покойной готова поставить ее дочь на ноги.
После моей смерти она останется сиротою, так как он
отказался от нее при ее появлении на свет, взяв с меня клятву, никогда не называть этого
ребенка его дочерью.
Толковали также, что ее семья, весьма почтенная и богатая, требовала, чтобы она разошлась с мужем, «непомнящим родства», но она любила не имя, а человека — своего мужа, отца только что родившегося
ребенка — девочки, и
отказалась.