Неточные совпадения
Самгин слушал и улыбался. Ему нравилось, что Валентин говорит беспечально, как бы вспоминая далекое
прошлое, хотя жена
ушла от него осенью истекшего года.
Может быть, он умер и в
прошлом году, а они сказали, что теперь, в надежде, не
уйдем ли.
Дерсу замолк и задумался. Перед ним воскресло далекое
прошлое. Он весь
ушел в эти воспоминания. Задумался и я. Действительно, Приморье быстро колонизировалось. Недалеко уже то время, когда от первобытной, девственной тайги и следа не останется. Исчезнут и звери.
Я хотел спуститься по реке Кулумбе до того места, где в
прошлом году нашел удэгейцев, но Дерсу и Чжан Бао не советовали
уходить далеко от водораздела.
— Экая я! — проговорила вдруг Лукерья с неожиданной силой и, раскрыв широко глаза, постаралась смигнуть с них слезу. — Не стыдно ли? Чего я? Давно этого со мной не случалось… с самого того дня, как Поляков Вася у меня был
прошлой весной. Пока он со мной сидел да разговаривал — ну, ничего; а как
ушел он — поплакала я таки в одиночку! Откуда бралось!.. Да ведь у нашей сестры слезы некупленные. Барин, — прибавила Лукерья, — чай, у вас платочек есть… Не побрезгуйте, утрите мне глаза.
Не знаю, имел ли автор в виду каламбур, которым звучало последнее восклицание, но только оно накинуло на всю пьесу дымку какой-то особой печали, сквозь которую я вижу ее и теперь…
Прошлое родины моей матери, когда-то блестящее, шумное, обаятельное,
уходит навсегда, гремя и сверкая последними отблесками славы.
И когда я теперь вспоминаю эту характерную, не похожую на всех других людей, едва промелькнувшую передо мной фигуру, то впечатление у меня такое, как будто это — само историческое
прошлое Польши, родины моей матери, своеобразное, крепкое, по — своему красивое,
уходит в какую-то таинственную дверь мира в то самое время, когда я открываю для себя другую дверь, провожая его ясным и зорким детским, взглядом…
Уходя в
прошлое, они забывали обо мне. Голоса и речи их звучат негромко и так ладно, что иногда кажется, точно они песню поют, невеселую песню о болезнях, пожарах, избиении людей, о нечаянных смертях и ловких мошенничествах, о юродивых Христа ради, о сердитых господах.
Средневековые ужасы миновали безвозвратно, средневековая дикость
ушла в глубь
прошлого, средневековая красота, средневековая культурность, средневековая напряженность духовного томления манят нас и до сих пор.
Это именно с ним
прошлой зимой играла Женька не то в материнские отношения, не то как в куклы и совала ему яблочко или пару конфеток на дорогу, когда он
уходил из дома терпимости, корчась от стыда.
— Да, да! — говорила тихо мать, качая головой, а глаза ее неподвижно разглядывали то, что уже стало
прошлым,
ушло от нее вместе с Андреем и Павлом. Плакать она не могла, — сердце сжалось, высохло, губы тоже высохли, и во рту не хватало влаги. Тряслись руки, на спине мелкой дрожью вздрагивала кожа.
Они получили паспорта и «
ушли» — вот все, что известно; а удастся ли им, вне родного гнезда, разрешить поставленный покойным Решетниковым вопрос: «Где лучше?» — на это все
прошлое достаточно ясно отвечает: нет, не удастся.
И в этот день, когда граф уже
ушел, Александр старался улучить минуту, чтобы поговорить с Наденькой наедине. Чего он не делал? Взял книгу, которою она, бывало, вызывала его в сад от матери, показал ей и пошел к берегу, думая: вот сейчас прибежит. Ждал, ждал — нейдет. Он воротился в комнату. Она сама читала книгу и не взглянула на него. Он сел подле нее. Она не поднимала глаз, потом спросила бегло, мимоходом, занимается ли он литературой, не вышло ли чего-нибудь нового? О
прошлом ни слова.
С этого момента, по мере того как
уходит в глубь
прошлого волшебный бал, но все ближе, нежнее и прекраснее рисуется в воображении очаровательный образ Зиночки и все тревожнее становятся ночи Александрова, — им все настойчивее овладевает мысль написать Зиночке Белышевой письмо.
— Покорно благодарю вас, Эмилий Францевич, — от души сказал Александров. — Но я все-таки сегодня
уйду из корпуса. Муж моей старшей сестры — управляющий гостиницы Фальц-Фейна, что на Тверской улице, угол Газетного. На
прошлой неделе он говорил со мною по телефону. Пускай бы он сейчас же поехал к моей маме и сказал бы ей, чтобы она как можно скорее приехала сюда и захватила бы с собою какое-нибудь штатское платье. А я добровольно пойду в карцер и буду ждать.
— И вдруг — эти неожиданные, страшные ваши записки! Читали вы их, а я слышала какой-то упрекающий голос, как будто из дали глубокой, из
прошлого, некто говорит: ты куда
ушла, куда? Ты французский язык знаешь, а — русский? Ты любишь романы читать и чтобы красиво написано было, а вот тебе — роман о мёртвом мыле! Ты всемирную историю читывала, а историю души города Окурова — знаешь?
Невольно сравнивая эти несколько кратких месяцев со всей длинной, серой полосой
прошлого, он ясно видел, что постоялка вывела его из прежней, безразличной жизни в углу, поставила на какой-то порог и —
ушла, встряхнув его душу, обеспокоив его навсегда.
Зарубин и Мясников поехали в город для повестки народу,а незнакомец, оставшись у Кожевникова, объявил ему, что он император Петр III, что слухи о смерти его были ложны, что он, при помощи караульного офицера,
ушел в Киев, где скрывался около года; что потом был в Цареграде и тайно находился в русском войске во время последней турецкой войны; что оттуда явился он на Дону и был потом схвачен в Царицыне, но вскоре освобожден верными казаками; что в
прошлом году находился он на Иргизе и в Яицком городке, где был снова пойман и отвезен в Казань; что часовой, подкупленный за семьсот рублей неизвестным купцом, освободил его снова; что после подъезжал он к Яицкому городку, но, узнав через одну женщину о строгости, с каковою ныне требуются и осматриваются паспорта, воротился на Сызранскую дорогу, по коей скитался несколько времени, пока наконец с Таловинского умета взят Зарубиным и Мясниковым и привезен к Кожевникову.
Утром, напившись парного молока, я
уходил в Шуваловский парк и гулял здесь часа три, вспоминая
прошлое лето и отдаваясь тем юношеским мечтам, которые несутся в голове, как весенние облачка.
Замыслов. У меня в
прошлом голодное детство… и такая же юность, полная унижений… суровое
прошлое у меня, дорогая моя Юлька! Я много видел тяжелого и скверного… я много перенес. Теперь — я сам судья и хозяин своей жизни — вот и все!.. Ну, я
ухожу… до свиданья, моя радость!.. Нам все-таки нужно держаться поосторожнее… подальше друг от друга…
Но когда опомнились? — тогда, милая тетенька, когда старые корабли уже были сожжены, когда
уйти назад в
прошлое было нельзя, а идти вперед значило погрузиться в тот омут, в котором кишат расхитители, клеветники, сыщики и те неслыханные"публицисты", чудовищная помесь Мессалины и Марата, сумевшие соединить в своем ремесле распутство первой и человеконенавистничество последнего.
Я рассказывал ей длинные истории из своего
прошлого и описывал свои в самом деле изумительные похождения. Но о той перемене, какая произошла во мне, я не обмолвился ни одним словом. Она с большим вниманием слушала меня всякий раз и в интересных местах потирала руки, как будто с досадой, что ей не удалось еще пережить такие же приключения, страхи и радости, но вдруг задумывалась,
уходила в себя, и я уже видел по ее лицу, что она не слушает меня.
О, где оно, куда
ушло мое
прошлое, когда я был молод, весел, умен, когда я мечтал и мыслил изящно, когда настоящее и будущее мое озарялось надеждой?
Последним преступлением его, установленным точно, было убийство трех человек и вооруженное ограбление; а дальше
уходило в загадочную глубину его темное
прошлое.
Несмотря на гений Пушкина, передовые его герои, как герои его века, уже бледнеют и
уходят в
прошлое.
—
Прошлой весной муж на Днепр
ушёл, дрова сплавлять, и — пропал!
Лысевич порылся в одной книжке, потом в другой и, не найдя изречения, успокоился. Стали говорить о погоде, об опере, о том, что скоро приедет Дузе. Анна Акимовна вспомнила, что Лысевич и, кажется, Крылин в
прошлом году обедали у нее, и теперь, когда они собрались
уходить, она искренно и умоляющим голосом стала доказывать им, что так как они уже больше никуда не поедут с визитом, то должны остаться у нее пообедать. После некоторого колебания гости согласились.
Владимир. Когда я взошел, какой-то адъютантик, потряхивая эполетами, рассказывал ей, как
прошлый раз в Собрании один кавалер уронил замаскированную даму и как муж ее, вступившись за нее, сдуру обнаружил, кто она такова. Ваша кузина смеялась от души… это и меня порадовало. Посмотрите, как я буду весел сегодня. (
Уходит в гостиную.)
— Павел Андреич, — сказала она после некоторого молчания, — два года мы не мешали друг другу и жили покойно. Зачем это вдруг вам так понадобилось возвращаться к
прошлому? Вчера вы пришли, чтобы оскорбить меня и унизить, — продолжала она, возвышая голос, и лицо ее покраснело, и глаза вспыхнули ненавистью, — но воздержитесь, не делайте этого, Павел Андреич! Завтра я подам прошение, мне дадут паспорт, и я
уйду,
уйду,
уйду!
Уйду в монастырь, во вдовий дом, в богадельню…
Уже уверенный, что это непременно произойдет, отчего, — спрашивал я себя в отчаянии, — отчего в одну из
прошлых давнишних ссор я не дал ей развода или отчего она в ту пору не
ушла от меня совсем, навсегда?
Все ту же на тебе
Я вижу тень. Куда бы ни пошел ты,
Везде, всегда, зловещая, она
Идет с тобой. Не властны мы
уйтиОт
прошлого, Борис!
— И опять через неделю
уйдешь. Ты знаешь, что он сделал
прошлой весной, — сказал, обращаясь ко мне, Челновский. — Поставил я его на место, сто двадцать рублей в год платы, на всем готовом, с тем чтобы он приготовил ко второму классу гимназии одного мальчика. Справили ему все, что нужно, снарядили доброго молодца. Ну, думаю, на месте наш Овцебык! А он через месяц опять перед нами как вырос. Еще за свою науку и белье там оставил.
Он мысленно еще раз перечитал строки брошенного женского письма, где каждая буква лгала… Да, ложь и ложь, бесконечная женская ложь, тонкая, как паутина, и, как паутина, льнущая ко всему. А он так хорошо чувствовал себя именно потому, что
ушел от этой лжи и переживал блаженное ощущение свободы, как больной, который встал с постели. Будет, довольно…
Прошлое умерло.
Это кричит с круподёрки косоротая Марфутка. Мельник у неё в
прошлом году ненароком всю семью разорил и теперь вспомнил это. Фома, Марфуткин отец,
уходя на заработки куда-то, говорил ему, стоя у крыльца...
Когда девочка начинала рассказывать обо всем пережитом ею в ее недавнем таком богатом впечатлениями
прошлом, лицо ее менялось сразу, делалось старше и строже, осмысленнее как-то с первых же слов… Черные глаза
уходили вовнутрь, глубоко, и в них мгновенно гасли их игривые насмешливые огоньки, а глухая красивая печаль мерцала из темной пропасти этих глаз, таких грустных и прекрасных!
Ять. Я ничего… Я ведь… Не понимаю даже… Извольте, я
уйду… Только вы отдайте мне сначала пять рублей, что вы брали у меня в
прошлом году на жилетку пике, извините за выражение. Выпью вот еще и… и
уйду, только вы сначала долг отдайте.
Отрывками, в виде очень свежих воспоминаний годов ученья и девичества,
уходила она в свое
прошлое.
По делу завернул он снова
прошлым летом, даже останавливаться на ночь не хотел, рассчитывал покончить все одним днем и чем свет «
уйти» на другом пароходе кверху, в Рыбинск. Куда деваться вечером? В увеселительный сад… Их даже два было тогда; теперь один хозяин прогорел. Знакомые нашлись у него в городе: из пароходских кое-кто, инженер, один адвокат заезжий, шустрый малый, ловкий на все и порядочный кутила.
Мне передается напряжение царя Бориса и других артистов, и, забыв все, я перевоплощаюсь,
ухожу в далекое
прошлое России… Чувствую по глазам Ольги, что и с ней то же.
Алексей Андреевич весь
ушел в воспоминания
прошлого, в воспоминания своей частной жизни, своих отношений к близким к нему людям.
Она как бы
ушла в самое себя и жила не настоящим, а
прошлым.
— Ты прав, мы приелись друг другу, чувства нельзя разогревать, как вчерашний суп, да и он обыкновенно бывает кислым… Я мечтала воскресить наше былое увлечение, но мы оба бессильны пробудить
прошлое… Лучше расстанемся навеки и не будем встречаться… Я
ухожу, и на этот раз прощай навсегда.
Время, как мы уже заметили, хотя и томительно медленно, но шло вперед, день за днем
уходил в вечность, чтобы не возвращаться никогда со всеми его
прошлыми треволнениями, выдвигая за собою другие дни, также разительно не похожие друг на друга, хотя с первого взгляда подчас чрезвычайно однообразные. Понятие об однообразии жизни есть результат нравственной близорукости людей.
— Нет, князь, я не
уйду, пока вы не согласитесь на мое предложение. Мы проведем лето так же хорошо, как и
прошлого года. Мне казалось, что вы и княжна Варвара Ивановна были довольны.
— Что будешь делать! — продолжал он, и чем ярче воскресало в нем
прошлое, тем сильнее чувствовался в его речи еврейский акцент. — Родители наказали меня и отдали дедушке, старому еврею-фанатику, на исправление. Но я ночью
ушел в Шклов. А когда в Шклове ловил меня мой дядя, я пошел в Могилев; там пробыл два дня и с товарищем пошел в Стародуб.
— Марией… — перебила его молодая девушка. — Я ее никогда не видала. Ее уже не было, когда я родилась… Только в
прошлом году я узнала, что Мария однажды
ушла и более уже не возвращалась, и никто не знает, по какой причине. Все думают, что она умерла…
И мгла исчезает, и тучи
уходят,
Но, полное
прошлой тревоги своей,
Ты долго вздымаешь испуганны волны,
И сладостный блеск возвращенных небес
Не вовсе тебе тишину возвращает;
Обманчив твоей неподвижности вид:
Ты в бездне покойной скрываешь смятенье,
Ты, небом любуясь, дрожишь за него.
И так далеко
ушел, что начинало становиться страшно: между ним и тем
прошлым, когда он разгуливал, как и все, раскрывалась такая пропасть, через которую, пожалуй, уж нельзя было перешагнуть.