Неточные совпадения
Воспоминание
о вас для вашего сына может повести к вопросам с его стороны, на которые нельзя отвечать, не вложив в душу ребенка духа осуждения к тому, что должно быть для него святыней, и потому
прошу понять отказ вашего мужа в духе христианской
любви.
Прошу Всевышнего
о милосердии к вам.
— Но, друг мой, не отдавайтесь этому чувству,
о котором вы говорили — стыдиться того, что есть высшая высота христианина: кто унижает себя, тот возвысится. И благодарить меня вы не можете. Надо благодарить Его и
просить Его
о помощи. В Нем одном мы найдем спокойствие, утешение, спасение и
любовь, — сказала она и, подняв глаза к небу, начала молиться, как понял Алексей Александрович по ее молчанию.
Он оставляет раут тесный,
Домой задумчив едет он;
Мечтой то грустной, то прелестной
Его встревожен поздний сон.
Проснулся он; ему приносят
Письмо: князь N покорно
проситЕго на вечер. «Боже! к ней!..
О, буду, буду!» и скорей
Марает он ответ учтивый.
Что с ним? в каком он странном сне!
Что шевельнулось в глубине
Души холодной и ленивой?
Досада? суетность? иль вновь
Забота юности —
любовь?
—
Прошу слова! Имею сказать нечто
о любви…
Он удивился этой просьбе и задумался. Она и прежде
просила, но шутя, с улыбкой. Самолюбие шепнуло было ему, что он постучался в ее сердце недаром, что оно отзывается, что смущение и внезапная, неловкая просьба не говорить
о любви — есть боязнь, осторожность.
— К чему вы это мне говорите? Со мной это вовсе не у места! А я еще
просила вас оставить разговор
о любви,
о страстях…
— Смущение? Я смутилась? — говорила она и поглядела в зеркало. — Я не смутилась, а вспомнила только, что мы условились не говорить
о любви.
Прошу вас, cousin, — вдруг серьезно прибавила она, — помнить уговор. Не будем, пожалуйста, говорить об этом.
«
Прошу покорно! — с изумлением говорил про себя Райский, провожая ее глазами, — а я собирался развивать ее, тревожить ее ум и сердце новыми идеями
о независимости,
о любви,
о другой, неведомой ей жизни… А она уж эмансипирована! Да кто же это!..»
— Нет, этого я не вижу, и она мне не говорила
о любви, а дала вот эту записку и
просила подтвердить, что она не может и не желает более видеться с вами и получать писем.
—
О, как мало знают те, которые никогда не любили! Мне кажется, никто еще не описал верно
любви, и едва ли можно описать это нежное, радостное, мучительное чувство, и кто испытал его хоть раз, тот не станет передавать его на словах. К чему предисловия, описания? К чему ненужное красноречие?
Любовь моя безгранична…
Прошу, умоляю вас, — выговорил наконец Старцев, — будьте моей женой!
Обманута, обижена, убита
Снегурочка.
О мать, Весна-Красна!
Бегу к тебе, и с жалобой и с просьбой:
Любви прошу, хочу любить. Отдай
Снегурочке девичье сердце, мама!
Отдай
любовь иль жизнь мою возьми!
Надобно было положить этому конец. Я решился выступить прямо на сцену и написал моему отцу длинное, спокойное, искреннее письмо. Я говорил ему
о моей
любви и, предвидя его ответ, прибавлял, что я вовсе его не тороплю, что я даю ему время вглядеться, мимолетное это чувство или нет, и
прошу его об одном, чтоб он и Сенатор взошли в положение несчастной девушки, чтоб они вспомнили, что они имеют на нее столько же права, сколько и сама княгиня.
…Ничего нет мудреного, что Мария Николаевна повезет Аннушку к Дороховой, которая, сделавшись директрисой института в Нижнем, с необыкновенной
любовью просит, чтобы я ей прислал ее для воспитания, — принимает ее как дочь к себе и говорит, что это для нее благо, что этим я возвращу ей то, что она потеряла, лишившись единственной своей дочери. [Сохранилась группа писем Дороховой за 1855 г. к Пущину; все —
о его дочери Аннушке,
о воспитании ее.]
И вдруг денщики рассказали мне, что господа офицеры затеяли с маленькой закройщицей обидную и злую игру: они почти ежедневно, то один, то другой, передают ей записки, в которых пишут
о любви к ней,
о своих страданиях,
о ее красоте. Она отвечает им,
просит оставить ее в покое, сожалеет, что причинила горе,
просит бога, чтобы он помог им разлюбить ее. Получив такую записку, офицеры читают ее все вместе, смеются над женщиной и вместе же составляют письмо к ней от лица кого-либо одного.
Софья Николавна скоро одумалась, вновь раскаянье заговорило в ней, хотя уже не с прежнею силой; она переменила тон, с искренним чувством
любви и сожаления она обратилась к мужу, ласкала его,
просила прощенья, с неподдельным жаром говорила
о том, как она счастлива, видя
любовь к себе в батюшке Степане Михайлыче, умоляла быть с ней совершенно откровенным, красноречиво доказала необходимость откровенности — и мягкое сердце мужа, разнежилось, успокоилось, и высказал он ей все, чего решился было ни под каким видом не сказывать, не желая ссорить жену с семьей.
Она просто, ясно, без всякого преувеличения, описала постоянную и горячую
любовь Алексея Степаныча, давно известную всему городу (конечно, и Софье Николавне); с родственным участием говорила
о прекрасном характере, доброте и редкой скромности жениха; справедливо и точно рассказала про его настоящее и будущее состояние; рассказала правду про всё его семейство и не забыла прибавить, что вчера Алексей Степанович получил чрез письмо полное согласие и благословение родителей искать руки достойнейшей и всеми уважаемой Софьи Николавны; что сам он от волнения, ожидания ответа родителей и несказанной
любви занемог лихорадкой, но, не имея сил откладывать решение своей судьбы,
просил ее, как родственницу и знакомую с Софьей Николавной даму, узнать: угодно ли, не противно ли будет ей, чтобы Алексей Степаныч сделал формальное предложение Николаю Федоровичу.
Я молилась
о них и
о себе,
просила бога, чтоб он очистил мою душу от гордости, смирил бы меня, ниспослал бы
любовь, но
любовь не снизошла в мое сердце».
Снится ей отдельное купе вагона… Поезд мчится… вагон мерно покачивается, он смотрит на нее прежним, ласковым взором, говорит ей
о вечной
любви,
о взаимном труде… Ей холодно… Она
просит его поскорей закрыть окно, откуда дует холодный ветер.
Васильков. Не спорю. Но позвольте
просить вас познакомить меня с Чебоксаровыми. Хотя я имею мало вероятности понравиться, но надежда, знаете ли, никогда не покидает человека. Я как увидал ее с неделю тому назад, все
о ней и мечтаю. Я узнал, где они живут, и в том же доме квартиру нанял, чтобы видеть ее почаще. Стыдно деловому человеку увлекаться; но, что делать, я в
любви еще юноша. Познакомьте,
прошу вас.
«Если я буду любить и тосковать
о любимых, то не всю душу принес я сюда и не чиста моя чистота», — думал Погодин с пугливой совестливостью аскета; и даже в самые горькие минуты, когда мучительно
просило сердце
любви и отдыха хотя бы краткого, крепко держал себя в добровольном плену мыслей — твердая воля была у юноши.
—
О Суламифь, — все, что хочешь!
Попроси у меня мою жизнь — я с восторгом отдам ее тебе. Я буду только жалеть, что слишком малой ценой заплатил за твою
любовь.
—
О, не убегайте меня! — говорил растерявшийся старик, протягивая к ней руки. — Ласки… одной ничтожной ласки
прошу у вас. Позвольте мне любить вас, говорить вам
о любви моей: я за это сделаюсь вашим рабом; ваша малейшая прихоть будет для меня законом. Хотите, я выведу вашего мужа в почести, в славу… я выставлю вас на первый план петербургского общества: только позвольте мне любить вас.
О чем жалеть? Когда б ты знала.
Когда бы ты воображала
Неволю душных городов!
Там люди в кучах, за оградой,
Не дышат утренней прохладой,
Ни вешним запахом лугов;
Любви стыдятся, мысли гонят,
Торгуют волею своей,
Главы пред идолами клонят
И
просят денег да цепей.
Что бросил я? Измен волненье,
Предрассуждений приговор,
Толпы безумное гоненье
Или блистательный позор.
Рудин вначале держит себя несколько приличнее для мужчины, нежели прежние герои: он так решителен, что сам говорит Наталье
о своей
любви (хоть говорит не по доброй воле, а потому, что вынужден к этому разговору); он сам
просит у ней свидания.
— Я знаю, ты мыслишь, что я был причиной Вериной смерти. Но подумай, разве я любил ее меньше, чем ты? Странно ты рассуждаешь… Я был строг, а разве это мешало ей делать, что она хочет? Я пренебрег достоинством отца, я смиренно согнул свою шею, когда она не побоялась моего проклятья и поехала… туда. А ты — ты-то не
просила ее остаться и не плакала, старая, пока я не велел замолчать? Разве я родил ее такой жестокой? Не твердил я ей
о Боге,
о смирении,
о любви?
— Уж вы, пожалуйста, Авдотья Марковна, не открывайте,
о чем мы говорили. Больше тридцати лет здесь живу, привык… а ежели восстановлю их против себя, мое положение будет самое горькое. Из
любви к вам говорил я, из сожаленья, а не из чего другого. Богом
прошу, не говорите ничего… А Денисова бойтесь… Пуще всего бойтесь… Это такой враг, каких немного бывает. Смотрите же, не погубите меня, старика, со всей семьей моей…
Не орал Нефедыч, не сеял, а денежкам в мошне перевода у него не бывало, жил себе не тужил, у всех в
любви и почете был,
о чем кого ни
попросит, всяк ему с радостью услужит, чем только сможет.
Когда однажды поручик осмелился намекнуть ей про свою
любовь, она
попросила его не говорить ей более
о любви, напомнила об обещании, данном отцу, и всю ночь проплакала.
Если бы боги сотворили людей без ощущения боли, очень скоро люди бы стали
просить о ней; женщины без родовых болей рожали бы детей в таких условиях, при которых редкие бы оставались живыми, дети и молодежь перепортили бы себе все тела, а взрослые люди никогда не знали бы ни заблуждений других, прежде живших и теперь живущих людей, ни, главное, своих заблуждений, — не знали бы что им надо делать в этой жизни, не имели бы разумной цели деятельности, никогда не могли бы примириться с мыслью
о предстоящей плотской смерти и не имели бы
любви.
Она стоит у дверей, как изгнанная пери у ворот рая; она смотрит на него с робостью, ищет чего-то в глазах его,
просит, умоляет
о чем-то и боится подойти. Никогда не казалась она ему так хороша!
Любовь и еще какое-то чувство, не менее горячее, но более чистое, вооружили ее в эти минуты всеми своими прелестями для победы над неверным.
Павел Флегонтыч. Что я скажу?.. Теперь ни слова, ни одного слова не услышите от меня. Дайте мне подумать, Софья Андреевна! Только одну неделю срока
прошу; чрез неделю получите решительный ответ. Хочу сам испытать сердце Натальи Ивановны; от нее самой должен услышать ответ. Вы даже обвинили бы меня в ветрености, в легкомыслии, если б я сейчас решился. Любить так долго, так страстно и так скоро расстаться со своею
любовью, с лучшими мечтами своей жизни —
о! это ужасно!
— Я
прошу вас только повременить говорить кому бы то ни было
о сообщенном мною вам. Я достану адрес или, в крайнем случае, устрою возможность вам видеться с
Любовь Аркадьевной.
Казенный двор нам уж знаком. В том самом отделении черной избы, где содержались сначала Матифас, переводчик князя Лукомского, и потом Марфа-посадница, заключили Антона. Вчера свободен, с новыми залогами
любви и дружбы, почти на вершине счастия, а нынче в цепях, лишен всякой надежды, ждал одной смерти, как отрады. Он
просил исследовать дело
о болезни царевича — ему отказано; злодеяние его, кричали, ясно как день.
Якову вдруг стало ясно все. Ермак сам говорил ему то,
о чем с час тому назад
просила выпытать у него Домаша, — он говорил
о любви своей к Ксении Яковлевне.
— Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия,
любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Maman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я
прошу вас подумать
о предложении Долохова, — сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
Она
просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему
о его обещании и благодарила его за его
любовь.
И милостынею своих чистых слез и гордого сожаления она убила бы того, кто
просил ее
о человеческой
любви, которая не оглядывается и не боится грязи.
После тех нечаянных слов
о том, что ежели бы он был свободен, он на коленях бы
просил ее руки и
любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего
о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова, для утешения плачущего ребенка.
Потом она помнила, что
попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь
о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда-то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал...