Неточные совпадения
Расчет хозяйственный о том, что есть известная цена, ниже которой нельзя
продать известный
хлеб, тоже был забыт.
Проезжая предместье, Тарас Бульба увидел, что жидок его, Янкель, уже разбил какую-то ятку с навесом и
продавал кремни, завертки, порох и всякие войсковые снадобья, нужные на дорогу, даже калачи и
хлебы. «Каков чертов жид!» — подумал про себя Тарас и, подъехав к нему на коне, сказал...
Ведь она
хлеб черный один будет есть да водой запивать, а уж душу свою не
продаст, а уж нравственную свободу свою не отдаст за комфорт; за весь Шлезвиг-Гольштейн не отдаст, не то что за господина Лужина.
— Сожгли Отрадное-то! Подожгли, несмотря на солдат. Захария немножко побили, едва ноги унес. Вся левая сторона дома сгорела и контора, сарай, конюшни. Ладно, что
хлеб успела я
продать.
Ходишь по полям и в лес, а хоть бы раз спросил мужика, какой
хлеб когда сеют, почем
продают!.. ничего!
— Вам снилось, — начал он, — что мужики отвезли
хлеб на базар,
продали и пропили деньги. Это во-первых…
— Будешь задумчив, как навяжется такая супруга, как Марина Антиповна! Помнишь Антипа? ну, так его дочка! А золото-мужик, большие у меня дела делает:
хлеб продает, деньги получает, — честный, распорядительный, да вот где-нибудь да подстережет судьба! У всякого свой крест! А ты что это затеял, или в самом деле с ума сошел? — спросила бабушка, помолчав.
Сингапур — один из всемирных рынков, куда пока еще стекается все, что нужно и не нужно, что полезно и вредно человеку. Здесь необходимые ткани и
хлеб, отрава и целебные травы. Немцы, французы, англичане, американцы, армяне, персияне, индусы, китайцы — все приехало
продать и купить: других потребностей и целей здесь нет. Роскошь посылает сюда за тонкими ядами и пряностями, а комфорт шлет платье, белье, кожи, вино, заводит дороги, домы, прорубается в глушь…
Мы переправились вброд через реку, остановились на минуту около какого-то шалаша, где
продавали прохожим
хлеб, кажется, еще водку и где наши купили страусовых яиц, величиной с маленькую дыню.
Якуты принялись еще усерднее за хлебопашество, и на другой год
хлеб продавался рублем дешевле на пуд, то есть вместо 2 р. 50 к. ассигнациями
продавали по 1 р. 50 к.
Собрать и
продать посеянный
хлеб, распродать инвентарь и ненужные постройки — всё это должен был сделать управляющий уже после него.
— Хорошо, папенька, коли у кого деньги свободные на прожиток есть. А кто в деньгах нуждается, поневоле будет и в дешевое время
хлеб продавать.
Дети расходятся, а супруги остаются еще некоторое время под липами. Арсений Потапыч покуривает трубочку и загадывает. Кажется, нынешнее лето урожай обещает. Сенокос начался благополучно; рожь налилась, подсыхать начинает; яровое тоже отлично всклочилось. Коли
хлеба много уродится, с ценами можно будет и обождать. Сначала только часть запаса
продать, а потом, как цены повеселеют, и остальное.
— Малиновец-то ведь золотое дно, даром что в нем только триста шестьдесят одна душа! — претендовал брат Степан, самый постылый из всех, — в прошлом году одного
хлеба на десять тысяч
продали, да пустоша в кортому отдавали, да масло, да яйца, да тальки. Лесу-то сколько, лесу! Там онадаст или не даст, а тут свое, законное.Нельзя из родового законной части не выделить. Вон Заболотье — и велика Федора, да дура — что в нем!
К концу мясоеда Пустотеловы
продали остатки
хлеба, отложив только то, что потребуется на семена и на собственное продовольствие, и засели на Масленицу дома.
Но все это только цветочки. Приближается 13-е декабря, день ангела Арсения Потапыча. К этому дню приготовляются очень деятельно, так как исстари заведено, что у Пустотеловых к именинам хозяина съезжается целая масса гостей. Филанида Протасьевна наскоро объезжает соседей и всем напоминает о предстоящем празднестве. Арсений Потапыч тем временем
продает еще партию
хлеба и едет в город для новых закупок.
— Да,
хлеб. Без
хлеба тоже худо.
Хлеб, я тебе скажу, такое дело; нынче ему урожай, а в будущем году семян не соберешь. Либо град, либо засуха, либо что. Нынче он шесть рублей четверть, а в будущем году тридцать рублей за четверть отдашь! Поэтому которые хозяева с расчетом живут, те в урожайные года
хлеба не
продают, а дождутся голодухи да весь запас и спустят втридорога.
Продаст и надует при случае за какой-нибудь «кусочек
хлеба с маслом».
— Тюменские купцы вон уже зафрахтовали пароходы на всю навигацию, — сообщил Штофф. —
Хлеб закупили от семнадцати до двадцати трех копеек за пуд, а
продавать хотят по два рубля. Это уж бессовестно.
Суслонскому-то попу Макару зазорно самому
хлеб в четыредорога
продавать, — ну, он через Ермилыча, а Ермилычу опять свой процент с поповского
хлеба идет.
Как у наших у ворот
Много старцев и сирот
Ходят, ноют,
хлеба просят,
Наберут — Петровне носят,
Для коров ей
продаютИ в овраге водку пьют.
Если он уснул во время обеда,
продал или проиграл в карты свой пай, или испортилась у него провизия, размок на дожде
хлеб, то всё это не касается надзора.
Она, глядя на них, смеется и плачет, и извиняется передо мной за плач и писк; говорит, что это с голоду, что она ждет не дождется, когда вернется муж, который ушел в город
продавать голубику, чтобы купить
хлеба.
Хлебопеки-каторжные в только что упомянутой Ново-Михайловке свою порцию
хлеба продавали, а сами питались избытком, который получался от припека.
— Господи боже мой! — воскликнул Павел. — Разве в наше время женщина имеет право
продавать себя? Вы можете жить у Мари, у меня, у другого, у третьего, у кого только есть кусок
хлеба поделиться с вами.
Последний кусок
хлеба отнимает;
продадут Ихменевку.
"Проявился в моем стане купец 1-й гильдии Осип Иванов Дерунов, который собственности не чтит и в действиях своих по сему предмету представляется не без опасности. Искусственными мерами понижает он на базарах цену на
хлеб и тем вынуждает местных крестьян сбывать свои продукты за бесценок. И даже на днях, встретив чемезовского помещика (имярек), наглыми и бесстыжими способами вынуждал оного
продать ему свое имение за самую ничтожную цену.
Неуклонно с тех пор начал он в уплату долга отдавать из своего жалованья две трети, поселившись для того в крестьянской почти избушонке и ограничив свою пищу
хлебом, картофелем и кислой капустой. Даже в гостях, когда предлагали ему чаю или трубку, он отвечал басом: «Нет-с; у меня дома этого нет, так зачем уж баловаться?» Из собственной убитой дичи зверолов тоже никогда ничего не ел, но, стараясь
продать как можно подороже, копил только деньгу для кредитора.
—
Хлеб мой может всегда свидетельствовать полиция, а
продавать его я буду, где мне вздумается.
— Но тозе какой
хлеб вы будете
продавать и где? — заметил один из откупщиков с такими явными следами своего жидовского происхождения, что имел даже пейсы, распространял от себя невыносимый запах чесноку и дзикал в своем произношении до омерзения.
— Но тогда зе ви будете
продавать вас
хлеб только где откупа васи, вот сто вы зтанете делать! — произнес укоризненно еврей.
— Так кое-чем. Тальки пряду;
продам —
хлеба куплю. Мыкаемся тоже. Старичок-то вон мяконького все просит…
Поразительнейшим примером такого лицемерия были заботы русских землевладельцев во время последнего года о борьбе с голодом, который они-то и произвели и которым они тут же пользовались,
продавая не только
хлеб по самой высокой цене, но картофельную ботву по 5 рублей за десятину на топливо мерзнущим крестьянам.
Если нуждающиеся в земле для пропитания своих семей крестьяне не пашут ту землю, которая у них под дворами, а землей этой в количестве, могущем накормить 1000 семей, пользуется один человек — русский, английский, австрийский или какой бы то ни было крупный землевладелец, не работающий на этой земле, и если закупивший в нужде у земледельцев
хлеб купец может безопасно держать этот
хлеб в своих амбарах среди голодающих людей и
продавать его в тридорога тем же земледельцам, у которых он купил его втрое дешевле, то очевидно, что это происходит по тем же причинам.
В конце зимы другие двадцать человек отправились туда же и с наступившею весною посеяли двадцать десятин ярового
хлеба, загородили плетнями дворы и хлевы, сбили глиняные печи и опять воротились в Симбирскую губернию; но это не были крестьяне, назначаемые к переводу; те оставались дома и готовились к переходу на новые места:
продавали лишний скот,
хлеб, дворы, избы, всякую лишнюю рухлядь.
Сперва
продали все добро из комнат, потом
хлеб, скот — и все понемногу; нет денег на вино — корову сведут, диван
продадут.
Бодаев. Извините! Не об вас речь! Вы не рассердитесь, пожалуйста! Но действительно у нас много дворянских имений вконец разорено бабами. Если мужчина мотает, все-таки в его мотовстве какой-нибудь смысл есть; а бабьей глупости меры не положено. Нужно любовнику халат подарить, она
хлеб продает не вовремя за бесценок; нужно любовнику ермолку с кисточкой, она лес
продает, строевой, береженый, первому плуту.
Иногда Герасим поступал следующим образом: мужичку понадобился целковый; Герасим брал с него полушубок и женин платок, давал ему на полтора целковых лык; мужик
продавал лыки (на его волю предоставлялось сыскать покупщика), —
продавал мужик лыки, положим, хоть за целковый, и покупал
хлеба.
— Уж вы меня извините, отец Христофор, а я собираюсь написать бумагу архиерею, что вы у купцов
хлеб отбиваете. Возьму гербовую бумагу и напишу, что у отца Христофора, значит, своих грошей мало, что он занялся коммерцией и стал шерсть
продавать.
— Что ж, васясо, коли так, то какая же наша жизнь будет? и
хлеба нету, и
продать ничего не смей, — отвечал он совсем на сторону, передергивая губы и кидая вдруг дерзкий взгляд прямо на лицо барина: — значит, с голоду помирать надо.
— Опять и то сказать, ваше сиятельство, не навоз
хлеб родит, а всё Бог, — продолжал Чурис. — Вот у меня летось на пресном осьминнике шесть копён стало, а с навозкой и крестца не собрали. Никто как Бог! — прибавил он со вздохом. — Да и скотина ко двору нейдет к нашему. Вот шестой год не живет. Летось, одна тёлка издохла, другую
продал: кормиться нèчем было; а в запрошлый год важная корова пала: пригнали из стада, ничего не было, вдруг зашаталась, зашаталась, и пар вон. Всё мое несчастье!
Незнамов. Нет, говори, говори! Мне нужно знать все. От этого зависит… Не поймешь ты, вот чего я боюсь. Ведь я круглый сирота, брошенный в омут бессердечных людей, которые грызутся из-за куска
хлеба, за рубль
продают друг друга; и вдруг я встречаю участие, ласку — и от кого же? От женщины, которой слава гремит, с которой всякий считает за счастие хоть поговорить! Поверишь ли ты, поверишь ли, я вчера в первый раз в жизни видел ласку матери!
Иванов. Мне самому совестно, Паша, рад сквозь землю провалиться, но… но где взять? Научи: где? Остается одно: ждать осени, когда я
хлеб продам.
Так как портной пропадал по нескольку дней сряду, деньги все пропивались и не на что было купить
хлеба, Анна, для прокормления себя и ребенка, ходила на поденную работу. На это время поручала она мальчика старушке, жившей в одном с нею доме; летом старуха
продавала яблоки, зимою торговала на Сенной вареным картофелем, тщательно прикрывая чугунный горшок тряпкой и усаживаясь на нем с большим удобством, когда на дворе было слишком холодно. Она всюду таскала Петю, который полюбил ее и называл бабушкой.
Одета была Фатевна в ситцевый темный сарафан с глазками и ситцевую розовую рубашку, на голове был надет коричневый платок с зелеными разводами; лицо Фатевны, морщинистое и желтое, сильно попорченное оспой, с ястребиным носом и серыми ястребиными глазами, принадлежало к тому типу, который можно встретить в каждом городе, где-нибудь в «обжорных рядах», где разбитные мещанки торгуют
хлебом и квасом с таким азартом, точно они делят наследство или
продают золото.
— Вот, бабушка, — так начал мужик, — было времечко, живал ведь и я не хуже других: в амбаре-то, бывало, всего насторожено вволюшку; хлеб-то, бабушка, родился сам-шост да сам-сём, три коровы стояли в клети, две лошади, —
продавал почитай что кажинную зиму мало что на шестьдесят рублев одной ржицы да гороху рублев на десять, а теперь до того дошел, что радешенек, радешенек, коли сухого хлебушка поснедаешь… тем только и пробавляешься, когда вот покойник какой на селе, так позовут псалтырь почитать над ним… все гривенку-другую дадут люди…
— Ну, молчи! — говорю. — Старый богохульник и безумец ты! Что такое — народ? Грязен телом и мыслями, нищ умом и
хлебом, за копейку душу
продаст…
Мы еще рады заезжего угостить, чем бог послал, а
хлеба святого не
продаем.
Из Орла, в числе прочих паломников, отправилось на открытие семейство купцов С—х, людей в свое время очень известных, «ссыпщиков», то есть, проще сказать, крупных кулаков, которые ссыпают в амбары
хлеб с возов у мужиков и потом
продают свои «ссыпки» оптовым торговцам в Москву и в Ригу.
У нас: Brot [
Хлеб (нем.).], у них:
прод...