Неточные совпадения
Глубина
христианства в том, чтобы
принять и понять изнутри всю жизнь как мистерию Голгофы и Воскресения.
Тема случилась странная: Григорий поутру, забирая в лавке у купца Лукьянова товар, услышал от него об одном русском солдате, что тот, где-то далеко на границе, у азиятов, попав к ним в плен и будучи принуждаем ими под страхом мучительной и немедленной смерти отказаться от
христианства и перейти в ислам, не согласился изменить своей веры и
принял муки, дал содрать с себя кожу и умер, славя и хваля Христа, — о каковом подвиге и было напечатано как раз в полученной в тот день газете.
Разве я не знал аскетическую точку зрения, с которой женщина, самая развитая и давно покончившая с
христианством, смотрит на измену, не делая никаких различий, не
принимая никаких облегчающих причин?
Я и
христианство понял и
принял как эмансипацию.
Я мог
принять и пережить
христианство лишь как религию Богочеловечества.
Русская Церковь, со своей стороны, в настоящее время, если не ошибаюсь, ставит перед собой подобную цель из-за происходящего на Западе возмутительного и внушающего тревогу упадка
христианства; оказавшись перед лицом застоя
христианства в Римской Церкви и его распада в церкви протестантской, она
принимает, по моему мнению, миссию посредника — связанную более тесно, чем это обычно считают, с миссией страны, к которой она принадлежит.
Человеческая стихия в одной точке соединялась с Христом и тем спасалась в индивидуальной форме, но исторически, вселенски она утверждала себя по-своему,
приняла своеобразный компромисс
христианства с языческой антропологией.
Но весь «христианский» мир не
принял реально
христианства, все еще остался языческим.
Весь длинный 1800-летний ход жизни христианских народов неизбежно привел их опять к обойденной ими необходимости решения вопроса принятия или непринятия учения Христа и вытекающего из него для общественной жизни решения вопроса о противлении или непротивлении злу насилием, но только с тою разницею, что прежде люди могли
принять и не
принять решение, данное
христианством, теперь же это решение стало неизбежно, потому что оно одно избавляет их от того положения рабства, в котором они, как в тенетах, запутали сами себя.
Деятельность русской церкви, несмотря на весь тот внешний лоск современности, учености, духовности, который ее члены теперь начинают
принимать в своих сочинениях, статьях, в духовных журналах и проповедях, состоит только в том, чтобы не только держать народ в том состоянии грубого и дикого идолопоклонства, в котором он находился, но еще усиливать и распространять суеверие и религиозное невежество, вытесняя из народа живущее в нем рядом с идолопоклонством жизненное понимание
христианства.
Если бы
христианство предлагалось людям в его истинном, а не извращенном виде, то оно бы не было принято большинством людей, и большинство это осталось бы чуждым ему, как чужды ему теперь народы Азии.
Приняв же его в извращенном виде, народы, принявшие его, подверглись хотя и медленному, но верному воздействию его и длинным, опытным путем ошибок и вытекающих из них страданий приведены теперь к необходимости усвоения его в его истинном значении.
Большие рыбы, пробившие сеть, это властители, императоры, папы, короли, которые, не отказываясь от власти,
приняли не
христианство, а только личину его.
Туманная, наклонная к созерцанию и мистицизму фантазия германских народов развернулась во всем своем бесконечном характере,
приняв в себя и переработав
христианство; но с тем вместе она придала религии национальный цвет, и
христианство могло более дать, нежели романтизм мог взять; даже то, что было взято ею, взято односторонно и, развившись — развилось на счет остальных сторон.
Здесь провел юность свою Владимир, здесь, среди примеров народа великодушного, образовался великий дух его, здесь мудрая беседа старцев наших возбудила в нем желание вопросить все народы земные о таинствах веры их, да откроется истина ко благу людей; и когда, убежденный в святости
христианства, он
принял его от греков, новогородцы, разумнее других племен славянских, изъявили и более ревности к новой истинной вере.
И вот тут-то люди и
принимают так легко ложное церковное учение, которое заменяет сущность
христианства разными догмами.
Если признавать религиозную подлинность язычества, то надо
принять и то, что в нем совершался положительный религиозный процесс, назревала историческая «полнота времен», иначе говоря,
христианство подготовлялось не только в иудействе, но и в язычестве.
Все истинное
христианство есть Матерь Христа, рождает в себе Христа, а Иоанны, как служители Христа, суть ее нянька, которая
принимает к себе Матерь Христа, как сделал это Иоанн» (Böhme's Werke, IV, 393, § 55, 57–58).
Напротив, Христос был, хотя и в чисто природном своем воздействии, светом язычников; собственно Он был потенцией язычества; в нем образовал Он почву, которая некогда должна была
принять семя
христианства, для которого иудейство было слишком узко.
Усилие человека прорваться до Бога было здесь напряженней и, главное, отчаяннее, чем в иудео-христианстве, где воздвигнута была лестница Иаковля [См.
прим. 69 к «Введению».].
Можно было бы сказать, что, став христианином, я
принял образ Христа в Легенде о Великом Инквизиторе, я к нему обратился, и в самом
христианстве я был против всего того, что может быть отнесено к духу Великого Инквизитора.
Христианство поставило человека выше идеи добра и этим совершило величайшую революцию в истории человечества, которую христианское человечество не в силах было вполне
принять.
Христианство имеет мужество
принять боль и страдание.
Только
христианство принимает страдание и имеет до конца мужественное отношение к страданию.
Эта двойственность и поляризованность проникает и всю историю
христианства и
принимает самые извращенные формы.
Христианство принимало мир таким, каков он есть, оправдывало строй жизни как неизбежное и справедливое последствие греха.
И мотивы эти можно
принять для защиты
христианства.
Германская раса и
христианство приняла лишь как религию чистой духовности, без религиозной пластики и религиозного предания.
Великое же благо их в том, что,
приняв в извращенном виде
христианство, включавшее в себя скрытую от них истину, они неизбежно приведены теперь к необходимости принятия христианского учения уже не в извращенном, а в том истинном смысле, в котором оно всё более и более выяснялось и вполне уже выяснилось теперь и которое одно может спасти людей от того бедственного положения, в котором они находятся.
Казалось бы, должно быть ясно, что только истинное
христианство, исключающее насилие, дает спасение отдельно каждому человеку и что оно же одно дает возможность улучшения общей жизни человечества, но люди не могли
принять его до тех пор, пока жизнь по закону насилия не была изведана вполне, до тех пор, пока поле заблуждений, жестокостей и страданий государственной жизни не было исхожено по всем направлениям.
Люди христианского мира,
приняв под видом христианского учения составленное церковью извращение его, заменившее язычество и сначала отчасти удовлетворявшее людей своими новыми формами, перестали со временем верить и в это извращенное церковью
христианство и дошли наконец до того, что остались без всякого религиозного понимания жизни и вытекающего из него руководства поведения.
Пусть простит мне все
христианство, чьи души я некрещеным попом сгубила, а меня хоть живую в землю заройте, и я ту казнь
приму с радостью.
Опять перед христианскими народами стоит вопрос о том,
принимают ли они всерьез свое
христианство и хотят ли направить свою волю к его осуществлению.
Произошло это оттого, что люди христианского мира,
приняв, под видом
христианства, церковное учение, отличавшееся в своих основах от язычества только своей неискренностью и искусственностью, очень скоро перестали верить в это учение, не заменив его никаким другим.