Неточные совпадения
Он отстоял обедню, всенощную и вечерние правила и на другой день, встав раньше обыкновенного, не пив чаю,
пришел в восемь часов утра
в церковь для слушания утренних правил и исповеди.
Узнал,
в какую
церковь приходила она по воскресным дням, становился всякий раз насупротив ее, чисто одетый, накрахмаливши сильно манишку, — и дело возымело успех: пошатнулся суровый повытчик и зазвал его на чай!
На второй неделе великого поста
пришла ему очередь говеть вместе с своей казармой. Он ходил
в церковь молиться вместе с другими. Из-за чего, он и сам не знал того, — произошла однажды ссора; все разом напали на него с остервенением.
— Все грустит по муже, — говорил староста, указывая на нее просвирне
в кладбищенской
церкви, куда каждую неделю
приходила молиться и плакать безутешная вдова.
— Нет, двое детей со мной, от покойного мужа: мальчик по восьмому году да девочка по шестому, — довольно словоохотливо начала хозяйка, и лицо у ней стало поживее, — еще бабушка наша, больная, еле ходит, и то
в церковь только; прежде на рынок ходила с Акулиной, а теперь с Николы перестала: ноги стали отекать. И
в церкви-то все больше сидит на ступеньке. Вот и только. Иной раз золовка
приходит погостить да Михей Андреич.
В особенно затруднительном положении очутилась Василиса. Она и Яков, как сказано, дали обет, если барыня
придет в себя и выздоровеет, он — поставит большую вызолоченную свечу к местной иконе
в приходской
церкви, а она — сходит пешком
в Киев.
И бабушка, занимаясь гостями, вдруг вспомнит, что с Верой «неладно», что она не
в себе, не как всегда, а иначе, хуже, нежели какая была; такою она ее еще не видала никогда — и опять потеряется. Когда Марфенька
пришла сказать, что Вера нездорова и
в церкви не будет, Татьяна Марковна рассердилась сначала.
Но у него оказался излишек от взятой из дома суммы. Крестясь поминутно, он вышел из
церкви и прошел
в слободу, где оставил и излишек, и
пришел домой «веселыми ногами», с легким румянцем на щеках и на носу.
Я вышел
в болезненном удивлении: как же это задавать такие вопросы —
приду я или нет на отпевание
в церковь? И, значит, если так обо мне — то что же они о нем тогда думают?
—
В церковь-то завтра
придешь? — спросила она, и у ней задрожали губы.
После поверки
пришла надзирательница и повела арестанток
в церковь.
Несколько недель спустя я узнал, что Лукерья скончалась. Смерть пришла-таки за ней… и «после Петровок». Рассказывали, что
в самый день кончины она все слышала колокольный звон, хотя от Алексеевки до
церкви считают пять верст с лишком и день был будничный. Впрочем, Лукерья говорила, что звон шел не от
церкви, а «сверху». Вероятно, она не посмела сказать: с неба.
Однако, несмотря на порядок и хозяйственный расчет, Еремей Лукич понемногу
пришел в весьма затруднительное положение: начал сперва закладывать свои деревеньки, а там и к продаже приступил; последнее прадедовское гнездо, село с недостроенною
церковью, продала уже казна, к счастью, не при жизни Еремея Лукича, — он бы не вынес этого удара, — а две недели после его кончины.
Бегать он начал с двадцати лет. Первый побег произвел общее изумление. Его уж оставили
в покое: живи, как хочешь, — казалось, чего еще нужно! И вот, однако ж, он этим не удовольствовался, скрылся совсем. Впрочем, он сам объяснил загадку,
прислав с дороги к отцу письмо,
в котором уведомлял, что бежал с тем, чтобы послужить
церкви Милостивого Спаса, что
в Малиновце.
Мне часто
приходило в голову, что если бы люди
церкви, когда христианское человечество верило
в ужас адских мук, грозили отлучением, лишением причастия, гибелью и вечными муками тем, которые одержимы волей к могуществу и господству, к богатству и эксплуатации ближних, то история сложилась бы совершенно иначе.
Свадьба была тихая;
придя из
церкви, невесело пили чай, мать сейчас же переоделась и ушла к себе
в спальню укладывать сундуки, вотчим сел рядом со мною и сказал...
Не
церковь ответственна за то, что почти вся интеллигенция из нее ушла и что почти вся духовная иерархия
пришла в состояние небывалого нравственного упадка, — виноваты люди.
Он
пришел рано: почти никого еще не было
в церкви; дьячок на клиросе читал часы; изредка прерываемый кашлем, голос его мерно гудел, то упадая, то вздуваясь.
Лиза уже была
в церкви, когда он
пришел.
— На промыслах везде одни порядки, Родион Потапыч: ослабел народ, измалодушествовался… Главная причина: никакой народу страсти не стало…
В церковь придешь: одни старухи. Вконец измотался народ.
Очень жалею, что не могу ничем участвовать
в постройке читинской
церкви. Тут нужно что-нибудь значительнее наших средств. К тому же я всегда по возможности лучше желаю помочь бедняку какому-нибудь, нежели содействовать
в украшениях для строящихся
церквей. По-моему, тут моя лепта ближе к цели. Впрочем, и эти убеждения не спасают от частых налогов по этой части. Необыкновенно часто
приходят с кружками из разных мест, и не всегда умеешь отказать…
— Ну хорошо. Позовите Марину и поправьтесь тут, а я сейчас
пришлю за вами сестру Феоктисту; она вас проводит
в церковь.
Пришел постоянный гость, любовник Соньки Руль, который
приходил почти ежедневно и целыми часами сидел около своей возлюбленной, глядел на нее томными восточными глазами, вздыхал, млел и делал ей сцены за то, что она живет
в публичном доме, что грешит против субботы, что ест трефное мясо и что отбилась от семьи и великой еврейской
церкви.
В продолжение этого времени
в церковь пришли две молоденькие девушки, очень хорошенькие собой; они сейчас же почти на первого на Павла взглянули как-то необыкновенно внимательно и несколько даже лукаво.
Павел, чтоб спастись от одного этого храпа, решился уйти к заутрени и, сам не зная — куда
пришел, очутился
в церкви девичьего Никитского монастыря.
Мужик
придет к нему за требой — непременно требует, чтобы
в телеге приезжал и чтобы ковер ему
в телеге был: «Ты, говорит, не меня, а сан мой почитать должен!» Кто теперь на улице встретится, хоть малый ребенок, и шапки перед ним не снимет, он сейчас его
в церковь — и на колени: у нас народ этого не любит!
По картинкам, изображавшим Христа, по рассказам о нем она знала, что он, друг бедных, одевался просто, а
в церквах, куда беднота
приходила к нему за утешением, она видела его закованным
в наглое золото и шелк, брезгливо шелестевший при виде нищеты.
— Хорошо все это, словно во сне, так хорошо! Хотят люди правду знать, милая вы моя, хотят! И похоже это, как
в церкви, пред утреней на большой праздник… еще священник не
пришел, темно и тихо, жутко во храме, а народ уже собирается… там зажгут свечу пред образом, тут затеплят и — понемножку гонят темноту, освещая божий дом.
Вот и сегодня. Ровно
в 16.10 — я стоял перед сверкающей стеклянной стеной. Надо мной — золотое, солнечное, чистое сияние букв на вывеске Бюро.
В глубине сквозь стекла длинная очередь голубоватых юниф. Как лампады
в древней
церкви, теплятся лица: они
пришли, чтобы совершить подвиг, они
пришли, чтобы предать на алтарь Единого Государства своих любимых, друзей — себя. А я — я рвался к ним, с ними. И не могу: ноги глубоко впаяны
в стеклянные плиты — я стоял, смотрел тупо, не
в силах двинуться с места…
Священник села и попадья приняли Мисаила с большим почетом и на другой день его приезда собрали народ
в церкви. Мисаил
в новой шелковой рясе, с крестом наперсным и расчесанными волосами, вошел на амвон, рядом с ним стал священник, поодаль дьячки, певчие, а у боковых дверей полицейские.
Пришли и сектанты —
в засаленных, корявых полушубках.
Иной, пока везет ему, и
в церковь не заглянет, а как
придет невмочь — и пойдет рублевые свечи ставить да нищих оделять: это большой грех.
Приходит день, когда Александров и трое его училищных товарищей получают печатные бристольские карточки с приглашением пожаловать на бракосочетание Юлии Николаевны Синельниковой с господином Покорни, которое последует такого-то числа и во столько-то часов
в церкви Константиновского межевого института. Свадьба как раз приходилась на отпускной день, на среду. Юнкера с удовольствием поехали.
En un mot, я вот прочел, что какой-то дьячок
в одной из наших заграничных
церквей, — mais c’est très curieux, [однако это весьма любопытно (фр.).] — выгнал, то есть выгнал буквально, из
церкви одно замечательное английское семейство, les dames charmantes, [прелестных дам (фр.).] пред самым началом великопостного богослужения, — vous savez ces chants et le livre de Job… [вы знаете эти псалмы и книгу Иова (фр.).] — единственно под тем предлогом, что «шататься иностранцам по русским
церквам есть непорядок и чтобы
приходили в показанное время…», и довел до обморока…
Плакала, слушая эту проповедь, почти навзрыд Сусанна; у Егора Егорыча также текли слезы; оросили они и глаза Сверстова, который нет-нет да и закидывал свою курчавую голову назад; кого же больше всех произнесенное отцом Василием слово вышибло, так сказать, из седла, так это gnadige Frau, которая перед тем очень редко видала отца Василия, потому что
в православную
церковь она не ходила, а когда он
приходил в дом, то почти не обращала на него никакого внимания; но тут, увидав отца Василия
в золотой ризе, с расчесанными седыми волосами, и услыхав, как он красноречиво и правильно рассуждает о столь возвышенных предметах, gnadige Frau
пришла в несказанное удивление, ибо никак не ожидала, чтобы между русскими попами могли быть такие светлые личности.
Ей, конечно, и
в голову не
приходило, что отец Василий, содержимый Егором Егорычем на руге при маленькой
церкви, был один из умнейших и многосведущих масонов.
И подарки дорогие
присылал он к ней, и
в церквах становился супротив нее, и на бешеном коне мимо ворот скакал, и
в кулачном бою ходил один на стену.
— Да наградит тебя бог, Максим Григорьич! С твоими деньгами уж не часовню, а целую
церковь выстрою! Как
приду домой,
в Слободу, отслужу молебен и выну просвиру во здравие твое! Вечно буду твоим холопом, Максим Григорьич! Что хочешь приказывай!
Вся Слобода
пришла в движение.
Церковь божией матери ярко осветилась. Встревоженные жители бросились к воротам и увидели множество огней, блуждающих во дворце из покоя
в покой. Потом огни образовали длинную цепь, и шествие потянулось змеею по наружным переходам, соединявшим дворец со храмом божиим.
К сумеркам он отшагал и остальные тридцать пять верст и, увидев кресты городских
церквей, сел на отвале придорожной канавы и впервые с выхода своего задумал попитаться: он достал перенедельничавшие у него
в кармане лепешки и, сложив их одна с другою исподними корками, начал уплетать с сугубым аппетитом, но все-таки не доел их и, сунув опять
в тот же карман, пошел
в город. Ночевал он у знакомых семинаристов, а на другой день рано утром
пришел к Туганову, велел о себе доложить и сел на коник
в передней.
— Позвольте-с, позвольте, я
в первый раз как
пришел по этому делу
в церковь, подал записочку о бежавшей рабе и полтинник, священник и стали служить Иоанну Воинственнику, так оно после и шло.
В самом деле, ведь стоит только вдуматься
в положение каждого взрослого, не только образованного, но самого простого человека нашего времени, набравшегося носящихся
в воздухе понятий о геологии, физике, химии, космографии, истории, когда он
в первый раз сознательно отнесется к тем,
в детстве внушенным ему и поддерживаемым
церквами, верованиям о том, что бог сотворил мир
в шесть дней; свет прежде солнца, что Ной засунул всех зверей
в свой ковчег и т. п.; что Иисус есть тоже бог-сын, который творил всё до времени; что этот бог сошел на землю за грех Адама; что он воскрес, вознесся и сидит одесную отца и
придет на облаках судить мир и т. п.
В это же время был какой-то концерт
в рядом стоящем здании дворянского собрания, и полицейский офицер, заметив кучку народа, собравшуюся у
церкви,
прислал верхового жандарма с приказанием разойтись.
Передонов выбирал родителей, что попроще:
придет, нажалуется на мальчика, того высекут, — и Передонов доволен. Так нажаловался он прежде всего на Иосифа Крамаренка его отцу, державшему
в городе пивной завод, — сказал, что Иосиф шалит
в церкви. Отец поверил и наказал сына. Потом та же участь постигла еще нескольких других. К тем, которые, по мнению Передонова, стали бы заступаться за сыновей, он и не ходил: еще пожалуются
в округ.
Посторонних
в церкви почти не было, только две-три старушки
пришли откуда-то. И хорошо: Передонов вел себя глупо и странно. Он зевал, бормотал, толкал Варвару, жаловался, что воняет ладаном, воском, мужичьем.
Через несколько дней,
в воскресенье, отец,
придя из
церкви, шагал по горнице, ожидая пирога, и пел...
Вдали распростёрся город, устремляя
в светлую пустыню неба кресты
церквей, чуть слышно бьют колокола, глухо ботают бондари — у них много работы:
пришла пора капусту квасить и грибы солить.
— Гражданин преестественный! сын
церкви достолюбезный! Являешь мудрость! являешь кротость! Две зари
в природе: заря восходящая и заря заходящая — так же и у человеков. Мужайся!
В лепоте к нам
пришел,
в лепоте и отходишь! И да сопутствует…
— Ты гляди, — говорит, — когда деревенская попадья
в церковь придет, она не стоит, как все люди, а все туда-сюда егозит, ерзает да наперед лезет, а скажет ей добрый человек: «чего ты, шальная, егозишь
в Божьем храме? молись потихонечку», так она еще обижается и обругает: «ишь, дурак, мол, какой выдумал: какой это Божий храм — это наша с батюшкой
церковь».
Когда бричка проезжала мимо острога, Егорушка взглянул на часовых, тихо ходивших около высокой белой стены, на маленькие решетчатые окна, на крест, блестевший на крыше, и вспомнил, как неделю тому назад,
в день Казанской Божией Матери, он ходил с мамашей
в острожную
церковь на престольный праздник; а еще ранее, на Пасху, он
приходил в острог с кухаркой Людмилой и с Дениской и приносил сюда куличи, яйца, пироги и жареную говядину; арестанты благодарили и крестились, а один из них подарил Егорушке оловянные запонки собственного изделия.
В воскресенье народ собрался
в церковь слушать мессу; впереди стояли женщины
в ярких праздничных юбках и платках, сзади них, на коленях, мужчины;
пришли и влюбленные помолиться мадонне о своей судьбе.