Неточные совпадения
Тогда бригадир
призвал к себе «излюбленных» и велел им ободрять
народ.
Нельзя без волнения читать эти строки: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный, к нему не зарастет народная тропа…» «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой…» «И долго буду тем любезен я
народу, что чувства добрые я лирой пробуждал, что в мой жестокий век восславил я Свободу и милость к падшим
призывал».
Русский
народ нужно более всего
призывать к религиозной мужественности не на войне только, но и в жизни мирной, где он должен быть господином своей земли.
Рескрипт, можно сказать, даже подстрекнул его. Уверившись, что слух о предстоящей воле уже начинает проникать в
народ, он
призвал станового пристава и обругал его за слабое смотрение, потом съездил в город и назвал исправника колпаком и таким женским именем, что тот с минуту колебался, не обидеться ли ему.
Во имя республики
призываю тебя, союзник, соверши молитву в нашей церкви вместо пастора Фрица и укрепи
народ твоею проповедью».
И
народ бежал встречу красному знамени, он что-то кричал, сливался с толпой и шел с нею обратно, и крики его гасли в звуках песни — той песни, которую дома пели тише других, — на улице она текла ровно, прямо, со страшной силой. В ней звучало железное мужество, и,
призывая людей в далекую дорогу к будущему, она честно говорила о тяжестях пути. В ее большом спокойном пламени плавился темный шлак пережитого, тяжелый ком привычных чувств и сгорала в пепел проклятая боязнь нового…
В это именно время подоспела новая реформа, и Семена Афанасьевича озарило новое откровение. Да, это как раз то, что нужно. Пора домой, к земле, к
народу, который мы слишком долго оставляли в жертву разночинных проходимцев и хищников, Семен Афанасьевич навел справки о своем имении, о сроках аренды, о залогах, кое-кому написал, кое-кому напомнил о себе… И вот его «
призвали к новой работе на старом пепелище»… Ничто не удерживало в столице, и Семен Афанасьевич появился в губернии.
С жестокостью того, кто бессмертен и не чтит маленьких жизней, которыми насыщается, с божественной справедливостью безликого покидал его
народ и устремлялся к новым судьбам и новые
призывал жертвы, — новые возжигал огни на невидимых алтарях своих.
И
призвала Девора Варака и сказала ему: повелевает тебе Иегова: возьми десять тысяч мужей, а я приведу к тебе, к потоку Киссону, Сисару, врага
народа моего, и колесницы его, и многолюдное войско его и предам их в руки твои.
И долго буду тем любезен я
народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждая,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим
призывал.
Эта книжечка, какова ни есть, попадись в руки моему Горбу-Маявецкому. Прочитал и узнал меня живьем. Принялся отыскивать; отыскал петербургский Лондон, а меня нет, я любуюсь актерщицами. Он Кузьму за мною:
призови, дескать, его ко мне. Кузьма отыскал театр, да и вошел в него. Как же уже последний театр был, и на исходе, то никто его и не остановил. Войдя, увидел кучу
народу, а в лесу барышни гуляют; он и подумал, что и я там где с ними загулялся. Вот и стал по-своему вызывать.
Оно очень широко захватывает историю
народов и очень определительно выражает собою общее стремление нашего времени возводить факты к идеям, а идеи
призывать на окончательный суд и поверку фактами.
При этих сношениях они наслышались о силе и храбрости норманнов и, как
народ торговый,
призвали их, чтобы те служили для Новгорода чем-то вроде наемного войска (том I, стр. 97).
Он понял, что при заботе о просвещении
народа необходимо
призвать на помощь живое убеждение, и это убеждение распространял посредством книг.
Здесь лилась священная кровь твоя, здесь
призываю небо и тебя во свидетели, что сердце мое любит славу отечества и благо сограждан, что скажу истину
народу новогородскому и готова запечатлеть ее моею кровию.
И долго буду тем любезен я
народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим
призывал.
Таким образом, когда его
призывают в свидетели, он упорно отзывается неведением, даже против самой неопровержимой очевидности. Приговор суда не марает человека в глазах русского
народа. Ссыльные, каторжные слывут у него несчастными.
И подвиги славит минувших он дней,
И всё, что достойно, венчает:
И доблесть
народов, и правду князей —
И милость могучих он в песне своей
На малых людей
призывает.
В
народе стало усиливаться мрачное озлобление: мужья ни за что и ни про что били жен, старики обижали ребят и невесток, и все друг друга укоряли хлебом, и один на другого всё
призывали «пропасть»: «О, нет на вас пропасти!»
Призывает Строгонов Ермака и говорит: «Я вас теперь больше держать не стану, если вы так шалить будете». А Ермак и говорит: «Я и сам не рад, да с
народом моим не совладаешь — набаловались. Дай нам работу». Строгонов и говорит: «Идите за Урал воевать с Кучумом, завладейте его землею. Вас и царь наградит». И показал Ермаку царское письмо. Ермак обрадовался, собрал казаков и говорит...
Тот, кто
призвал всякую тварь к жизни, конечно, лучше почтенного архипастыря знал, кому лучше родиться, а кому не родиться, но случай с Гнезием не показывает ли, что простого человека иногда удаляют от веры не писатели, которых простой
народ еще не знает и не читает, а те, кто «возлагает на человеки бремена тяжкие и неудобоносимые».
Я
призвал на помощь прошедшее и настоящее, спрашивал каждый век, требовал к себе на лицо отжившие и живущие
народы, сотни поколений, чтобы каждый из них принес достойную лепту на построение храма богу.
Призывая художников для украшения столицы и для успехов воинского искусства, он хотел единственно великолепия и другим иностранцам не заграждал пути в Россию, но только таким, которые могли служить ему орудием в делах торговых или посольских — любил изъявлять им только милость, как пристойно великому монарху, к чести, не к унижению собственного
народа.
Он
призывал преклониться перед «правдой народной», искать «истину народную и истину в
народе».
Отойдя так далеко, как можно сильною рукой два раза перебросить швырковый камень, он сел на землю и, обняв руками колена, стал
призывать в свою душу необходимое в решительную минуту спокойствие. Он вспоминал Христа, Петра, Стефана и своего учителя, как они проводили свои предсмертные минуты, и укреплял себя в решимости завтра ранее всех взойти одному на гребень горы,
призвать мужество в душу свою, стать на виду собравшегося
народа и ожидать, что будет.
Бог не оказывает предпочтения никакому
народу, а
призывает всех тех, которые хотят спастись, в лоно единой римско-католической церкви, вне которой нет спасения.
Хорошо, я не буду противиться злу, подставлю щеку, как частный человек, говорю я себе, но идет неприятель или угнетают
народы, и меня
призывают участвовать в борьбе со злыми — идти убивать их.
А странник ему и отвечает: «Я, говорит, царь-государь, супротив тебя ничего не делаю, а только, говорит,
народ к единению во Христе, братству
призываю».