Неточные совпадения
— А кто это сказывал? А вы бы, батюшка, наплевали в глаза тому, который это сказывал! Он, пересмешник, видно, хотел пошутить над вами. Вот, бают,
тысячи душ, а поди-тка сосчитай, а и ничего не начтешь!
Последние три года проклятая горячка выморила у меня здоровенный куш мужиков.
Последний хотел было подняться и выехать на дальности расстояний тех мест, в которых он бывал; но Григорий назвал ему такое место, какого ни на какой карте нельзя было отыскать, и насчитал тридцать
тысяч с лишком верст, так что Петрушка осовел, разинул рот и был поднят на смех тут же всею дворней.
А эти мерзавцы, которые по судам берут
тысячи с казны, иль небогатых людей грабят,
последнюю копейку сдирают с того, у кого нет ничего!..
От него отделилась лодка, полная загорелых гребцов; среди них стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она знала, смутно помнила с детства. Он смотрел на нее с улыбкой, которая грела и торопила. Но
тысячи последних смешных страхов одолели Ассоль; смертельно боясь всего — ошибки, недоразумений, таинственной и вредной помехи, — она вбежала по пояс в теплое колыхание волн, крича...
— Ведомости о крестьянах, об оброке, о продаже хлеба, об отдаче огородов… Помнишь ли, сколько за
последние года дохода было? По
тысяче четыреста двадцати пяти рублей — вот смотри… — Она хотела щелкнуть на счетах. — Ведь ты получал деньги?
Последний раз тебе послано было пятьсот пятьдесят рублей ассигнациями: ты тогда писал, чтобы не посылать. Я и клала в приказ: там у тебя…
Одним словом, отказаться от моей части в наследстве и еще десять
тысяч — вот их
последнее слово.
(Сделаю здесь необходимое нотабене: если бы случилось, что мать пережила господина Версилова, то осталась бы буквально без гроша на старости лет, когда б не эти три
тысячи Макара Ивановича, давно уже удвоенные процентами и которые он оставил ей все целиком, до
последнего рубля, в прошлом году, по духовному завещанию. Он предугадал Версилова даже в то еще время.)
Теперь я знаю, что даже крошечный капитал Татьяны Павловны,
тысяч в пять, наполовину был затрачен на Версилова, в эти
последние два года.
Потом, вникая в устройство судна, в историю всех этих рассказов о кораблекрушениях, видишь, что корабль погибает не легко и не скоро, что он до
последней доски борется с морем и носит в себе пропасть средств к защите и самохранению, между которыми есть много предвиденных и непредвиденных, что, лишась почти всех своих членов и частей, он еще
тысячи миль носится по волнам, в виде остова, и долго хранит жизнь человека.
За два дня до прибытия на Усть-Стрелку, где был наш пост, начальник
последнего, узнав от посланного вперед орочанина о крайней нужде плавателей, выслал им навстречу все необходимое в изобилии и, между прочим, теленка. Вот только где, пройдя
тысячи три верст, эти не блудные, а блуждающие сыны добрались до упитанного тельца!
— Да так… не выдержал характера: нужно было забастовать, а я все добивал до сотни
тысяч, ну и продул все. Ведь раз совсем поехал из Ирбита, повез с собой девяносто
тысяч с лишком, поехали меня провожать, да с первой же станции и заворотили назад… Нарвался на какого-то артиста. Ну, он меня и раздел до
последней нитки. Удивительно счастливо играет бестия…
Собственно, для случайностей здесь оставалось очень немного места: все отлично знали, что проиграет главным воротилам за зеленым столом
тысяч пять Давид Ляховский, столько же Виктор Васильич, выбросит
тысяч десять Лепешкин, а там приедет из Петербурга Nicolas Веревкин и просадит все до
последней нитки.
Александр Павлыч, бедняжка, совсем утратил все свои достоинства и снизошел до
последней степени унижения: начал сердиться на Лоскутова за то, видите ли, что тот в
тысячу раз умнее его…
— Воля ваша, — не могу… У меня нет свободных капиталов, а все до
последней копейки помещено в предприятиях.
Тысячу раз извините, дорогой Василий Назарыч, но хоть зарежьте сейчас, — не могу!..
Тем не менее когда ступил на крыльцо дома госпожи Хохлаковой, вдруг почувствовал на спине своей озноб ужаса: в эту только секунду он сознал вполне и уже математически ясно, что тут ведь
последняя уже надежда его, что дальше уже ничего не остается в мире, если тут оборвется, «разве зарезать и ограбить кого-нибудь из-за трех
тысяч, а более ничего…».
И в самом деле: образ офицера, отдающего свои
последние пять
тысяч рублей — все, что у него оставалось в жизни, — и почтительно преклонившегося пред невинною девушкой, выставился весьма симпатично и привлекательно, но… у меня больно сжалось сердце!
Нам надо средств-с, средств прежде всего, и вот, после долгих споров, порешено у него с отцом на
последних шести
тысячах рублях, и их ему высылают.
— Я пришел в отчаянии… в
последней степени отчаяния, чтобы просить у вас взаймы денег три
тысячи, взаймы, но под верный, под вернейший залог, сударыня, под вернейшее обеспечение!
Многое было приобретено: человек, отдающий, в благородном порыве,
последние пять
тысяч, и потом тот же человек, убивающий отца ночью с целью ограбить его на три
тысячи, — это было нечто отчасти и несвязуемое.
Он послал было своего младшего брата к отцу просить у него эти три
тысячи в
последний раз, но, не дождавшись ответа, ворвался сам и кончил тем, что избил старика при свидетелях.
— Гм. Вероятнее, что прав Иван. Господи, подумать только о том, сколько отдал человек веры, сколько всяких сил даром на эту мечту, и это столько уж
тысяч лет! Кто же это так смеется над человеком? Иван? В
последний раз и решительно: есть Бог или нет? Я в
последний раз!
Ты, Илюша, слышал, он ведь женился, взял у Михайловых приданого
тысячу рублей, а невеста рыловорот первой руки и
последней степени.
С голоду умру, а Малек-Аделя не отдам!» Волновался он очень и даже задумывался; но тут судьба — в первый и в
последний раз — сжалилась над ним, улыбнулась ему: какая-то дальняя тетка, самое имя которой было неизвестно Чертопханову, оставила ему по духовному завещанию сумму, огромную в его глазах, целых две
тысячи рублей!
Собрав
последние крохи, которые оставались, он увидел у себя
тысяч десять, — по тогдашнему на ассигнации, — пустился с ними в мелкую хлебную торговлю, стал брать всякие маленькие подряды, хватался за всякое выгодное дело, приходившееся по его средствам, и лет через десять имел изрядный капитал.
В Петербурге, погибая от бедности, он сделал
последний опыт защитить свою честь. Он вовсе не удался. Витберг просил об этом князя А. Н. Голицына, но князь не считал возможным поднимать снова дело и советовал Витбергу написать пожалобнее письмо к наследнику с просьбой о денежном вспомоществовании. Он обещался с Жуковским похлопотать и сулил рублей
тысячу серебром. Витберг отказался.
Они никогда не сближались потом. Химик ездил очень редко к дядям; в
последний раз он виделся с моим отцом после смерти Сенатора, он приезжал просить у него
тысяч тридцать рублей взаймы на покупку земли. Отец мой не дал; Химик рассердился и, потирая рукою нос, с улыбкой ему заметил: «Какой же тут риск, у меня именье родовое, я беру деньги для его усовершенствования, детей у меня нет, и мы друг после друга наследники». Старик семидесяти пяти лет никогда не прощал племяннику эту выходку.
Одного из редакторов, помнится Дюшена, приводили раза три из тюрьмы в ассизы по новым обвинениям и всякий раз снова осуждали на тюрьму и штраф. Когда ему в
последний раз, перед гибелью журнала, было объявлено, решение, он, обращаясь к прокурору, сказал: «L'addition, s'il vous plaît?» [Сколько с меня всего? (фр.)] — ему в самом деле накопилось лет десять тюрьмы и
тысяч пятьдесят штрафу.
— Сегодня сообщили в редакцию, что они арестованы. Я ездил проверить известие: оба эти князя никакие не князья, они оказались атаманами шайки бандитов, и деньги, которые проигрывали, они привезли с
последнего разбоя в Туркестане. Они напали на почту, шайка их перебила конвой, а они собственноручно зарезали почтовых чиновников, взяли ценности и триста
тысяч новенькими бумажками, пересылавшимися в казначейство. Оба они отправлены в Ташкент, где их ждет виселица.
Все капиталы съела мельница, дававшая в
последние годы дефицит около тридцати
тысяч рублей, да еще к этому следовало прибавить мертвый капитал, затраченный на нее и не дававший процента, платежи по банковским ссудам и т. д.
Но другие говорили, что наследство получил какой-то генерал, а женился на заезжей француженке и известной канканерке русский купчик и несметный богач, и на свадьбе своей, из одной похвальбы, пьяный, сжег на свечке ровно на семьсот
тысяч билетов
последнего лотерейного займа.
В Петербурге, вопреки его собственным ожиданиям, ему повезло: княжна Кубенская, — которую мусье Куртен успел уже бросить, но которая не успела еще умереть, — чтобы чем-нибудь загладить свою вину перед племянником, отрекомендовала его всем своим друзьям и подарила ему пять
тысяч рублей — едва ли не
последние свои денежки — да лепиковские часы с его вензелем в гирлянде амуров.
Егор Николаевич Бахарев, скончавшись на третий день после отъезда Лизы из Москвы, хотя и не сделал никакого основательного распоряжения в пользу Лизы, но, оставив все состояние во власть жены, он, однако, успел сунуть Абрамовне восемьсот рублей, с которыми старуха должна была ехать разыскивать бунтующуюся беглянку, а жену в самые
последние минуты неожиданно прерванной жизни клятвенно обязал давать Лизе до ее выдела в год по
тысяче рублей, где бы она ни жила и даже как бы ни вела себя.
Остальное ты все знаешь, и я только прибавлю, что, когда я виделась с тобой в
последний раз в доме Еспера Иваныча и тут же был Постен и когда он ушел, мне
тысячу раз хотелось броситься перед тобой на колени и умолять тебя, чтобы ты спас меня и увез с собой, но ты еще был мальчик, и я знала, что не мог этого сделать.
— Ужасная! — отвечал Абреев. — Он жил с madame Сомо. Та бросила его, бежала за границу и оставила триста
тысяч векселей за его поручительством… Полковой командир два года спасал его, но
последнее время скверно вышло: государь узнал и велел его исключить из службы… Теперь его, значит, прямо в тюрьму посадят… Эти женщины, я вам говорю, хуже змей жалят!.. Хоть и говорят, что денежные раны не смертельны, но благодарю покорно!..
— О, и они были правы —
тысячу раз правы. У них только одна ошибка: позже они уверовали, что они есть
последнее число — какого нет в природе, нет. Их ошибка — ошибка Галилея: он был прав, что земля движется вокруг солнца, но он не знал, что вся солнечная система движется еще вокруг какого-то центра, он не знал, что настоящая, не относительная, орбита земли — вовсе не наивный круг…
R-13, бледный, ни на кого не глядя (не ждал от него этой застенчивости), — спустился, сел. На один мельчайший дифференциал секунды мне мелькнуло рядом с ним чье-то лицо — острый, черный треугольник — и тотчас же стерлось: мои глаза —
тысячи глаз — туда, наверх, к Машине. Там — третий чугунный жест нечеловеческой руки. И, колеблемый невидимым ветром, — преступник идет, медленно, ступень — еще — и вот шаг,
последний в его жизни — и он лицом к небу, с запрокинутой назад головой — на
последнем своем ложе.
— Э, помилуйте! Что может быть хорошего в нашем захолустье! — произнес князь. — Я, впрочем,
последнее время был все в хлопотах. По случаю смерти нашей почтенной старушки, которая, кроме уж горести, которую нам причинила… надобно было все привести хоть в какую-нибудь ясность. Состояние осталось громаднейшее, какого никто и никогда не ожидал. Одних денег билетами на пятьсот
тысяч серебром… страшно, что такое!
— За то, что я не имел счастия угодить моей супруге Полине Александровне. Ха, ха, ха! И мне уж, конечно, не тягаться с ней. У меня вон всего в шкатулке пятьдесят
тысяч, которые мне заплатили за женитьбу и которыми я не рискну, потому что они все равно что кровью моей добыты и теперь у меня остались
последние; а у ней, благодаря творцу небесному, все-таки еще
тысяча душ с сотнями
тысяч денег. Мне с ней никак не бороться.
Вы, юноши и неюноши, ищущие в Петербурге мест, занятий, хлеба, вы поймете положение моего героя, зная, может быть, по опыту, что значит в этом случае потерять
последнюю опору, между тем как раздражающего свойства мысль не перестает вас преследовать, что вот тут же, в этом Петербурге, сотни деятельностей,
тысячи служб с прекрасным жалованьем, с баснословными квартирами, с любовью начальников, могущих для вас сделать вся и все — и только вам ничего не дают и вас никуда не пускают!
— Одолжение, во-первых, состоит в том, что поелику вы, милостивый государь,
последним поступком вашим — не помню тоже в какой пьесе говорится — наложили на себя печать недоверия и очень может быть, что в одно прекрасное утро вам вдруг вздумается возвратиться к прежней идиллической вашей любви, то не угодно ли будет напредь сего выдать мне вексель в условленных пятидесяти
тысячах, который бы ассюрировал меня в дальнейших моих действиях?
—
Тысячу рублей всего! — отвечал ей
последний. — Тетенька, не споете ли еще чего-нибудь? — прибавил он почти умоляющим голосом.
Всех больше мне было жаль Коллера: он всё потерял,
последние надежды свои, прошел больше всех, кажется две
тысячи, и отправлен был куда-то арестантом, только не в наш острог.
Вот пятнадцать
тысяч рублей серебром: это все, брат, что есть за душой,
последние крохи наскреб, своих обобрал.
В
последнее время много шуму наделала одна его Вакханка; русский граф Бобошкин, известный богач, собирался было купить ее за
тысячу скуди, но предпочел дать три
тысячи другому ваятелю, французу pur sang, [Чистокровному (ит.).] за группу, изображающую «Молодую поселянку, умирающую от любви на груди Гения весны».
Пугачев потерял
последние пушки, четыреста человек убитыми и три
тысячи пятьсот взятыми в плен.
Число сих
последних простирается всегда до нескольких
тысяч; ежели кто из них осмелится поскакать с места один, то передовые блюстители порядка рубят у него багры и сбрую.
Положение выходило самое критическое; выбросить адвокату
последние десять
тысяч — значит живьем отдать себя, потому что, черт его знает, Головинский, может быть, там еще надавал векселей невесть сколько, а если не заплатить, тогда опишут лавку и дом и объявят банкротом.
Последние слова незнакомого проезжего отозвались в душе его;
тысячи различных мыслей и противоположных желаний волновали его грудь.
Скажем только, что пять-шесть его обывателей в продолжение
последних двадцати лет нажили сотни
тысяч целковых.
Он воображал, как он и его Юлия пойдут под венец, в сущности совершенно незнакомые друг другу, без капли чувства с ее стороны, точно их сваха сосватала, и для него теперь оставалось только одно утешение, такое же банальное, как и самый этот брак, утешение, что он не первый и не
последний, что так женятся и выходят замуж
тысячи людей и что Юлия со временем, когда покороче узнает его, то, быть может, полюбит.