Неточные совпадения
Анна вышла ему навстречу из-за трельяжа, и Левин увидел в полусвете кабинета ту самую
женщину портрета в темном, разноцветно-синем платье, не в том положении, не с тем выражением, но на той самой высоте красоты, на которой она была уловлена художником на
портрете.
— Я очень рада, — услыхал он вдруг подле себя голос, очевидно обращенный к нему, голос той самой
женщины, которою он любовался на
портрете.
— Теперь ваша очередь торжествовать! — сказал я, — только я на вас надеюсь: вы мне не измените. Я ее не видал еще, но уверен, узнаю в вашем
портрете одну
женщину, которую любил в старину… Не говорите ей обо мне ни слова; если она спросит, отнеситесь обо мне дурно.
Густо двигались люди с флагами, иконами,
портретами царя и царицы в багетных рамках; изредка проплывала яркая фигурка
женщины, одна из них шла, подняв нераскрытый красный зонтик, на конце его болтался белый платок.
Она походила на
портрет одной из величавых
женщин в ее роде, висевший тут же на стене.
Наконец достал небольшой масляный, будто скорой рукой набросанный и едва подмалеванный
портрет молодой белокурой
женщины, поставил его на мольберт и, облокотясь локтями на стол, впустив пальцы в волосы, остановил неподвижный, исполненный глубокой грусти взгляд на этой голове.
Сцены, характеры,
портреты родных, знакомых, друзей,
женщин переделывались у него в типы, и он исписал целую тетрадь, носил с собой записную книжку, и часто в толпе, на вечере, за обедом вынимал клочок бумаги, карандаш, чертил несколько слов, прятал, вынимал опять и записывал, задумываясь, забываясь, останавливаясь на полуслове, удаляясь внезапно из толпы в уединение.
— Ах, как это мило! charmant, ce paysage! [очаровательный пейзаж! (фр.)] — говорила между тем Крицкая, рассматривая рисунки. — Qu’est-ce que c’est que cette belle figure? [Кто эта красивая
женщина? (фр.)] — спрашивала она, останавливаясь над
портретом Беловодовой, сделанным акварелью. — Ah, que c’est beau! [Ах, какая красота! (фр.)] Это ваша пассия — да? признайтесь.
Он шел тихий, задумчивый, с блуждающим взглядом, погруженный глубоко в себя. В нем постепенно гасли боли корыстной любви и печали. Не стало страсти, не стало как будто самой Софьи, этой суетной и холодной
женщины; исчезла пестрая мишура украшений; исчезли
портреты предков, тетки, не было и ненавистного Милари.
Обнаженность груди на
портрете напомнила ему другую молодую
женщину, которую он видел на-днях также обнаженной.
На
портрете мать Привалова была нарисована еще очень молодой
женщиной с темными волосами и большими голубыми глазами.
Портрет этот, подаренный мне, взяла чужая
женщина, — может, ей попадутся эти строки, и она его пришлет мне.
В самом лице этой
женщины всегда было для него что-то мучительное; князь, разговаривая с Рогожиным, перевел это ощущение ощущением бесконечной жалости, и это была правда: лицо это еще с
портрета вызывало из его сердца целое страдание жалости; это впечатление сострадания и даже страдания за это существо не оставляло никогда его сердца, не оставило и теперь.
Несколько раз припоминал он в эти шесть месяцев то первое ощущение, которое произвело на него лицо этой
женщины, еще когда он увидал его только на
портрете; но даже во впечатлении от
портрета, припоминал он, было слишком много тяжелого.
На
портрете была изображена действительно необыкновенной красоты
женщина.
Помню только, что, войдя в первую залу, император вдруг остановился пред
портретом императрицы Екатерины, долго смотрел на него в задумчивости и наконец произнес: «Это была великая
женщина!» — и прошел мимо.
В пакете лежали лицом к лицу пастелевый
портрет его отца в молодости, с мягкими кудрями, рассыпанными по лбу, с длинными томными глазами и полураскрытым ртом, и почти стертый
портрет бледной
женщины в белом платье, с белым розаном в руке, — его матери.
Возвратясь однажды с ученья, я нахожу на письменном столе развернутый большой лист бумаги. На этом листе нарисована пером знакомая мне комната, трюмо, две кушетки. На одной из кушеток сидит развалившись претолстая
женщина, почти
портрет безобразной тетки нашей Анжелики. У ног ее — стрикс,маленькая несносная собачонка.
Он рыдал как дитя, как
женщина. Рыдания теснили грудь его, как будто хотели ее разорвать. Грозный старик в одну минуту стал слабее ребенка. О, теперь уж он не мог проклинать; он уже не стыдился никого из нас и, в судорожном порыве любви, опять покрывал, при нас, бесчисленными поцелуями
портрет, который за минуту назад топтал ногами. Казалось, вся нежность, вся любовь его к дочери, так долго в нем сдержанная, стремилась теперь вырваться наружу с неудержимою силою и силою порыва разбивала все существо его.
Панночка в отчаянии и говорит ему: «Сними ты с себя
портрет для меня, но пусти перед этим кровь и дай мне несколько капель ее; я их велю положить живописцу в краски, которыми будут рисовать, и тогда
портрет выйдет совершенно живой, как ты!..» Офицер, конечно, — да и кто бы из нас не готов был сделать того, когда мы для
женщин жизнью жертвуем? — исполнил, что она желала…
Маска оказалась хорошенькой двадцатилетней невинной девушкой, дочерью шведки-гувернантки. Девушка эта рассказала Николаю, как она с детства еще, по
портретам, влюбилась в него, боготворила его и решила во что бы то ни стало добиться его внимания. И вот она добилась, и, как она говорила, ей ничего больше не нужно было. Девица эта была свезена в место обычных свиданий Николая с
женщинами, и Николай провел с ней более часа.
Над постелью, в рамках из сосновых шишек, — две фотографии: кабинетный
портрет молодой
женщины с кудрявым ребёнком на коленях, — обе фигуры расплылись и подобны отражению в текучей воде.
— Это заманчиво, — сказал он, — но… но… но… — Его взгляд одно мгновение задержался на небольшом
портрете, стоявшем среди бронзовых вещиц письменного стола. Только теперь увидел и я этот
портрет — фотографию красивой молодой
женщины, смотрящей в упор, чуть наклонив голову.
— Много надобно храбрости, чтоб решиться самому для сличения принести
женщине свой
портрет, деланный более нежели за пятнадцать лет, но мне смертельно хотелось его показать вам, чтоб вы сами увидели.
Взгляд Евсея скучно блуждал по квадратной тесной комнате, стены её были оклеены жёлтыми обоями, всюду висели
портреты царей, генералов, голых
женщин, напоминая язвы и нарывы на коже больного. Мебель плотно прижималась к стенам, точно сторонясь людей, пахло водкой и жирной, тёплой пищей. Горела лампа под зелёным абажуром, от него на лица ложились мёртвые тени…
— Не знаю-с, есть ли в ней цивилизующая сила; но знаю, что мне ваша торговля сделалась противна до омерзения. Все стало продажное: любовь, дружба, честь, слава! И вот что меня, по преимуществу, привязывает к этой госпоже, — говорил Бегушев, указывая снова на
портрет Домны Осиповны, — что она обеспеченная
женщина, и поэтому ни я у ней и ни она у меня не находимся на содержании.
— Да, да! Успокойтесь, князь! Эти волнения… Постойте, я сама провожу вас… Я уложу вас сама, если надо. Что вы так смотрите на этот
портрет, князь? Это
портрет моей матери — этого ангела, а не
женщины! О, зачем ее нет теперь между нами! Это была праведница! князь, праведница! — иначе я не называю ее!
— Он — мастер; мебель делал и часы чинил, фигуры резал из дерева, у меня одна спрятана —
женщина голая, Ольга считает её за материн
портрет. Пили они оба. А когда муж помер — обвенчались, в тот же год она утонула, пьяная, когда купалась…
Рядом с
портретом матери висела гравюра какой-то полуобнаженной
женщины.
У одной стены стояло очень ветхое крошечное фортепьяно, возле столь же древнего комода с дырами вместо замков; между окнами виднелось темное зеркальце; на перегородке висел старый, почти весь облупившийся
портрет напудренной
женщины в роброне и с черной ленточкой на тонкой шее.
Мысль о том тревожила его весь день и всю ночь, а поутру он получил от ростовщика
портрет, который принесла ему какая-то
женщина, единственное существо, бывшее у него в услугах, объявившая тут же, что хозяин не хочет
портрета, не дает за него ничего и присылает назад.
Родители ее принадлежали и к старому и к новому веку; прежние понятия, полузабытые, полустертые новыми впечатлениями жизни петербургской, влиянием общества, в котором Николай Петрович по чину своему должен был находиться, проявлялись только в минуты досады, или во время спора; они казались ему сильнейшими аргументами, ибо он помнил их грозное действие на собственный ум, во дни его молодости; Катерина Ивановна была дама не глупая, по словам чиновников, служивших в канцелярии ее мужа;
женщина хитрая и лукавая, во мнении других старух; добрая, доверчивая и слепая маменька для бальной молодежи… истинного ее характера я еще не разгадал; описывая, я только буду стараться соединить и выразить вместе все три вышесказанные мнения… и если выдет
портрет похож, то обещаюсь идти пешком в Невский монастырь — слушать певчих!..
Аян не различал ничего этого — он видел, что в рамке из света и зелени поднялось живое лицо
портрета;
женщина шагнула к нему, испуганная и бледная. Но в следующий же момент спокойное удивление выразилось в ее чертах: привычка владеть собой. Она стояла прямо, не шевелясь, в упор рассматривая Аяна серыми большими глазами.
В гостиной, над диваном, висит
портрет этой странной
женщины, поразительно схожий.
Господин Кругликов встал, вошел в свою каморку, снял со стены какой-то
портрет в вычурной рамке, сделанной с очевидно нарочитым старанием каким-нибудь искусным поселенцем, и принес его к нам. На
портрете, значительно уже выцветшем от времени, я увидел группу: красивая молодая
женщина, мужчина с резкими, характерными чертами лица, с умным взглядом серых глаз, в очках, и двое детей.
Будучи пьяным, он часто вытаскивал из своей дорожной корзинки
портрет какой-то
женщины, не очень красивой, но и не дурной, немного косенькой, со вздернутым вызывающим носиком, несколько провинциальной наружности.
Софья Михайловна. Таким именем тебя назовет еще и другая
женщина! Я сейчас была у другой твоей любовницы! На, смотри, кому ты дарил этот
портрет! (Показывает Аматурову его фотографический кабинетный
портрет.) Она также не хочет держать его у себя и пускать тебя к себе.
Аматуров. При тебе два раза, а вот, может быть, в этом же саду, у этого мерзавца Прихвоснева, каждый день видались; но все это — люби она там кого ей угодно, сколько угодно; но, главное, как она смела бросить мне
портрет в лицо!.. Она прямо тут рассчитала, что она
женщина и что я ничем не могу отплатить ей за то… Не хлыст же взять и самое ее отдуть! Мы не в том веке живем.
То молодой был
женщины портрет,
В грацьозной позе. Несколько поблек он,
Иль, может быть, показывал так свет
Сквозь кружевные занавесы окон.
Грудь украшал ей розовый букет,
Напудренный на плечи падал локон,
И, полный роз, передник из тафты
За кончики несли ее персты.
Но тут же, около моей чернильницы, стоит ее фотографический
портрет. Здесь белокурая головка представлена во всем суетном величии глубоко павшей красивой
женщины. Глаза, утомленные, но гордые развратом, неподвижны. Здесь она именно та змея, вред от укушения которой Урбенин не назвал бы преувеличенным.
Горбатенькая тетя Леля, все еще не выпуская Дуниной руки, стояла посреди светлой, уютно убранной гостиной, обставленной мягкой, темно-красной мебелью, с пестрым недорогим ковром на полу, с узким трюмо в простенке между двух окон, с массой
портретов и небольших картин на стенах. У письменного стола, приютившегося у одного из окон, поставив ноги на коврик шкуры лисицы, сидела, низко склонившись с пером в руке, пожилая
женщина в черном платье.
Один
портрет особенно поразил меня. В голубой робе на фижмах, с тонко и кокетливо перегнутою талией, стояла, вероятно, молодая
женщина: прекрасная ее рука, плотно обтянутая длинною перчаткой, играла розою. Но лицо, все лицо было густо замазано черною краской…
Рядом стоял
портрет статной высокой
женщины в желтом атласном помпадуре с черными кружевами.
Это была большая, высокая комната, увешанная оружием и
портретами, среди которых особенно выделялся висевший над камином
портрет прелестной молодой
женщины: ее улыбающееся личико с полными щечками и вздернутым носиком, сплошь освещенное солнечными лучами, дышало, несмотря на неправильность отдельных черт, какою-то неземною прелестью, какою-то гармоничною красотою.
По залу шла высокая, стройная
женщина. Замечательная белизна кожи и тонкие черты лица, роскошные золотисто-пепельные волосы и зеленоватые глаза под темными бровями — таков был в общих чертах
портрет баронессы фон Армфельдт.
— Ее давно уж нет, — сказал грустным голосом старик, и слезы навернулись на глазах его. — Кабы вы знали, какая это была
женщина! Но такие создания, видно, нужны там, на небе. Посмотрите-ка на этот
портрет (он указал на
портрет молодой, красивой
женщины). Это
портрет моей покойной жены. Какой благостыней дышет ее лицо, какие лучи ангельской доброты льются из глаз ее! Святая
женщина! Выродок из польской семьи!
Уже и отец ее полюбил своего доброго, умного соседа, который умел так хорошо рассказывать о морских сражениях под начальством Чесменского и Ушакова, о Греции, родине предков Горлицыной, где природа так хороша,
женщины так похожи на
портрет, висевший в спальне Кати.
Почти все те, которые я видел прежде, изображали
женщин в изысканных нарядах, тщательно причесанных, или же в рассчитанном неглиже, но всегда с выражением лиц, красноречиво говорящих, что они позируют не только перед художником, их рисующим, но и перед всеми теми, кто будет смотреть на их
портреты.
Висевший на стене ее кабинета большой
портрет, писанный масляными красками, изображавший молодую
женщину в русском придворном костюме, снятый с нее лет тридцать-сорок тому назад, красноречиво подтверждал это обстоятельство.
Рядом акварельный
портрет молодой красивой
женщины, обвитый венком из иммортелей, другой, фотографический, более молодой
женщины, к которой можно тотчас признать дочь хозяина, и третий, такой же, юноши в юнкерском пехотном мундире.