Неточные совпадения
Он послал седло без ответа и с сознанием, что он сделал что то стыдное, на другой же день, передав всё опостылевшее хозяйство приказчику, уехал в дальний уезд к
приятелю своему Свияжскому, около которого были прекрасные дупелиные болота и который недавно писал ему,
прося исполнить давнишнее намерение побывать у него.
Генерал Бетрищев, близкий
приятель и, можно сказать, благотворитель,
просил навестить родственников.
— Как же, пошлем и за ним! — сказал председатель. — Все будет сделано, а чиновным вы никому не давайте ничего, об этом я вас
прошу.
Приятели мои не должны платить. — Сказавши это, он тут же дал какое-то приказанье Ивану Антоновичу, как видно ему не понравившееся. Крепости произвели, кажется, хорошее действие на председателя, особливо когда он увидел, что всех покупок было почти на сто тысяч рублей. Несколько минут он смотрел в глаза Чичикову с выраженьем большого удовольствия и наконец сказал...
— Да как сказать — куда? Еду я покуда не столько по своей надобности, сколько по надобности другого. Генерал Бетрищев, близкий
приятель и, можно сказать, благотворитель,
просил навестить родственников… Конечно, родственники родственниками, но отчасти, так сказать, и для самого себя; ибо видеть свет, коловращенье людей — кто что ни говори, есть как бы живая книга, вторая наука.
Вы человек с доброй душой: к вам придет
приятель попросить взаймы — вы ему дадите; увидите бедного человека — вы захотите помочь; приятный гость придет к вам — захотите получше угостить, да и покоритесь первому доброму движенью, а расчет и позабываете.
— Кофеем вас не прошу-с, не место; но минуток пять времени почему не посидеть с
приятелем, для развлечения, — не умолкая, сыпал Порфирий, — и знаете-с, все эти служебные обязанности… да вы, батюшка, не обижайтесь, что я вот все хожу-с взад да вперед; извините, батюшка, обидеть вас уж очень боюсь; а моцион так мне просто необходим-с.
Приятель своего
приятеля просил,
Чтоб Бочкою его дни на три он ссудил.
— И ему напиши,
попроси хорошенько: «Сделаете, дескать, мне этим кровное одолжение и обяжете как христианин, как
приятель и как сосед». Да приложи к письму какой-нибудь петербургский гостинец… сигар, что ли. Вот ты как поступи, а то ничего не смыслишь. Пропащий человек! У меня наплясался бы староста: я бы ему дал! Когда туда почта?
— Ну, пожалуйста, поди погуляй, тебя
просят! На вот двугривенный: выпей пива с
приятелем.
Он пошел на минуту к себе. Там нашел он письма из Петербурга, между ними одно от Аянова, своего
приятеля и партнера Надежды Васильевны и Анны Васильевны Пахотиных, в ответ на несколько своих писем к нему, в которых
просил известий о Софье Беловодовой, а потом забыл.
Я простился со всеми: кто хочет проводить меня пирогом, кто прислал рыбу на дорогу, и все
просят непременно выкушать наливочки, холодненького… Беда с непривычки! Добрые
приятели провожают с открытой головой на крыльцо и ждут, пока сядешь в сани, съедешь со двора, — им это ничего. Пора, однако, шибко пора!
— Друг мой, ты говоришь совершенную правду о том, что честно и бесчестно. Но только я не знаю, к чему ты говоришь ее, и не понимаю, какое отношение может она иметь ко мне. Я ровно ничего тебе не говорил ни о каком намерении рисковать спокойствием жизни, чьей бы то ни было, ни о чем подобном. Ты фантазируешь, и больше ничего. Я
прошу тебя, своего
приятеля, не забывать меня, потому что мне, как твоему
приятелю, приятно проводить время с тобою, — только. Исполнишь ты мою приятельскую просьбу?
Вот, милостивый государь мой, все, что мог я припомнить касательно образа жизни, занятий, нрава и наружности покойного соседа и
приятеля моего. Но в случае, если заблагорассудите сделать из сего моего письма какое-либо употребление, всепокорнейше
прошу никак имени моего не упоминать; ибо хотя я весьма уважаю и люблю сочинителей, но в сие звание вступить полагаю излишним и в мои лета неприличным. С истинным моим почтением и проч.
Евгений Павлович
попросил у князя позволения познакомить его с этим
приятелем; князь едва понял, что с ним хотят делать, но знакомство состоялось, оба раскланялись и подали друг другу руки.
— Нет… Я про одного человека, который не знает, куда ему с деньгами деваться, а пришел старый
приятель,
попросил денег на дело, так нет. Ведь не дал… А школьниками вместе учились, на одной парте сидели. А дельце-то какое: повернее в десять раз, чем жилка у Тараса. Одним словом, богачество… Уж я это самое дело вот как знаю, потому как еще за казной набил руку на промыслах. Сотню тысяч можно зашибить, ежели с умом…
Камергерша Мерева ехала потому, что сама хотела отобрать и приготовить приданое для выходящей за генерала внучки; потом желала
просить полкового командира о внуке, только что произведенном в кавалерийские корнеты, и, наконец, хотела повидаться с какими-то старыми
приятелями и основательно разузнать о намерениях правительства по крестьянской реформе.
Вязмитинов беспрестанно писал ко всем своим прежним университетским
приятелям,
прося их разъяснить Ипполитово дело и следить за его ходом. Ответы приходили редко и далеко не удовлетворительные, а старик и Женни дорожили каждым словом, касающимся арестанта.
— Осмелюсь я
просить, — начал он, обращаясь к Вихрову, — вам и вашим
приятелям поклониться винцом от меня.
—
Просим выкушать! — настаивала, с своей стороны, Кузьмовна, — у меня, сударь, и генералы чай кушивали… Тоже, чай, знаете генерала Гореглядова, Ардальона Михайлыча — ну,
приятель мне был. Приедет, бывало, в скиты, царство ему небесное:"Ну, говорит, Кузьмовна, хоть келью мы у тебя и станем ужотка зорить, а чаю выпить можно"… Да где же у тебя жених-от девался, Аннушка? Ты бы небось позвала его сюда: все бы барину-то поповаднее было.
Вопрос этот сверх ожидания разрешил Вибель, сказав, что у одного его
приятеля — Дмитрия Васильича Кавинина, о котором, если помнит читатель, упоминал Сергей Степаныч в своем разговоре с Егором Егорычем, — можно
попросить позволения отпраздновать сей пикник в усадьбе того, в саду, который, по словам Вибеля, мог назваться королевским садом.
Дело в том, что Крапчик, давно уже передавший князю Александру Николаевичу письмо Егора Егорыча, не был им до сего времени принят по болезни князя, и вдруг нынешним утром получил весьма любезное приглашение, в котором значилось, что его сиятельство покорнейше
просит Петра Григорьича приехать к нему отобедать запросто в числе двух — трех
приятелей князя.
— Ах, детки, детки! — говорит он, — и жаль вас, и хотелось бы приласкать да приголубить вас, да, видно, нечего делать — не судьба! Сами вы от родителей бежите, свои у вас завелись друзья-приятели, которые дороже для вас и отца с матерью. Ну, и нечего делать! Подумаешь-подумаешь — и покоришься. Люди вы молодые, а молодому, известно, приятнее с молодым побыть, чем со стариком ворчуном! Вот и смиряешь себя, и не ропщешь; только и
просишь отца небесного: твори, Господи, волю свою!
— Ну, так я и говорю: скажи ты своим
приятелям, пусть не
просят своего бога, чтобы я стал с ними драться…
Показалось мне, что старый
приятель мой не только со мною хитрит и лицемерит, но даже и не задает себе труда врать поскладнее, и потому, чтобы положить этому конец, я прямо перешел к моей записке, которую я должен составить, и говорю, что
прошу у него совета.
— Я не люблю томить, — отвечал хладнокровно Омляш, — мой обычай: дал раза, да и дело с концом! А ты что за птица? — продолжал он, обращаясь к Кирше. — Ба, ба, ба! старый
приятель! Милости
просим! Что ж ты молчишь? Иль не узнал своего крестника?
— Полегче, молодец, полегче! За всех не ручайся. Ты еще молоденек, не тебе учить стариков; мы знаем лучше вашего, что пригоднее для земли русской. Сегодня ты отдохнешь, Юрий Дмитрич, а завтра чем свет отправишься в дорогу: я дам тебе грамоту к
приятелю моему, боярину Истоме-Туренину. Он живет в Нижнем, и я
прошу тебя во всем советоваться с этим испытанным в делах и прозорливым мужем. Пускай на первый случай нижегородцы присягнут хотя Владиславу; а там… что бог даст! От сына до отца недалеко…
— Что ж такое? Она
просила меня вас доставить; я и подумал: отчего же нет? А я действительно ее
приятель. Она не без хороших качеств: очень добра, то есть щедра, то есть дает другим, что ей не совсем нужно. Впрочем, ведь вы сами должны знать ее не хуже меня.
Он все реже и реже ночевал дома и еще реже обедал; по четвергам он уже сам
просил своих
приятелей, чтоб они увезли его куда-нибудь.
Было известно также и то, что Долинский иногда сам очень сбивается с копейки и что в одну из таких минут он самым мягким и деликатным образом
попросил их, не могут ли они ему отдать что-нибудь; но ответа на это письмо не было, а Долинский перестал даже напоминать
приятелям о долге.
— Имею, сударь! Ваш
приятель — француз.
Прошу отмеривать пять шагов.
— Сейчас доложу-с!.. Потрудитесь пожаловать в гостиную! — отвечал курьер и указал на смежную комнату. Бегушев вошел туда. Это была приемная комната, какие обыкновенно бывают на дачах. Курьер скоро возвратился и
просил Бегушева пожаловать к Ефиму Федоровичу наверх. Тот пошел за ним и застал
приятеля сидящим около своего письменного стола в халате, что весьма редко было с Тюменевым. К озлобленному выражению лица своего Тюменев на этот раз присоединил важничанье и обычное ему топорщенье.
Каждый из них увидел лицо давно знакомое, к которому, казалось бы, невольно готов подойти, как к
приятелю неожиданному, и поднесть рожок с словом: «одолжайтесь», или: «смею ли
просить об одолжении»; но вместе с этим то же самое лицо было страшно, как нехорошее предзнаменование!
Михайло Николаич
просил было жену выйти к его новому знакомому, который, по его словам, был старинный его
приятель, видел ее в собрании и теперь очень желает покороче с ней познакомиться.
Андрей Васильич Коврин, магистр, утомился и расстроил себе нервы. Он не лечился, но как-то вскользь, за бутылкой вина, поговорил с
приятелем доктором, и тот посоветовал ему провести весну и лето в деревне. Кстати же пришло длинное письмо от Тани Песоцкой, которая
просила его приехать в Борисовку и погостить. И он решил, что ему в самом деле нужно проехаться.
Черноволосая личность подошла к Хозарову и
просила составить для него и для беловолосого
приятеля партию в преферанс.
Бедный Кузьма не находил слов, как бы сильнее разбранить своих
приятелей, так его обобравших!
Попросил бы он брата Петруся. Вот уже, хотя я с ним и в ссоре, а скажу правду, — мастер был на это! Кузьма ругал их нещадно, вертел в ту сторону, куда они пошли, пребольшие шиши, и все не мог утешиться… И от горя пошел домой, проклиная своих
приятелей.
Бабаев.
Попросите их сюда! Мы ведь с вами, милая хозяюшка, старые
приятели. (Треплет ее по плечу.)
— Очень рад, — начал он, едва переминая язык, —
прошу познакомиться, — прибавил он, указывая на огромного господина: — мой
приятель, Сергей Николаич, а они учитель Марьи Виссарионовны, очень рад… извините, пожалуйста, я не ожидал вас: недавно проснулся, будьте великодушны, извините…
Милорадович тотчас потребовал нотариуса; но когда тот пришел, он думал, думал — и сказал наконец: «Ну, братец, это очень мудрено, ну, так все как по закону следует, разве вот что — у одного старого
приятеля моего есть сын, славный малый, но такая горячая голова, он, я знаю, замешан в это дело, ну, так напишите, что я, умирая,
просил государя его помиловать — больше, ma foi, ничего не знаю».
К этим-то людям — к Свиридовой и к ее мужу — я и решил обратиться с просьбой о моем неуклюжем
приятеле. Когда я приехал
просить за него, Александра Ивановича, по обыкновению, не было дома; я застал одну Настасью Петровну и рассказал ей, какого мне судьба послала малолетка. Через два дня я отвез к Свиридовым моего Овцебыка, а через неделю поехал к ним снова проститься.
— Собака тебе
приятель, а не я! — сердито ответил Макар. — Видишь ты: украл коня и
просит табаку! Пропадай ты совсем, мне и то не будет жалко.
Шуберский. Я сам ничего и не буду писать; но у меня есть очень много приятелей-фельетонистов, которые напишут все, что я их
попрошу.
Андрей. Да что мне тише? Я у себя дома. Я со всем трепетом
просил руки вашей, вы изволили согласиться; какие же мысли вы тогда в голове держали? Опять же в церкви вы очень веселым духом объявили ваше желание. Значит: стоя-то под венцом, обещаясь перед богом быть мне женой, вы задумывали из меня, на потеху своим
приятелям, сделать шута…
— Что делать? Написал в Лондон хозяевам и своим компаньонам, чтобы прислали денег на возвратный путь — деньги-то из карманов подлецы вытащили, а пока живу у одного старого
приятеля, капитана, судно которого стоит здесь в ожидании груза… Спасибо — приютил, одел и дал денег. Сегодня вот съехал на берег… был у доктора. Пора и на корабль. Милости
просим ко мне в гости… Очень рад буду вас видеть! — прибавил старик. — «Маргарита», большой клипер, стоит на рейде недалеко от вашего корвета… Приезжайте…
Сидор в лаптях, в краденом картузе, с котомкой за плечами,
попросил одного из рабочих, закадычного своего
приятеля, довезти его в лодке до берега. Проходя мимо рабочих, все еще стоявших кучками и толковавших про то, что будет, крикнул им...
— Так вот, Андрей Иваныч, — отнесся Висленев к Подозерову, — теперь часочек я приберусь, сделаю кое-как мой туалет, оправлюсь и привезу с собой моего
приятеля, — он тут сирота, а к десяти часам позвольте вас
просить придти побеседовать, вспомнить старину и выпить рюмку вина за упокой прошлого и за многие лета грядущего.
Он
просил у своего
приятеля книг, достал их еще где-то и порядочный запас для чтения отправил от своего имени на корабль к пленнице.
Тот
приятель, с которым я жил в одной квартире,
попросил у меня эту сумму — для своего отца.
Словом, труппа сделала для меня все, что только было в ее средствах. Но постановка, то есть все, зависевшее от начальства, от конторы, — было настолько скудно (особенно на теперешний аршин), что, например, актеру Рассказову для полной офицерской формы с каской, темляком и эполетами выдали из конторы одиннадцать рублей. Самарин ездил к своему
приятелю, хозяину магазина офицерских вещей Живаго,
просил его сделать скидку побольше с цены каски; мундира нового не дали, а приказано было перешить из старого.
Председателю такое предложение, разумеется, было во всех отношениях выгодно, и он согласился ожидать, а Евфим пошел гонять своего «игумена». Объездил он всех друзей и
приятелей и у всех, у кого только мог,
просил пособить — «спасти семейство». Собрал он немало, помнится, будто тысяч около четырех, что-то дал и Кобылий; но недоставало все-таки много. Не помню теперь, сколько именно, но много что-то недоставало, кажется тысяч двенадцать или даже более.