Неточные совпадения
Чтобы не зависеть от Левиных в этой поездке, Дарья Александровна
послала в
деревню нанять лошадей; но Левин, узнав об этом, пришел
к ней с выговором.
Он вышел из луга и
пошел по большой дороге
к деревне. Поднимался ветерок, и стало серо, мрачно. Наступила пасмурная минута, предшествующая обыкновенно рассвету, полной победе света над тьмой.
— Я думал, вы
к фортепьянам
идете? — сказал он, подходя
к ней. — Вот чего мне недостает в
деревне: музыки.
Старик-Крестьянин с Батраком
Шёл, под-вечер, леском
Домой, в
деревню, с сенокосу,
И повстречали вдруг медведя носом
к носу.
Этого он не мог представить, но подумал, что, наверное, многие рабочие не
пошли бы
к памятнику царя, если б этот человек был с ними. Потом память воскресила и поставила рядом с Кутузовым молодого человека с голубыми глазами и виноватой улыбкой; патрона, который демонстративно смахивает платком табак со стола; чудовищно разжиревшего Варавку и еще множество разных людей. Кутузов не терялся в их толпе, не потерялся он и в
деревне, среди сурово настроенных мужиков, которые растащили хлеб из магазина.
Когда нянька мрачно повторяла слова медведя: «Скрипи, скрипи, нога липовая; я по селам
шел, по
деревне шел, все бабы спят, одна баба не спит, на моей шкуре сидит, мое мясо варит, мою шерстку прядет» и т. д.; когда медведь входил, наконец, в избу и готовился схватить похитителя своей ноги, ребенок не выдерживал: он с трепетом и визгом бросался на руки
к няне; у него брызжут слезы испуга, и вместе хохочет он от радости, что он не в когтях у зверя, а на лежанке, подле няни.
Она, накинув на себя меховую кацавейку и накрыв голову косынкой, молча сделала ему знак
идти за собой и повела его в сад. Там, сидя на скамье Веры, она два часа говорила с ним и потом воротилась, глядя себе под ноги, домой, а он, не зашедши
к ней, точно убитый, отправился
к себе, велел камердинеру уложиться,
послал за почтовыми лошадьми и уехал в свою
деревню, куда несколько лет не заглядывал.
Когда
идет по
деревне, дети от нее без ума: они, завидя ее, бегут
к ней толпой, она раздает им пряники, орехи, иного приведет
к себе, умоет, возится с ними.
Он убаюкивался этою тихой жизнью, по временам записывая кое-что в роман: черту, сцену, лицо, записал бабушку, Марфеньку, Леонтья с женой, Савелья и Марину, потом смотрел на Волгу, на ее течение, слушал тишину и глядел на сон этих рассыпанных по прибрежью сел и
деревень, ловил в этом океане молчания какие-то одному ему слышимые звуки и
шел играть и петь их, и упивался, прислушиваясь
к созданным им мотивам, бросал их на бумагу и прятал в портфель, чтоб, «со временем», обработать — ведь времени много впереди, а дел у него нет.
Он не забирался при ней на диван прилечь, вставал, когда она подходила
к нему,
шел за ней послушно в
деревню и поле, когда она
шла гулять, терпеливо слушал ее объяснения по хозяйству. Во все, даже мелкие отношения его
к бабушке, проникло то удивление, какое вызывает невольно женщина с сильной нравственной властью.
Утром вчера
послали в ближайшую
к этой скале
деревню бумагу с требованием объяснения.
Я хотел было напомнить детскую басню о лгуне; но как я солгал первый, то мораль была мне не
к лицу. Однако ж пора было вернуться
к деревне. Мы
шли с час все прямо, и хотя
шли в тени леса, все в белом с ног до головы и легком платье, но было жарко. На обратном пути встретили несколько малайцев, мужчин и женщин. Вдруг до нас донеслись знакомые голоса. Мы взяли направо в лес, прямо на голоса, и вышли на широкую поляну.
Этому чиновнику
посылают еще сто рублей деньгами
к Пасхе, столько-то раздать у себя в
деревне старым слугам, живущим на пенсии, а их много, да мужичкам, которые то ноги отморозили, ездивши по дрова, то обгорели, суша хлеб в овине, кого в дугу согнуло от какой-то лихой болести, так что спины не разогнет, у другого темная вода закрыла глаза.
Они забыли всякую важность и бросились вслед за нами с криком и, по-видимому, с бранью, показывая знаками, чтобы мы не ходили
к деревням; но мы и не хотели
идти туда, а дошли только до горы, которая заграждала нам путь по берегу.
Деревень еще мало: скоро
пойдут, говорят, чаще, чем ближе
к Иркутску.
Наконец, благодаря управляющему, установили цену и сроки платежей, и крестьяне, шумно разговаривая,
пошли под гору,
к деревне, а Нехлюдов
пошел в контору составлять с управляющим проект условия.
Солнце спустилось уже за только-что распустившиеся липы, и комары роями влетали в горницу и жалили Нехлюдова. Когда он в одно и то же время кончил свою записку и услыхал из
деревни доносившиеся звуки блеяния стада, скрипа отворяющихся ворот и говора мужиков, собравшихся на сходке, Нехлюдов сказал приказчику, что не надо мужиков звать
к конторе, а что он сам
пойдет на
деревню,
к тому двору, где они соберутся. Выпив наскоро предложенный приказчиком стакан чаю, Нехлюдов
пошел на
деревню.
От
деревни Кокшаровки дорога
идет правым берегом Улахе, и только в одном месте, где река подмывает утесы, она удаляется в горы, но вскоре опять выходит в долину. Река Фудзин имеет направление течения широтное, но в низовьях постепенно заворачивает
к северу и сливается с Улахе на 2 км ниже левого края своей долины.
Часам
к двум мы дошли до
деревни Николаевки, в которой насчитывалось тогда 36 дворов. Отдохнув немного, я велел Олентьеву купить овса и накормить хорошенько лошадей, а сам вместе с Дерсу
пошел вперед. Мне хотелось поскорей дойти до ближайшей
деревни Казакевичево и устроить своих спутников на ночь под крышу.
От гольдских фанз
шли 2 пути. Один был кружной, по левому берегу Улахе, и вел на Ното, другой
шел в юго-восточном направлении, мимо гор Хуанихеза и Игыдинза. Мы выбрали последний. Решено было все грузы отправить на лодках с гольдами вверх по Улахе, а самим переправиться через реку и по долине Хуанихезы выйти
к поселку Загорному, а оттуда с легкими вьюками пройти напрямик в
деревню Кокшаровку.
Деревня Нотохоуза — одно из самых старых китайских поселений в Уссурийском крае. Во времена Венюкова (1857 год) сюда со всех сторон стекались золотопромышленники, искатели женьшеня, охотники и звероловы. Старинный путь, которым уссурийские манзы сообщались с постом Ольги, лежал именно здесь. Вьючные караваны их
шли мимо Ното по реке Фудзину через Сихотэ-Алинь
к морю. Этой дорогой предстояло теперь пройти и нам.
Утром, как только мы отошли от бивака, тотчас же наткнулись на тропку. Она оказалась зверовой и
шла куда-то в горы! Паначев повел по ней. Мы начали было беспокоиться, но оказалось, что на этот раз он был прав. Тропа привела нас
к зверовой фанзе. Теперь смешанный лес сменился лиственным редколесьем. Почуяв конец пути, лошади прибавили шаг. Наконец показался просвет, и вслед за тем мы вышли на опушку леса. Перед нами была долина реки Улахе. Множество признаков указывало на то, что
деревня недалеко.
В нижнем течении Лефу принимает в себя с правой стороны два небольших притока: Монастырку и Черниговку. Множество проток и длинных слепых рукавов
идет перпендикулярно
к реке, наискось и параллельно ей и образует весьма сложную водную систему. На 8 км ниже Монастырки горы подходят
к Лефу и оканчиваются здесь безымянной сопкой в 290 м высоты. У подножия ее расположилась
деревня Халкидон. Это было последнее в здешних местах селение. Дальше
к северу до самого озера Ханка жилых мест не было.
Осенью в пасмурный день всегда смеркается рано. Часов в пять начал накрапывать дождь. Мы прибавили шагу. Скоро дорога разделилась надвое. Одна
шла за реку, другая как будто бы направлялась в горы. Мы выбрали последнюю. Потом стали попадаться другие дороги, пересекающие нашу в разных направлениях. Когда мы подходили
к деревне, было уже совсем темно.
Станкевич был сын богатого воронежского помещика, сначала воспитывался на всей барской воле, в
деревне, потом его
посылали в острогожское училище (и это чрезвычайно оригинально). Для хороших натур богатое и даже аристократическое воспитание очень хорошо. Довольство дает развязную волю и ширь всякому развитию и всякому росту, не стягивает молодой ум преждевременной заботой, боязнью перед будущим, наконец оставляет полную волю заниматься теми предметами,
к которым влечет.
— Матушка прошлой весной померла, а отец еще до нее помер. Матушкину
деревню за долги продали, а после отца только ружье осталось. Ни кола у меня, ни двора. Вот и надумал я:
пойду к родным, да и на людей посмотреть захотелось. И матушка, умирая, говорила: «Ступай, Федос, в Малиновец,
к брату Василию Порфирьичу — он тебя не оставит».
Иохим полюбил эту девушку, и она полюбила его, но когда моя мать по просьбе Иохима
пошла к Коляновской просить отдать ему Марью, то властная барыня очень рассердилась, чуть ли не заплакала сама, так как и она и ее две дочери «очень любили Марью», взяли ее из
деревни, осыпали всякими благодеяниями и теперь считали, что она неблагодарная…
Сии злодеи, желая отмстить свою обиду,
пошли прямо
к отцу и сказали ему, что, ходя по
деревне, они встретились с невестою, с ней пошутили; что, увидя, жених ее начал их бить, будучи вспомогаем своим отцом.
Ивану
пошел всего двадцатый год, когда этот неожиданный удар — мы говорим о браке княжны, не об ее смерти — над ним разразился; он не захотел остаться в теткином доме, где он из богатого наследника внезапно превратился в приживальщика; в Петербурге общество, в котором он вырос, перед ним закрылось;
к службе с низких чинов, трудной и темной, он чувствовал отвращение (все это происходило в самом начале царствования императора Александра); пришлось ему, поневоле, вернуться в
деревню,
к отцу.
Он жил если не в
деревне Киишки, то где-нибудь очень близко, потому что отец
посылал его звать
к себе, и посланный воротился очень скоро с ответом, что Мавлютка сейчас будет.
Между девочками и нами тоже появилась какая-то невидимая преграда; у них и у нас были уже свои секреты; как будто они гордились перед нами своими юбками, которые становились длиннее, а мы своими панталонами со штрипками. Мими же в первое воскресенье вышла
к обеду в таком пышном платье и с такими лентами на голове, что уж сейчас видно было, что мы не в
деревне и теперь все
пойдет иначе.
Вихров для раскапывания могилы велел позвать именно тех понятых, которые подписывались
к обыску при первом деле. Сошлось человек двенадцать разных мужиков: рыжих, белокурых, черных, худых и плотноватых, и лица у всех были невеселые и непокойные. Вихров велел им взять заступы и лопаты и
пошел с ними в село, где похоронена была убитая. Оно отстояло от
деревни всего с версту. Доктор тоже изъявил желание сходить с ними.
Гроб между тем подняли. Священники запели, запели и певчие, и все это
пошло в соседнюю приходскую церковь. Шлепая по страшной грязи, Катишь
шла по средине улицы и вела только что не за руку с собой и Вихрова; а потом, когда гроб поставлен был в церковь, она отпустила его и велела приезжать ему на другой день часам
к девяти на четверке, чтобы после службы проводить гроб до
деревни.
Симонов был человек неглупый; но, тем не менее,
идя к Рожественскому попу, всю дорогу думал — какой это табак мог у них расти в
деревне. Поручение свое он исполнил очень скоро и чрез какие-нибудь полчаса привел с собой высокого, стройненького и заметно начинающего франтить, гимназиста; волосы у него были завиты; из-за борта вицмундирчика виднелась бронзовая цепочка; сапоги светло вычищены.
— Барин там-с из города, — начал он, — господин Живин, как слух прошел, что вы пожалуете в
деревню, раз пять
к нам в Воздвиженское заезжал и все наказывал: «Как ваш барин, говорит, приедет, беспременно дайте мне знать сейчас!» — прикажете или нет
послать?
День он
шел, а на ночь десятский отводил его на очередную квартиру. Хлеб ему везде давали, а иногда и сажали за стол ужинать. В одной
деревне Орловской губернии, где он ночевал, ему сказали, что купец, снявший у помещика сад, ищет молодцов караульных. Василью надоело нищенствовать, а домой итти не хотелось, и он
пошел к купцу-садовнику и нанялся караульщиком за пять рублей в месяц.
И тут-то этакую гадость гложешь и вдруг вздумаешь: эх, а дома у нас теперь в
деревне к празднику уток, мол, и гусей щипят, свиней режут, щи с зашеиной варят жирные-прежирные, и отец Илья, наш священник, добрый-предобрый старичок, теперь скоро
пойдет он Христа славить, и с ним дьяки, попадьи и дьячихи
идут, и с семинаристами, и все навеселе, а сам отец Илья много пить не может: в господском доме ему дворецкий рюмочку поднесет; в конторе тоже управитель с нянькой вышлет попотчует, отец Илья и раскиснет и ползет
к нам на дворню, совсем чуть ножки волочит пьяненький: в первой с краю избе еще как-нибудь рюмочку прососет, а там уж более не может и все под ризой в бутылочку сливает.
И он в комнате лег свою ночь досыпать, а я на сеновал тоже опять спать
пошел. Опомнился же я в лазарете и слышу, говорят, что у меня белая горячка была и хотел будто бы я вешаться, только меня,
слава богу, в длинную рубашку спеленали. Потом выздоровел я и явился
к князю в его
деревню, потому что он этим временем в отставку вышел, и говорю...
Всю остальную дорогу мы
шли уже с связанными руками, так как население, по мере приближения
к городу, становилось гуще, и урядник, ввиду народного возбуждения, не смел уже допустить никаких послаблений. Везде на нас стекались смотреть; везде при нашем появлении кричали: сицилистов ведут! а в одной
деревне даже хотели нас судить народным судом, то есть утопить в пруде…
И тотчас же
пошли разговоры, далеко ль они ушли? и в какую сторону
пошли? и где бы им лучше
идти? и какая волость ближе? Нашлись люди, знающие окрестности. Их с любопытством слушали. Говорили о жителях соседних
деревень и решили, что это народ неподходящий. Близко
к городу, натертый народ; арестантам не дадут потачки, изловят и выдадут.
Рассказывали с презрительным видом, что им есть очень захотелось, что они не вынесли голоду и
пошли в
деревню к мужикам просить хлеба.
К полудню я кончаю ловлю,
иду домой лесом и полями, — если
идти большой дорогой, через
деревни, мальчишки и парни отнимут клетки, порвут и поломают снасть, — это уж было испытано мною.
— Пойми, что мы
пошли с Варей, да не застали княгини, всего на пять минут опоздали, — рассказывал Передонов, — она в
деревню уехала, вернется через три недели, а мне никак нельзя было ждать, сюда надо было ехать
к экзаменам.
— По весне наедут в
деревни здешние: мы, говорят, на воздух приехали, дышать чтобы вольно, а сами — табачище бесперечь курят, ей-богу, право! Вот те и воздух! А иной возьмёт да пристрелит сам себя, как намедни один тут, неизвестный. В Сыченой тоже в прошлом году пристрелился один… Ну,
идём к чаю.
Жар давно свалил, прохлада от воды умножала прохладу от наступающего вечера, длинная туча пыли
шла по дороге и приближалась
к деревне, слышалось в ней блеянье и мычанье стада, опускалось за крутую гору потухающее солнце.
Узнав однажды, что множество народу собралось в одной
деревне с намерением
идти служить у Пугачева, он приехал с двумя казаками прямо
к сборному месту и потребовал от народа объяснения.
Пугачев, оставя Оренбург вправе,
пошел к Сакмарскому городку, коего жители ожидали его с нетерпением. 1-го октября, из татарской
деревни Каргале, поехал он туда в сопровождении нескольких казаков. Очевидец описывает его прибытие следующим образом...
Когда они приехали в NN на выборы и Карп Кондратьевич напялил на себя с большим трудом дворянский мундир, ибо в три года предводителя прибыло очень много, а мундир, напротив, как-то съежился, и поехал как
к начальнику губернии, так и
к губернскому предводителю, которого он, в отличение от губернатора, остроумно называл «наше его превосходительство», — Марья Степановна занялась распоряжениями касательно убранства гостиной и выгрузки разного хлама, привезенного на четырех подводах из
деревни; ей помогали трое не чесанных от колыбели лакеев, одетых в полуфраки из какой-то серой не то байки, не то сукна; дело
шло горячо вперед; вдруг барыня, как бы пораженная нечаянной мыслию, остановилась и закричала своим звучным голосом...
И одна главная дорога с юга на север, до Белого моря, до Архангельска — это Северная Двина. Дорога летняя. Зимняя дорога, по которой из Архангельска зимой рыбу возят,
шла вдоль Двины, через села и
деревни. Народ селился, конечно, ближе
к пути,
к рекам, а там, дальше глушь беспросветная да болота непролазные, диким зверем населенные… Да и народ такой же дикий блудился от рождения до веку в этих лесах… Недаром говорили...
Остальную часть дня и всю ночь пленные, под прикрытием тридцати казаков и такого же числа вооруженных крестьян,
шли, почти не отдыхая. Перед рассветом Зарецкой сделал привал и
послал в ближайшую
деревню за хлебом; в полчаса крестьяне навезли всяких съестных припасов. Покормив и своих и неприятелей, Зарецкой двинулся вперед. Вскоре стали им попадаться наши разъезды, и часу в одиннадцатом утра они подошли, наконец,
к аванпостам русского авангарда.