Неточные совпадения
Пройдя еще один ряд, он хотел опять заходить, но Тит остановился и,
подойдя к старику, что-то тихо сказал ему. Они оба поглядели на солнце. «О чем это они говорят и отчего он не заходит ряд?» подумал Левин, не догадываясь, что
мужики не переставая косили уже не менее четырех часов, и им пора завтракать.
Чичиков тоже устремился
к окну.
К крыльцу
подходил лет сорока человек, живой, смуглой наружности. На нем был триповый картуз. По обеим сторонам его, сняв шапки, шли двое нижнего сословия, — шли, разговаривая и о чем-то с <ним> толкуя. Один, казалось, был простой
мужик; другой, в синей сибирке, какой-то заезжий кулак и пройдоха.
К нему медленно
подошел на кривых ногах широкоплечий, коренастый
мужик в кожаном переднике.
Извозчики, лавочники, кухарки, рабочие, чиновники останавливались и с любопытством оглядывали арестантку; иные покачивали головами и думали: «вот до чего доводит дурное, не такое, как наше, поведение». Дети с ужасом смотрели на разбойницу, успокаиваясь только тем, что за ней идут солдаты, и она теперь ничего уже не сделает. Один деревенский
мужик, продавший уголь и напившийся чаю в трактире,
подошел к ней, перекрестился и подал ей копейку. Арестантка покраснела, наклонила голову и что-то проговорила.
— Здорово, Михайла Савельич, — проговорил
мужик,
подходя к нам, — издалеча.
Короткое молчание. Вспыхивают красные огоньки люлек. Один из
мужиков подходит к тележке, заглядывает
к нам и вежливо здоровается. Но от шинка опять несутся бесцеремонные замечания...
У волости уже ждали писаря несколько
мужиков и стояла запряженная крестьянская телега. Волостных дел в Суслоне было по горло. Писарь принимал всегда важный вид, когда
подходил к волости, точно полководец на поле сражения.
Мужиков он держал в ежовых рукавицах, и даже Ермилыч проникался
к нему невольным страхом, когда завертывал в волость по какому-нибудь делу. Когда писарь входил в волость, из темной донеслось старческое пение...
Кишкин смотрел на оборванную кучку старателей с невольным сожалением: совсем заморился народ. Рвань какая-то, особенно бабы, которые точно сделаны были из тряпиц. У
мужиков лица испитые, озлобленные. Непокрытая приисковая голь глядела из каждой прорехи. Пока Зыков был занят доводкой, Кишкин
подошел к рябому старику с большим горбатым носом.
Кое-кто из
мужиков насмелился
подойти к самому господскому дому.
К ним
подошел третий товарищ, хохол Челыш, громадный
мужик с маленькою головкой, длинными руками и сутулою спиной, как у всех силачей.
Борьбу начинали по исстари заведенному обычаю малыши, за ними выступали подростки, а большие
мужики подходили уже
к концу, когда решался на целый год горячий вопрос, кто «унесет круг» — ключевляне или самосадские.
Вот
подойдет осень, и пойдет народ опять в кабалу
к Устюжанинову, а какая это работа: молодые ребята балуются на фабрике,
мужики изробливаются
к пятидесяти годам, а про баб и говорить нечего, — которая пошла на фабрику, та и пропала.
К Вихрову сейчас
подошел голова, а за ним шло человек девять довольно молодых
мужиков с топорами в руках и за поясом.
Мужики заметно принялись за это дело с неудовольствием, а высокий
мужик и не
подходил даже
к могиле.
— Вот-с, привел, — сказал он,
подходя к Вихрову. — Это вот губернаторский чиновник, — сказал он
мужикам.
Вихров велел сотскому показывать дорогу и пошел. Мелков, очень слабый, как видно, на ногах, следуя за ним, беспрестанно запинался.
Мужики шли сзади их. Время между тем было далеко за полдень.
Подойдя к лесу, Вихров решился разделить свои силы.
— Не трудись их вынимать, а, напротив, дай мне расписку, что я их не взял у тебя! — сказал Вихров и,
подойдя к столу, написал такого рода расписку. — Подпишись, — прибавил он, подвигая ее
к мужику.
Вспыхнул огонь, задрожал и утонул во тьме.
Мужик подошел к постели матери, поправил тулуп, окутав ее ноги. Эта ласка мягко тронула мать своей простотой, и, снова закрыв глаза, она улыбнулась. Степан молча разделся, влез на полати. Стало тихо.
Десятка два
мужиков стояли, сняв шапки, и слушали. Темнело, тучи опускались ниже. Голубоглазый
подошел к крыльцу и сказал, вздохнув...
— Не хочу, спасибо, милая! — ответила мать.
Мужик подошел к матери и быстрым, надорванным голосом заговорил...
Вошла его жена, за нею в избу шагнул
мужик. Бросил в угол шапку, быстро
подошел к хозяину и спросил его...
— Именно оттого, — хе-хе-хе, — что просто. Именно оттого. Веревка — вервие простое. Для него, во-первых, собака — что такое? Позвоночное, млекопитающее, хищное, из породы собаковых и так далее. Все это верно. Нет, но ты
подойди к собаке, как
к человеку, как
к ребенку, как
к мыслящему существу. Право, они со своей научной гордостью недалеки от
мужика, полагающего, что у собаки, некоторым образом, вместо души пар.
Хозяин, он же и Архип,
мужик, раздувшийся от чрезмерного употребления чая, с румяным лицом, украшенным окладистою бородкой и парою маленьких и веселых глаз, в одной александрийской рубашке, подпоясанной ниже пупка,
подходит к тарантасу Ивана Онуфрича, окидывает взглядом кузов, потом нагибается и ощупывает оси и колеса, потряхивает легонько весь тарантас и говорит...
Да, это был действительно честный и разумный
мужик. Он достиг своей цели: довел свой дом до полной чаши. Но спрашивается: с какой стороны
подойти к этому разумному
мужику? каким образом уверить его, что не о хлебе едином жив бывает человек?
— Кто? Известно кто, исправник. Это, братцы, по бродяжеству было. Пришли мы тогда в
К., а было нас двое, я да другой, тоже бродяга, Ефим без прозвища. По дороге мы у одного
мужика в Толминой деревне разжились маненько. Деревня такая есть, Толмина. Ну, вошли, да и поглядываем: разжиться бы и здесь, да и драло. В поле четыре воли, а в городе жутко — известно. Ну, перво-наперво зашли в кабачок. Огляделись.
Подходит к нам один, прогорелый такой, локти продраны, в немецком платье. То да се.
Молодой малый, белесоватый и длинный, в синих узких портках и новых лаптях, снял с шеи огромную вязку кренделей. Другой, коренастый
мужик, вытащил жестяную кружку, третий выворотил из-за пазухи вареную печенку с хороший каравай, а четвертый, с черной бородой и огромными бровями, стал наливать вино, и первый стакан поднесли деду, который на зов
подошел к ним.
Сказывают также, что когда-то была на том месте пустынь, от которой осталась одна каменная ограда да подземные склепы, и что будто с тех пор, как ее разорили татары и погубили всех старцев, никто не смел и близко
к ней
подходить; что каждую ночь перерезанные монахи встают из могил и сходятся служить сами по себе панихиду; что частенько, когда делывали около этого места порубки,
мужики слыхали в сумерки благовест.
Сказав это, он уперся руками в головы
мужиков, сидевших на крылечке; те продолжали себе распевать, — как ни в чем не бывало! — перескочил через них и,
подойдя к старому рыбаку, вторично с ним поздоровался.
Наплакавшись, Егорушка вышел из хлева и, обходя лужу, поплелся на улицу. Как раз перед воротами на дороге стояли возы. Мокрые подводчики с грязными ногами, вялые и сонные, как осенние мухи, бродили возле или сидели на оглоблях. Егорушка поглядел на них и подумал: «Как скучно и неудобно быть
мужиком!» Он
подошел к Пантелею и сел с ним рядом на оглоблю.
«Так и сделаю», с радостным самодовольством сказал сам себе Нехлюдов, и, вспомнив, что ему надо было еще зайти
к богатому
мужику Дутлову, он направился
к высокой и просторной связи, с двумя трубами, стоявшей посредине деревни.
Подходя к ней, он столкнулся у соседней избы с высокой, ненарядной бабой, лет сорока, шедшей ему навстречу.
Но в это время он уже
подходил к крыльцу дома, около которого стояло человек десять
мужиков и дворовых, с различными просьбами дожидавшихся барина, и от мечтаний он должен был обратиться
к действительности.
Совсем другое дело та критика, которая приступает
к авторам, точно
к мужикам, приведенным в рекрутское присутствие, с форменного меркою, и кричит то «лоб!», то «затылок!», смотря по тому,
подходит новобранец под меру или нет.
Холодный ветер дул в лицо Фомы. Довольный, хвастливый шум носился вокруг него; ласково переругиваясь, веселые, с улыбками на потных лицах,
мужики подходили к нему и тесно окружали его. Он растерянно улыбался: возбуждение еще не остыло в нем и не позволяло ему понять, что случилось и отчего все вокруг так радостны и довольны.
Мужик взял в руки топор, не торопясь
подошел к месту, где звено плотно было связано с другим звеном, и, несколько раз стукнув топором, воротился
к Фоме.
Много он народу переспросил о том, где собачья богадельня есть, но ответа не получал: кто обругается, кто посмеется, кто копеечку подаст да, жалеючи, головой покачивает, — «спятил, мол, с горя!». Ходил он так недели зря. Потом, как чуть брезжить стало, увидал он в Охотном ряду, что какие-то
мужики сеткой собак ловят да в карету сажают, и
подошел к ним.
Пятеро мартышек стояло у лотков с съестными припасами.
К ним-то и
подошел, неся в руках полушубок,
мужик.
К нашему столу
подошла одна из «теток», баба лет тридцати, и, назвав меня «кавалером», попросила угостить «папиросочкой». Вскоре за ней подсел и
мужик, справлявшийся у Лаврова обо мне и успокоившийся окончательно, когда после Лаврова один из половых, знавших меня, объяснил ему, что я не сыщик.
— Савоська обнаковенно пирует, — говорил рыжий пристанский
мужик в кожаных вачегах, — а ты его погляди, когда он в работе… Супротив него, кажись, ни единому сплавщику не сплыть; чистенько плавает. И народ не томит напрасной работой, а ежели слово сказал — шабаш, как ножом отрезал. Под бойцами ни единой барки не убил… Другой и хороший сплавщик, а как
к бойцу барка
подходит — в ем уж духу и не стало. Как петух, кричит-кричит, руками махает, а, глядишь, барка блина и съела о боец.
От воза отделился
мужик,
подошел к самой воде, посмотрел, почесался и обратился ко мне...
Пока таким образом Тюлин медленным, мучительным, но зато верным путем
подходил к истинной причине своих страданий,
мужик на той стороне окончательно лишился голоса.
Человек шесть
мужиков выскочили из сарая, схватили пики и стали по ранжиру вдоль стены; вслед за ними вышел молодой малой, в казачьем сером полукафтанье, такой же фуражке и с тесаком, повешенным через плечо на широком черном ремне.
Подойдя к Зарецкому, он спросил очень вежливо: кто он и откуда едет?
Мужик подошел к скамейке и отдернул рогожу. Я не сразу понял, что он делает, и только смотрел, как он ссунул щепкой из черепка, который нес в руках, что-то сероватое, с красными прожилками… Оно шлепнулось как будто в чашку… Потом также тщательно и равнодушно он сдвинул той же щепкой осколки костей и потом… еще кусок чего-то с прядью черных волос…
В московском вокзале Татьяну Васильевну встретили: грязный монах с трясущейся головой,
к которому она
подошла к благословению и потом поцеловала его руку, квартальный надзиратель, почтительно приложивший руку
к фуражке, и толстый
мужик — вероятно деревенский староста; все они сообща ее и генерала усадили в карету. С кузеном своим Татьяна Васильевна даже не простилась — до того она рассердилась на него за быстро прерванный им накануне разговор.
Ей приснились две большие черные собаки с клочьями прошлогодней шерсти на бедрах и на боках; они из большой лохани с жадностью ели помои, от которых шел белый пар и очень вкусный запах; изредка они оглядывались на Тетку, скалили зубы и ворчали: «А тебе мы не дадим!» Но из дому выбежал
мужик в шубе и прогнал их кнутом; тогда Тетка
подошла к лохани и стала кушать, но, как только
мужик ушел за ворота, обе черные собаки с ревом бросились на нее, и вдруг опять раздался пронзительный крик.
К Погодину
подошел Еремей Гнедых,
мужик высокий и худой, туго подпоясанный поверх широкого армяка, насупил брови над провалившимися глазами и сурово доложил...
Весь этот день лошади почтительно обращались с Холстомером. Но обращение Нестера было так же грубо. Чалый жеребеночек
мужика, уже
подходя к табуну, заржал, и бурая кобылка опять кокетничала.
Его провожали жена и невестка, и в это время, когда на нем был хороший, чистый сюртук и в дрожки был запряжен громадный вороной жеребец, стоивший триста рублей, старик не любил, чтобы
к нему
подходили мужики со своими просьбами и жалобами; он ненавидел
мужиков и брезговал ими, и если видел, что какой-нибудь
мужик дожидается у ворот, то кричал гневно...
Гордей Карпыч. Что распелись! Горланят, точно мужичье! (Мите.) И ты туда ж! Кажется, не в таком доме живешь, не у
мужиков. Что за полпивная! Чтоб у меня этого не было вперед! (
Подходит к столу и рассматривает бумаги.) Что бумаги-то разбросал!..
— Здравствуйте, братцы, — вымолвил Антон,
подходя к портным вместе с другими двумя
мужиками.
В толпе раздался хохот. В это время
к Антону
подошли два
мужика: мука, обсыпавшая их шапки и кафтаны, давала тотчас же знать, что это были мельники.