Неточные совпадения
Городничий. Чш! (
Поднимается на цыпочки; вся
сцена вполголоса.)Боже вас сохрани шуметь! Идите себе! полно уж вам…
И вдруг, взглянув
на сына, она отодвинулась от него, замолчала, глядя в зеленую сеть деревьев. А через минуту, поправляя прядь волос, спустившуюся
на щеку,
поднялась со скамьи и ушла, оставив сына измятым этой
сценой.
Мы воротились к берегу садом, не
поднимаясь опять
на гору, останавливались перед разными деревьями.
На берегу застали живую
сцену.
Ему казалось, что стоило Устеньке
подняться, как все мириады частиц Бубнова бросятся
на него и он растворится в них, как крупинка соли, брошенная в стакан воды. Эта
сцена закончилась глубоким обмороком. Очнувшись, доктор ничего не помнил. И это мучило его еще больше. Он тер себе лоб, умоляюще смотрел
на ухаживавшую за ним Устеньку и мучился, как приговоренный к смерти.
Повесили наконец и передний занавес. Симонов принялся его опускать и поднимать особенно приделанными бечевками
на блоках. Павел (когда занавес
поднимался) входил и выходил со
сцены в нарисованные им двери, отворял и затворял им же нарисованные окна. Зрителей и
на это зрелище набралось довольно: жена Симонова, Ванька, двое каких-то уличных мальчишек; все они ахали и дивились.
Студент, слушавший их внимательно, при этих словах как-то еще мрачней взглянул
на них. Занавес между тем
поднялся, и кто не помнит, как выходил обыкновенно Каратыгин [Каратыгин Василий Андреевич (1802—1853) — русский актер-трагик, игра которого отличалась чрезвычайным рационализмом.]
на сцену? В «Отелло» в совет сенаторов он влетел уж действительно черным вороном, способным заклевать не только одну голубку, но, я думаю, целое стадо гусей. В райке и креслах захлопали.
Оркестр проиграл вальс, занавес взвился опять…
Поднялось опять
на сцене кривлянье да хныканье.
Бедная Аксюша при этом хлобыснулась своим красивым лицом
на стол и закрылась рукавом рубахи, как бы желая, чтобы ей никого не видеть и чтобы ее никто не видел. Ченцов, ошеломленный всей этой
сценой, при последней угрозе Маланьи
поднялся на ноги и крикнул ей страшным голосом...
Прямо из трактира он отправился в театр, где, как нарочно, наскочил
на Каратыгина [Каратыгин Василий Андреевич (1802—1853) — трагик, актер Александринского театра.] в роли Прокопа Ляпунова [Ляпунов Прокопий Петрович (ум. в 1611 г.) — сподвижник Болотникова в крестьянском восстании начала XVII века, в дальнейшем изменивший ему.], который в продолжение всей пьесы говорил в духе патриотического настроения Сверстова и, между прочим, восклицал стоявшему перед ним кичливо Делагарди: «Да знает ли ваш пресловутый Запад, что если Русь
поднимется, так вам почудится седое море!?» Ну, попадись в это время доктору его gnadige Frau с своим постоянно антирусским направлением, я не знаю, что бы он сделал, и не ручаюсь даже, чтобы при этом не произошло
сцены самого бурного свойства, тем более, что за палкинским обедом Сверстов выпил не три обычные рюмочки, а около десяточка.
— Ты ошибаешься! Без поощрений гораздо сильнее влюбляются! — полувоскликнула Муза Николаевна, и так как в это время занавес
поднялся, то она снова обратилась
на сцену, где в продолжение всего второго акта ходил и говорил своим трепетным голосом небольшого роста и с чрезвычайна подвижным лицом курчавый Жорж де-Жермани, и от впечатления его с несколько приподнятыми плечами фигуры никто не мог избавиться.
Но когда, по временам, даже и в нем
поднимался какой-то тусклый голос, который бормотал, что все-таки разрешение семейного спора самоубийством — вещь по малой мере подозрительная, тогда он выводил
на сцену целую свиту готовых афоризмов, вроде «Бог непокорных детей наказывает», «гордым Бог противится» и проч. — и успокоивался.
Даже не
поднимаясь на палубу, я мог отлично представить
сцену встречи женщин. Для этого не требовалось изучения нравов. Пока я мысленно видел плохую игру в хорошие манеры, а также ненатурально подчеркнутую галантность, — в отдалении послышалось, как весь отряд бредет вниз. Частые шаги женщин и тяжелая походка мужчин проследовали мимо моей двери, причем
на слова, сказанные кем-то вполголоса, раздался взрыв смеха.
Эта девушка много раз расстраивала и веселила меня, когда, припоминая ее мелкие, характерные движения или же
сцены, какие прошли при ее участии, я невольно смеялся и отдыхал, видя вновь, как она возвращает мне проигранные деньги или,
поднявшись на цыпочки, бьет пальцами по губам, стараясь заставить понять, чего хочет.
Я тоже
поднялся. Трагичность нашего положения, кроме жестокого похмелья, заключалась главным образом в том, что даже войти в нашу избушку не было возможности: сени были забаррикадированы мертвыми телами «академии». Окончание вчерашнего дня пронеслось в очень смутных
сценах, и я мог только удивляться, как попал к нам немец Гамм, которого Спирька хотел бить и который теперь спал, положив свою немецкую голову
на русское брюхо Спирьки.
— Какие там билеты… Прямо
на сцену проведу. Только уговор
на берегу, а потом за реку: мы
поднимемся в пятый ярус, к самой «коробке»… Там, значит, есть дверь в стене, я в нее, а вы за мной. Чтобы, главное дело, скапельдинеры не пымали… Уж вы надейтесь
на дядю Петру. Будьте, значит, благонадежны. Прямо
на сцену проведу и эту самую Патти покажу вам, как вот сейчас вы
на меня смотрите.
Эта патетическая
сцена была прервана шагами в соседней комнате: Алена Евстратьевна отыскивала хозяйку по всем комнатам.
На правах женщины она прямо вошла в комнату Фени и застала как раз тот момент, когда Гордей Евстратыч
поднимался с полу. Феня закрыла лицо руками и горько заплакала.
Посредине
сцены я устроил себе для развлечения трапецию, которая
поднималась только во время спектакля, а остальное время болталась над
сценой, и я поминутно давал
на ней акробатические представления, часто мешая репетировать, — и никто не смел мне замечание сделать — может быть, потому, что я за сезон набил такую мускулатуру, что подступиться было рискованно.
«Хорошенькая встреча», — подумал Ханов и
поднялся четыре ступеньки
на сцену.
Само собою разумеется, что занавесь будет не
подниматься кверху, а раздергиваться
на две стороны;
на ней я прикажу нарисовать ту самую деревеньку в перспективе, которую зрители увидят
на сцене; занавесь же в аллее будет представлять дремучий лес.
Когда опустился занавес, Загоскин должен был, по пиесе, продолжать несколько времени свою болтовню, но
на сцене поднялся такой шум, крик и хохот, что зрители принялись аплодировать: Загоскин шумел и бранился, а мы все неудержимо хохотали.
При поднятии занавеса издали слышен туш кадрили; разнообразная толпа
поднимается по лестнице в здание клуба.
На авансцене с правой стороны сидит, развалясь
на скамье, Наблюдатель, против него
на левой стороне сидит Москвич. Иногородный стоит посреди
сцены в недоумении. Несколько публики, в небольших группах, остается
на сцене; между ними бегает Разносчик вестей.
Чесноков, утвердившись «
на четырех костях», быстро
поднялся на ноги и разом стряхнул с себя всех троих, так что Флегонт Флегонтович первым обратился в бегство, а за ним побежал Метелкин. Я оставался по-прежнему безучастным зрителем этой немного горячей
сцены, в которой не желал принимать активного участия. Чесноков торжественно осмотрел поле сражения и как-то добродушно проговорил...
Поднялись споры… Прогонная плата, части лошадей, старые счеты, очереди, возка дров, прогон почты, провоз заседателей и исправников, сироты, кормежка арестантов — все это теперь выступило
на сцену и обсуждалось горячо и всесторонне. Я несколько раз пытался остановить эти споры тоскливым напоминанием о том, что человек в это время может погибнуть, но ближайший ямщик сказал мне с серьезной непреклонностью...
И когда Цирельман
поднялся, чтобы уйти, и почувствовал
на своей спине десяток жадных, удивленных взглядов, то он вспомнил старое актерское время и прошел вдоль погреба театральной походкой, с выпяченной грудью и гордо закинутой назад головой, большими шагами, совершенно так, как уходил, бывало, со
сцены в ролях иноземных герцогов и предводителей разбойничьих шаек.
Пьеро услыхал. Медленно
поднявшись, он подходит к девушке, берет ее за руку и выводит
на средину
сцены. Он говорит голосом звонким и радостным, как первый удар колокола.
В церкви
поднялось заметное движение. Священник несколько раз оборачивался
на публику, но тем не менее продолжал службу. Начинался уже некоторый скандал. Полояров стоял в стороне и с миной, которая красноречиво выражала все его великое, душевное негодование
на полицейское самоуправство, молча и не двигаясь с места, наблюдал всю эту
сцену — только рука его энергичнее сжимала суковатую палицу.
Пела какая-то молодая красивая певица, и пела отлично, так что Ашанин был в восторге и мысленно был далек от этой залы, где в задних рядах тоже бесцеремонно
поднимались ноги
на спинки чужих кресел, — как вдруг по окончании акта, когда певица, вызванная бурными рукоплесканиями, вышла
на сцену, вместо букетов
на сцену полетели монеты — и большие (в пять долларов), и доллары, и маленькие золотые…
Но столь же невозможно предположить, чтоб зритель,
поднявшись душою выше бушующего
на сцене отчаяния, воспринимал зрелище как поучительный пример того, к чему приводит «гордость».
Тася с трудом
поднялась с постели и начала одеваться. Боль во всем теле, утихшая было
на время, пока она лежала, возобновилась снова с удвоенной силой. С большим напряжением надела Тася короткие, обтяжные панталончики и туфли, приладила шапочку
на своих стриженых кудрях и вышла в темный проход, ведущий
на сцену.
Так что, несмотря
на сильно выраженные в Отелло движения чувства, когда под влиянием намеков Яго в нем
поднимается ревность и потом в его
сценах с Дездемоной, представление о характере Отелло постоянно нарушается фальшивым пафосом и несвойственными речами, которые он произносит.
Инспектор драматических курсов быстрою походкою
поднимается к нам
на сцену с большим листом в руках.
Мгновенно и в зрительном зале, и у нас
на сцене поднимается неописуемый шум.
Я спускаюсь об руку с Ольгой по лестнице и попадаю в какой-то коридор, снова
поднимаюсь на четыре ступеньки и сразу оказываюсь
на подмостках большой, совершенно пустой
сцены, оцепленной двумя рядами стульев. Когда мы появляемся с Ольгой, большая часть стульев уже занята. Полненькая классная дама неутомимо хлопочет.
Шагая в ногу,
на сцену выступили пионеры и пионерки, выстроились в ряд. За ними вторым рядом встали комсомольцы.
На трибуну
поднялся представитель райкома, говорил о пятилетке, о строительстве социализма и приветствовал новые кадры, идущие
на подмогу партии.
Когда занавес
поднялся,
на сцене появилось лучезарное солнце, в середине которого в зеленых лаврах стояло вензелевое имя Екатерины II.
В это время
поднялся занавес для второго акта. Николай Герасимович рассеянно смотрел
на сцену, то и дело направляя бинокль
на заинтересовавшую его ложу второго яруса. Акт казался ему бесконечно длинным. Наконец при громе рукоплесканий занавес опустился.
Раздался звонок, призывавший к
сцене. Воронецкий занял свое место. Занавес
поднялся, по
сцене снова заходили актеры и актрисы, жестикулируя и неестественно разговаривая. Елена, в светло-голубой шелковой тунике, вышла
на авансцену и запела...
Но он этого не знал. И когда она
поднялась нехотя и хмуро, с неудовольствием взглянула
на него подведенными глазами и как-то особенно резко мелькнула бледным, матово-бледным лицом, — он еще раз подумал: «какая она порядочная, однако!» — и почувствовал облегчение. Но, продолжая то вечное и необходимое притворство, которое двоило его жизнь и делало ее похожею
на сцену, он качнулся как-то очень фатовски
на ногах, с носков
на каблуки, щелкнул пальцами и сказал девушке развязным голосом опытного развратника...
Как только
поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях
на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание
на сцену. Наташа тоже стала смотреть.