Неточные совпадения
Улицы, домы, лавки — все это провинциально и похоже
на все в мире, как я теперь
погляжу, провинциальные
города, в том числе и
на наши: такие же длинные заборы, длинные переулки без домов, заросшие травой, пустота, эклектизм в торговле и отсутствие движения.
— Да. Я думаю там остановиться денька
на два,
на три. Еду я, собственно, в Москву. Получил двухмесячный отпуск, но интересно было бы по дороге
поглядеть город. Говорят, очень красивый;.
— Ах, да не все ли равно! — вдруг воскликнул он сердито. — Ты вот сегодня говорил об этих женщинах… Я слушал… Правда, нового ты ничего мне не сказал. Но странно — я почему-то, точно в первый раз за всю мою беспутную жизнь,
поглядел на этот вопрос открытыми глазами… Я спрашиваю тебя, что же такое, наконец, проституция? Что она? Влажной бред больших
городов или это вековечное историческое явление? Прекратится ли она когда-нибудь? Или она умрет только со смертью всего человечества? Кто мне ответит
на это?
— Надо так — сначала поговорить с мужиками отдельно, — вот Маков, Алеша — бойкий, грамотный и начальством обижен. Шорин, Сергей — тоже разумный мужик. Князев — человек честный, смелый. Пока что будет! Надо
поглядеть на людей, про которых она говорила. Я вот возьму топор да махну в
город, будто дрова колоть,
на заработки, мол, пошел. Тут надо осторожно. Она верно говорит: цена человеку — дело его. Вот как мужик-то этот. Его хоть перед богом ставь, он не сдаст… врылся. А Никитка-то, а? Засовестился, — чудеса!
— Пили уж, — серьезно возразил Золотухин и
поглядел в окно
на узкий серп месяца, который низко и скучно стоял над
городом. — Подождем. Вот, может быть, собака залает. Помолчи.
— Изменил!.. — повторила она. — Видно, беспутная какая-нибудь! — прибавила потом. — Подлинно омут, прости господи: любят до свадьбы, без обряда церковного; изменяют… Что это делается
на белом свете, как
поглядишь! Знать, скоро света преставление!.. Ну, скажи, не хочется ли тебе чего-нибудь? Может быть, пища тебе не по вкусу? Я из
города повара выпишу…
— Опустите руку, — сказал Дрозд.
Поглядел долгим ироническим взглядом
на юнкера и ни с того ни с сего спросил: — А ведь небось ужасно хочется хоть
на минутку поехать в
город, к портному, и примерить офицерскую форму?
«Неужели вы забыли, как я обнимал ваши ноги и целовал ваши колени там, далеко в прекрасной березовой роще?» Она развернула бумажку, вскользь
поглядела на нее и, разорвав
на множество самых маленьких кусочков, кинула, не глядя, в камин. Но со следующей почтой он получил письмецо из
города Ялты в свой
город Кинешму. Быстрым мелким четким почерком в нем были написаны две строки...
— Вот что, Васенька, — перебила его Вера Николаевна, — тебе не будет больно, если я поеду в
город и
погляжу на него?
— Минина — Пожарного видели… А потом в «Эрмитаж» зашли… Хотели еще вчера
поглядеть, да не попали, в
городе заканителились… Известно, дело наше хлебное, торговое — тот хорош, другой надобен… Да мы еще побываем
на выставке, когда она вся сполна будет.
Берет калечище Акундина за белы руки, ведет его, Акундина,
на высок курган, а становивши его
на высок курган, говорил такие речи: „Погляди-ка, молодой молодец,
на город Ростиславль,
на Оке-реке, а
поглядевши, поведай, что деется в
городе Ростиславле?“ Как глянул Акундин в
город во Ростиславль, а там беда великая: исконные слуги молода князя рязанского, Глеба Олеговича, стоят посередь торга, хотят войной
город отстоять, да силы не хватит.
Пионер чуть не заплакал, провожая меня и товарища моего из острога, и когда мы потом, уже по выходе, еще целый месяц жили в этом
городе, в одном казенном здании, он почти каждый день заходил к нам, так только, чтоб
поглядеть на нас.
— Калошев мне не надо краденых, я не барин, калошей не ношу. Это я пошутил только… А за простоту твою, когда Пасха придет, я те
на колокольню пущу, звонить будешь,
город поглядишь…
Кожемякин поднялся, не желая — зевнул,
поглядел вдоль улицы, в небо, уже начинавшее краснеть,
на чёрные холмы за
городом и нехотя ушёл.
Манило за
город,
на зелёные холмы, под песни жаворонков,
на реку и в лес, празднично нарядный. Стали собираться в саду, около бани, под пышным навесом берёз, за столом, у самовара, а иногда — по воскресеньям — уходили далеко в поле, за овраги,
на возвышенность, прозванную Мышиный Горб, — оттуда был виден весь
город, он казался написанным
на земле ласковыми красками, и однажды Сеня Комаровский,
поглядев на него с усмешечкой, сказал...
Нанимая дворника, он прочитал в паспорте, что человек этот — мещанин
города Тупого Угла, Алексей Ильич Тиверцев, двадцати семи лет,
поглядел на него и заметил...
Папенька из
города вернулся, застал нас обоих и как-то странно
поглядел на нас.
Несчастливцев. Как ты еще глуп, Аркашка, как
погляжу я
на тебя! Ну, приду я теперь в Кострому, в Ярославль, в Вологду, в Тверь, поступлю в труппу — должен я к губернатору явиться, к полицеймейстеру, по
городу визиты сделать? Комики визитов не делают, потому что они шуты, а трагики — люди, братец. А у тебя что в узле?
Как-то раз, когда Илья, придя из
города, раздевался, в комнату тихо вошёл Терентий. Он плотно притворил за собою дверь, но стоял около неё несколько секунд, как бы что-то подслушивая, и, тряхнув горбом, запер дверь
на крюк. Илья, заметив всё это, с усмешкой
поглядел на его лицо.
Параша. Что ж, хорошо; а
на стражение все-таки лучше. Ты возьми: коли бог тебе поможет, произведут тебя за твою храбрость офицером, — отпросишься ты в отпуск… Приедем мы с тобой в этот самый
город, пойдем с тобой под ручку. Пусть тогда злодеи-то наши
поглядят на нас. (Обнимает его). А, Вася? Может, мы с тобой, за все наше горе, и дождемся такой радости.
— А вот потолкуй-ка еще у меня, потолкуй, — перебил управляющий, делая движение вперед, — я тебя погублю! Завтра же веди лошадь в
город на ярманку, теперь пора зимняя, лошади не надо, — произнес он лукаво, — да смотри, не будет у меня через два дня подушных в конторе, так я не
погляжу, что ты женат, — лоб забрею; я и так миловал тебя, мерзавца!..
Так шло месяц и два. Перед новым годом приехал в их
город его шурин и остановился у них. Иван Ильич был в суде. Прасковья Федоровна ездила за покупками. Войдя к себе в кабинет, он застал там шурина, здорового сангвиника, самого раскладывающего чемодан. Он поднял голову
на шаги Ивана Ильича и
поглядел на него секунду молча. Этот взгляд всё открыл Ивану Ильичу. Шурин раскрыл рот, чтоб ахнуть, и удержался. Это движение подтвердило всё.
— Вот так штука! — сказал мельник в раздумьи и со страхом
поглядел на небо, с которого месяц действительно светил изо всей мочи. Небо было чисто, и только между луною и лесом, что чернелся вдали за речкой, проворно летело небольшое облачко, как темная пушинка. Облако, как облако, но вот что показалось мельнику немного странно: кажись, и ветру нет, и лист
на кустах стоит — не шелохнется, как заколдованный, а облако летит, как птица и прямо к
городу.
Старик с утра уходит куда-то искать покупателей, а Яша по целым дням сидит в номере или же выходит
на улицу
поглядеть столичный
город.
Поехали. По
городу проезжали, — все она в окна кареты глядит, точно прощается либо знакомых увидеть хочет. А Иванов взял да занавески опустил — окна и закрыл. Забилась она в угол, прижалась и не глядит
на нас. А я, признаться, не утерпел-таки: взял за край одну занавеску, будто сам
поглядеть хочу, — и открыл так, чтобы ей видно было… Только она и не посмотрела — в уголку сердитая сидит, губы закусила… В кровь, так я себе думал, искусает.
— Какое ж могло быть у ней подозренье? — отвечал Феклист Митрич. — За день до Успенья в
городу она здесь была,
на стройку желалось самой
поглядеть. Тогда насчет этого дела с матерью Серафимой у ней речи велись. Мать Манефа так говорила: «
На беду о ту пору благодетели-то наши Петр Степаныч с Семеном Петровичем из скита выехали — при ихней бытности ни за что бы не сталось такой беды, не дали бы они, благодетели, такому делу случиться».
Городские вестовщицы тоже прибежали
поглядеть на редкостное и небывалое еще в ихнем
городе зрелище.
Он с недоумением
поглядел на нее, но не возражал больше. Из
города вернулся он недовольный — это она сейчас же почуяла. Наверное и там к нему с чем-нибудь приставали. Точно он в самом деле какой миллионщик; а у него своих денег совсем немного — он ей все рассказал
на днях и даже настаивал
на том, чтобы она знала,"каков он есть богатей".
Кузьма. Очумел… Вот, как видишь, стал зашибать муху и ноне, сказывают, до шмеля дошел… То были мухи, а теперь — шмель… И до сей поры любит.
Погляди: любит! Должно, идет таперь пешком в
город на нее одним глазочком взглянуть… Взглянет и — назад…
— Народу-то сколько! — вздохнул Невыразимов,
поглядев вниз
на улицу, где около зажженных плошек мелькали одна за другой человеческие тени. — Все к заутрене бегут… Наши-то теперь, небось, выпили и по
городу шатаются. Смеху-то этого сколько, разговору! Один только я несчастный такой, что должен здесь сидеть в этакий день. И каждый год мне это приходится!
— А знаешь что, мама? — сказала вдруг Надежда Филипповна, и глаза ее засветились. — Если завтра будет такая же погода, то я с утренним поездом поеду к нему в
город! По крайней мере я хоть об его здоровье узнаю,
погляжу на него, чаем его напою.
По всему
городу стояли плач и стоны. Здесь и там вспыхивали короткие, быстрые драмы. У одного призванного заводского рабочего была жена с пороком сердца и пятеро ребят; когда пришла повестка о призыве, с женою от волнения и горя сделался паралич сердца, и она тут же умерла; муж
поглядел на труп,
на ребят, пошел в сарай и повесился. Другой призванный, вдовец с тремя детьми, плакал и кричал в присутствии...
Убитого Ушакова хоронил весь
город с музыкой и венками. Общественное мнение было возбуждено против убийцы до такой степени, что народ толпами ходил к тюрьме, чтобы
поглядеть на стены, за которыми томился Винкель, и уже через два-три дня после похорон
на могиле убитого стоял крест с мстительною надписью: „Погиб от руки убийцы“. Но ни
на кого так не подействовала смерть Ушакова, как
на его мать. Несчастная старуха, узнав о смерти своего единственного сына, едва не сошла с ума…»
Первое время он думал было последовать совету Ермака Тимофеевича и вернуться, отъехав
на несколько сотен верст, с заявлением, что его ограбили лихие люди, но молодое любопытство взяло верх над горечью разлуки с Домашей, и он в конце концов решил пробраться в Москву,
поглядеть на этот
город хором боярских и царских палат, благо он мог сказать Семену Иоаникиевичу, что лихие люди напали
на него под самой Москвой. В его голове созрел для этого особый план.
Но вот наступили и роды. Муж привез из
города самую лучшую акушерку. Роды были у жены первые, но сошли как нельзя лучше. Когда всё кончилось, роженица пожелала взглянуть
на младенца.
Поглядела и сказала...
— Дадим себя знать! — передразнила его она. — Это мы уж слыхивали.
На словах-то ты
города берешь, а
на деле тряпка-тряпкою,
погляжу я
на тебя. Забыл, видно, клятву-то, что дал мне, отметить моим лиходеям?