Неточные совпадения
Я заметил, что многие
девочки имеют привычку подергивать
плечами, стараясь этим движением привести спустившееся платье с открытой шеей на настоящее место.
Бросив лопату, он сел к низкому хворостяному забору и посадил
девочку на колени. Страшно усталая, она пыталась еще прибавить кое-какие подробности, но жара, волнение и слабость клонили ее в сон. Глаза ее слипались, голова опустилась на твердое отцовское
плечо, мгновение — и она унеслась бы в страну сновидений, как вдруг, обеспокоенная внезапным сомнением, Ассоль села прямо, с закрытыми глазами и, упираясь кулачками в жилет Лонгрена, громко сказала...
Вместо ответа он увидел приближающееся к нему личико
девочки и пухленькие губки, наивно протянувшиеся поцеловать его. Вдруг тоненькие, как спички, руки ее обхватили его крепко-крепко, голова склонилась к его
плечу, и
девочка тихо заплакала, прижимаясь лицом к нему все крепче и крепче.
Старшая
девочка, лет девяти, высокенькая и тоненькая, как спичка, в одной худенькой и разодранной всюду рубашке и в накинутом на голые
плечи ветхом драдедамовом бурнусике, сшитом ей, вероятно, два года назад, потому что он не доходил теперь и до колен, стояла в углу подле маленького брата, обхватив его шею своею длинною, высохшею как спичка рукой.
За железной решеткой, в маленьком, пыльном садике, маршировала группа детей — мальчики и
девочки — с лопатками и с палками на
плечах, впереди их шагал, играя на губной гармонике, музыкант лег десяти, сбоку шла женщина в очках, в полосатой юбке.
Она стояла, прислонясь спиною к тонкому стволу березы, и толкала его
плечом, с полуголых ветвей медленно падали желтые листья, Лидия втаптывала их в землю, смахивая пальцами непривычные слезы со щек, и было что-то брезгливое в быстрых движениях ее загоревшей руки. Лицо ее тоже загорело до цвета бронзы, тоненькую, стройную фигурку красиво облегало синее платье, обшитое красной тесьмой, в ней было что-то необычное, удивительное, как в
девочках цирка.
Cousin, [Двоюродный брат (фр.).] который оставил ее недавно
девочкой, кончил курс ученья, надел эполеты, завидя ее, бежит к ней весело, с намерением, как прежде, потрепать ее по
плечу, повертеться с ней за руки, поскакать по стульям, по диванам… вдруг, взглянув ей пристально в лицо, оробеет, отойдет смущенный и поймет, что он еще — мальчишка, а она — уже женщина!
— Не шути этим, Борюшка; сам сказал сейчас, что она не Марфенька! Пока Вера капризничает без причины, молчит, мечтает одна — Бог с ней! А как эта змея, любовь, заберется в нее, тогда с ней не сладишь! Этого «рожна» я и тебе, не только
девочкам моим, не пожелаю. Да ты это с чего взял: говорил, что ли, с ней, заметил что-нибудь? Ты скажи мне, родной, всю правду! — умоляющим голосом прибавила она, положив ему на
плечо руку.
Он вышел и хлопнул дверью. Я в другой раз осмотрелся. Изба показалась мне еще печальнее прежнего. Горький запах остывшего дыма неприятно стеснял мне дыхание.
Девочка не трогалась с места и не поднимала глаз; изредка поталкивала она люльку, робко наводила на
плечо спускавшуюся рубашку; ее голые ноги висели, не шевелясь.
Потом он захотел тем же способом ознакомиться и со своею собеседницею: взяв левою рукой
девочку за
плечо, он правой стал ощупывать ее волосы, потом веки и быстро пробежал пальцами по лицу, кое-где останавливаясь и внимательно изучая незнакомые черты.
Варвара Павловна постояла некоторое время на месте, слегка повела
плечами, отнесла
девочку в другую комнату, раздела и уложила ее. Потом она достала книжку, села у лампы, подождала около часу и, наконец, сама легла в постель.
— Говори: «здравствуй, баушка», — нашептывала старуха, поднимая опешившую
девочку за
плечи. — Ну, чего молчишь?
— Слушай, — проговорил Маслобоев, спокойно подходя ко мне и стукнув меня по
плечу, — бери нашего извозчика, бери
девочку и поезжай к себе, а здесь тебе больше нечего делать. Завтра уладим и остальное.
Девочка робко, неловко, вся покраснев, кладет ему худенькую, тоненькую прелестную ручонку не на
плечо, до которого ей не достать, а на рукав. Остальные от неожиданности и изумления перестали танцевать и, точно самим себе не веря, молча смотрят на юнкера, широко раскрыв глаза и рты.
Катрин усмехнулась, пожала
плечами и объявила, что она теперь не маленькая
девочка, и что ей наскучило разыгрывать подобные комедии.
Девочка подняла ветви, положила их на
плечо и, не взглянув даже на мальчиков, побежала в ту сторону, откуда раздался голос.
— Застегнись, — угрюмо сказал Илья. Ему было неприятно видеть это избитое, жалкое тело и не верилось, что пред ним сидит подруга детских дней, славная
девочка Маша. А она, обнажив
плечо, говорила ровным голосом...
Яков положил голову спящей
девочки на
плечо себе, охватил руками её тонкое тельце и с усилием поднялся на ноги, шёпотом говоря...
— О, мой милый Иоганус! — говорила она вслух, ловя убегавшую Маньхен и прижимая
девочку к своему увядшему
плечу, откуда трудовой пот давно вытравил поцелуи истлевшего Иогануса, но с которыми, может быть, не хотела расставаться упрямая память.
— Ишь как любит-то! — заметила Варвара, поцеловав свесившуюся через Настино
плечо руку
девочки.
— Настя! Чего ты? — приставала
девочка. — Настя, не плачь так. Мне страшно, Настя; не плачь! — Да и сама, бедняжечка, с перепугу заплакала; трясет Настю за
плечи и плачет голосом. А та ничего не слышит.
Она состояла из неуклюжего платья синей домотканой полосушки, прорванного на локтях, с заплатками из белой холстины, — платья, которое снизу едва прикрывало босые ноги
девочки до колен; вверху от шеи до перехвата оно ниспадало угловатыми, широкими складками, обтягивало и обтирало ей грудь и
плечи.
Татьяна. Слышишь? Ты глупая
девочка… (Гладит ее
плечо.)
Заранее вытаращив глазенки и затаив дыхание, дети чинно, по паре, входили в ярко освещенную залу и тихо обходили сверкающую елку. Она бросала сильный свет, без теней, на их лица с округлившимися глазами и губками. Минуту царила тишина глубокого очарования, сразу сменившаяся хором восторженных восклицаний. Одна из
девочек не в силах была овладеть охватившим ее восторгом и упорно и молча прыгала на одном месте; маленькая косичка со вплетенной голубой ленточкой хлопала по ее
плечам.
Он заботливо одел
девочку и взвалил на
плечи свои узлы.
На
плечах он нес несколько связанных вместе узлов, образовавших целую гору, а за полу его суконного кафтана держалась
девочка лет восьми или девяти, тоненькая, бледная и, видимо, испуганная.
По ней шла
девочка лет семи, чисто одетая, с красным и вспухшим от слёз лицом, которое она то и дело вытирала подолом белой юбки. Шла она медленно, шаркая босыми ногами по дороге, вздымая густую пыль, и, очевидно, не знала, куда и зачем идёт. У неё были большие чёрные глаза, теперь — обиженные, грустные и влажные, маленькие, тонкие, розовые ушки шаловливо выглядывали из прядей каштановых волос, растрёпанных и падавших ей на лоб, щёки и
плечи.
Шею его охватывали детские грязные ручки, и к
плечу прижималось то испуганное личико
девочки, то восторженное и замазанное лицо мальчугана.
— Он болен?.. Он болен?.. Он безнадежен, Люда?.. — закричала я не своим голосом, тряся ее изо всех сил за худенькие, как у
девочки,
плечи.
С пылающими щеками и горящими глазами стала я доказывать деду, что не виновата, родившись такой, не виновата, что судьбе угодно было сделать меня, лезгинскую
девочку, уруской. Дедушка положил бронзовую от загара руку мне на
плечо и произнес с неизъяснимо трогательным выражением, устремив сверкающий взор в небо...
Только я да Лидия Рамзай не «обожали» никого. Когда подруги спрашивали баронессу, почему она не выберет кого-нибудь, независимая
девочка презрительно поводила худенькими
плечами и отвечала без обиняков...
— Дуня… Дуняша… Успокойся,
девочка моя! — зашептала горбунья, обвивая обеими руками худенькие
плечи голосившей
девочки.
Тогда горбунья с тихим ласковым смехом обняла ее за
плечи и, подведя к концу стола, усадила на край скамейки, коротко приказав черненькой, как мушка, стриженой
девочке...
По дороге она расспрашивала
девочку, хорошо ли ей было ехать, не обидел ли ее кто в пути, и, похлопывая Дуню по
плечу, все прибавляла, как бы ободряя ее после каждого ее односложного ответа...
Лицо Ильки было не бледней ее розовых губок. На ее большом лбу и горбинке носа светились капельки пота. Бедная
девочка страшно утомилась и едва держалась на ногах. Ремень от арфы давил ей
плечо, а острый край неделикатно ерзал по боку. Тень заставила ее несколько раз улыбнуться и глубже вздохнуть. Она сняла башмаки и пошла босиком. Маленькие красивые босые ноги с удовольствием зашлепали по холодному песку.
По длинной дорожке от входных ворот шел высокий, статный мужчина. Он был в легком, сером пиджаке и маленькой соломенной шляпе, а через
плечо у него висела щегольская дорожная сумочка. Сзади его в двух шагах семенила давишняя
девочка, у которой теперь в руках был большой портфель.
Она, восемнадцатилетняя
девочка, стояла, глядела в ноты и дрожала, как струна, которую сильно дернули пальцем. Ее маленькое лицо то и дело вспыхивало, как зарево. На глазах блестели слезы, готовые каждую минуту закапать на музыкальные значки с черными булавочными головками. Если бы шёлковые золотистые волосы, которые водопадом падали на ее
плечи и спину, скрыли ее лицо от людей, она была бы счастлива.
— Зачем лгать! — беспечно сказал он, пожимая
плечами, — кошку дала мне маленькая
девочка, которая была зла на горбатую пансионерку за то, что ее наказали без гулянья. Горбатую зовут Карлуша, кошку — Милка; если она ваша — берите ее… Без полиции берите. A я больше ничего не знаю.
A в окошко, теперь освещенное ярким огнем свечи, смотрела белокурая головка
девочки с большими ласковыми глазами и двумя туго заплетенными косичками по
плечам.
— Графине Стэлле скучно, потому что ей нечего делать! — выскочила вперед смуглая черноволосая
девочка, похожая на цыганку, с большим горбом за
плечами. — Графиня Стэлла — лентяйка!
Она взглянула на окружающих ее
девочек, потом на Дусю и вдруг залилась горькими, неудержимыми слезами, припав головой к
плечу своей маленькой заступницы.
И вдруг взгляд её упал на странную фигурку, стоявшую перед окном, Это был мальчик лет двенадцати, смуглый, черноволосый, с лукаво бегающим во все стороны взором. Он смотрел во все глаза на Тасю и смеялся. Что-то неприятное и отталкивающее было в его лице. Видя, что сидевшая на подоконнике
девочка обратила на него внимание, он запустил руку в карман и, вытащив оттуда что-то серое и маленькое, посадил к себе на
плечо. Тася увидела, что это был совсем ручной серенький мышонок.
Громко и весело разговаривая, Александру Михайловну обогнала кучка девочек-подростков. Впереди, с лихим лицом, шла Манька. Под накинутым на
плечи платком гибко колебался ее тонкий полудетский стан. У панели, рядом с ломовыми дрогами, на кучке старых рельсов спал ломовик. Манька громко крикнула...
Он посмотрел с недоумением на маленькую злую
девочку и, пожав
плечами, присоединился к гостям…
За дверью слышалось быстрое перешептывание, подавленный смех. Дверь несколько раз начинала открываться и опять закрывалась, Наконец открылась. Вышла другая
девочка, тоже в розовом платье и белом фартучке. Была она немножко выше первой, стройная; красивый овал лица, румяные щечки, густые каштановые волосы до
плеч, придерживаемые гребешком.
Девочка остановилась, медленно оглядела нас гордыми синими глазами. Мы опять расшаркались. Она усмехнулась, не ответила на поклон и вышла.
Схватит каждый гость по
девочке: кто посильней, тот на
плечо красоточку взвалит, а кто в охапку ее… А князь Алексей Юрьич станет средь комнату, да ту, что приглянулась, перстиком к себе и поманит… И разойдутся.
Он помог выйти толстой маленькой женщине в чепчике на голове и в клетчатом платке на
плечах и высокой, тоненькой и бледной
девочке лет двенадцати на вид, с белокурыми, отливающими золотом кудрями и кротким, миловидным личиком, напоминающим прекрасные лица ангелов, изображаемых на картинах.
Как странно чувствовать себя подростком-девочкой, снова прежней Лидой Воронской, в коричневом только, а не в зеленом институтском платьице, с черным передником, с бретелями на
плечах. Волосы распущены a l'anglaise и связаны на маковке черным бантом. Платье далеко не доходит до пола.
Возмущенная и взволнованная всем происшедшим Даша, вне себя, кинулась к рыдающей Вале, правая щека которой мгновенно покрылась багровым пятном. Обняв обиженную
девочку за
плечи, она прижала ее к себе и заговорила голосом, вздрагивающим от негодования.
Дверь распахнулась, и на пороге показался бородатый мужик, в кучерском кафтане и с большим чемоданом на
плече, весь, с головы до ног, облепленный снегом. Вслед за ним вошла невысокая, почти вдвое ниже кучера, женская фигура без лица и без рук, окутанная, обмотанная, похожая на узел и тоже покрытая снегом. От кучера и узла на
девочку пахнуло сыростью, как из погреба, и огонь свечки заколебался.